Глава 15

Максима привезли на территорию заброшенной фабрики у московской окраины, тычками в спину проводили в темное двухэтажное строение, спустили вниз по выщербленной кирпичной лестнице и заперли в маленькой полуподвальной комнате. Вдоль окрашенных зеленым маслом стен проходили трубы. Имелось и узкое окно под потолком, над дверью находилась забранная в металлический намордник лампа. Возле раскладной кровати, покрытой армейским одеялом, стоял пластиковый стол с бутылкой воды и неожиданно вычурной, в виде керамического царь-колокола, пепельницей. Обстановку дополняли стулья совдеповских столовых, состоящие из металлических труб и дерматиновых сидений.

Максим не знал, сколько времени просидел у стола, глядя в стену и вдыхая смрадную вонь подвала. В соседнем помещении резались в карты охранники. Голова шумела, пульсировал затекающий глаз, а злость требовала выхода. Руки чесались подхватить тяжеленный стул и колошматить им куда попало, мстя за Лапу, за вторжение в его безобидную, никому не мешавшую жизнь.

Горчаков чрезвычайно редко смотрел или читал триллеры. И даже если бы увлекался ими, то вряд ли сумел бы последовать примеру крутых парней — выбраться в узкое окно под потолком, улизнуть, «замочив» охрану. Он тихо лежал на матрасе, глядя в сырую, облупившуюся штукатурку над собой и пытаясь осмыслить случившееся. Еще утром, бродя среди беженцев, он думал о том, сколь велик соблазн доработать и запустить генератор. Помочь сразу всем, а потом смотреть, как будут расти на берегах озер уютные деревеньки, слушать сообщения о выращиваемых в подмосковных хозяйствах клубнике, ананасах, киви, о соперничестве Тульского завода электродеталей с фирмой Бош. Распахивать свою землю симпатичным минитрактором, писать научные статьи, наведываться на ученые форумы в разных концах мира, а каждый вечер заезжать за Маргаритой в местную больницу, чистенькую и оснащенную, как цековский санаторий... Ну почему эта нормальная человеческая жизнь кажется здесь лживой, переслащенной утопией?! Почему одолевает страх всякого, кто берется за настоящее дело? Как помочь людям распрямиться? Реанимировать в потухших душах гордость, сострадание, веру в свое важное предназначение? Может, не зря вложил некий Генеральный Конструктор в пытливые мозги друзей идею аппарата всеобщего просветления? А если порождена она Врагом, искушающим дерзкого?

Дело сейчас, похоже, зашло далеко, в бой вступили Гнусарии. Если утром Максим жалел о данном Маргарите слове и думал о том, что стоило бы рискнуть провести пробный сеанс, даже в условиях, когда шанс помочь кому-то ничтожно мал, то теперь он знал точно, что не подойдет к аппарату ни при каких обстоятельствах, пусть хоть режут. Он нащупал во внутреннем кармане джинсовой куртки свой любимый перочинный нож и обрадовался, словно получил подкрепление.

Прямоугольник оконца начал светлеть, когда заскрежетал замок и в комнате появился Анатолий. Одет он был в униформу простецкого дачника — тренировочные брюки, тенниску и кроссовки. От вылинявшего, не освеженного бритьем лица исходил крепкий запах одеколона, должный перебить дух алкогольного перегара. Судя по всему, куратор эксперимента провел напряженную ночь, но, несмотря на это, приветливо улыбался и держал в руках кофеварку. За брючным ремнем торчал мобильный телефон. Максим отвернулся к стене.

— Утро добренькое! Эспрессо итальяно прямо в коечку — идеальное обслуживание, — весело объявил куратор.

Пленник не прореагировал, Анатолий присел к столу и перешел на деловой тон. По всему было заметно, что разговор ему сейчас вообще не доставлял никакого удовольствия. Угроза и раздражение звучали в голосе.

— Вы слышите меня, господин Горчаков? Оч-чень надеюсь, что обойдетесь без глупостей. Вчерашнее недоразумение спровоцировали вы сами. Весьма сожалею. — Он потер ушибленный подбородок и кивнул на заплывший глаз пленника: — Мы квиты. О халупе своей не жалейте. Нечего вам в сих Богом забытых местах мыкаться. Такие ученые головы должны пребывать в комфорте, и самое главное — подальше от этой земли. — Анатолий закурил, предложив сигареты пленнику. Тот отвернулся. — И что за народ такой — под белы рученьки мужика за границу выпроваживают, а он на рога встал. Да что тут ловить? Царь-колокол (он ткнул сигаретой в пепельницу) не звонит, царь-пушка не стреляет, генератором вашим фиговым только ворон пугать. — Он невесело хохотнул. — Возьмитесь за ум, господин хороший, перестаньте валять дурака. Ваши усилия будут щедро оплачены Фондом...

— Я ничего Не стану делать. — Максим сел и твердо посмотрел на негодяя правым глазом.

— Значит, уперся и не идешь на уступки? Мастак ты искать приключения на задницу. — Скривившись, Анатолий подавил отрыжку. — Скажу определенно — тебе не улизнуть от ответственности. Пусть тебя не колышет, какие планы в башке у твоих боссов. Скажу по секрету — аппаратишко у вас вышел хилый. Как ни напрягайся, а результат будет с гулькин нос. Хоть тресни — народ на путч не поднимешь. Разве что в туалет кто-нибудь в результате облучения лишний раз сбегает. Так что не делай проблем из пустяков. А мы слово держим. Отработаешь, загрузишься со своей крошкой и с пластиковой карточкой американского банка в самолет — и мотай на все четыре стороны. Чем дальше, тем лучше. «Туда, где на озере Чад таинственный бродит жираф!» — продекламировал он, блеснув эрудицией, и подмигнул: — Такая у меня информация.

— Где Маргарита?

— Мы вынуждены были спрятать твою милашку в надежном месте. Завтра должен состояться сеанс. Совсем ни к чему, чтобы девочка стала добычей каких-нибудь подонков. Женщины так беззащитны!

— Вы не тронете ее!

— А это зависит от тебя, как понимаешь. Наша организация не занимается торговлей живым товаром. Девочку придерживают в качестве приза за послушание. Отработаешь — получишь ее в полной сохранности. Мы доставим ее прямо к подножию монумента со всеми необходимыми для далекого путешествия документами. — Вороватые глазки Анатолия в отекших веках свинцово застыли, а на лице проявлялось глобальное отвращение к бытию, свойственное опытным комсомольским работникам, принимающим юную смену в ряды союза после крепкого бодуна.

Максим поморщился.

— Плохо врешь, ублюдок. Попробуй хоть разок взглянуть на себя в зеркало и произнести вслух: «Я честный парень». Это будет мерзкое зрелище.

— Врожденный дефект мимики. И последствия скверной работы. — Анатолий провел ладонью по небритым щекам и цыкнул зубом. — У меня была тяжелая комсомольская юность.

— У меня тоже врожденный дефект — ненавижу всю твою породу, кровососущие твари. И еще знаешь что... Ступай-ка ты к своим шефам и доложи — пусть идут они к черту со всеми своими затеями, Гнусы!

— Ну, ты меня достал, падла! — Анатолий сжал кулаки.

Максим вскочил и выхватил из кармана нож. Он не раздумывал над своими действиями, а лишь подчинился импульсу физического омерзения к личности куратора, как нельзя лучше соответствовавшей облику рожденного его воображением Гнусария. Щелкнула кнопка, блестящее, до бритвенной остроты заточенное лезвие прижалось к шее.

— Не дергайся, гад. Одно движение — и я перережу себе горло. Сеанса не будет, — прорычал Максим голосом железного парня из американского сериала.

— Ну, блин! Чего ты выламываешься, а? Чего еще надо, мужик?

— Я не верю, что Маргарита у вас. Я не уберу нож, пока не услышу ее голос. — Он так сильно прижал кончик лезвия к шее, что он впился в кожу, из ссадины к вороту пуловера потекла кровь.

Анатолий скрипнул зубами, теряя терпение:

— Предупреждали меня, что ты псих! Ведь предупреждали! Пришел как человек, чтобы мирно обо всем договориться! Кофе принес! А здесь такой цирк.

Он достал из-за пояса брюк телефон, набрал номер.

— Роб? Как барышня? Уже завтракаете? Не пропустите тост за наше здоровье. С ней хочет поговорить известный герой. Только смотри, чтобы без фокусов. — Анатолий передал Максиму трубку.

— Маргарита! Ты... — Максим опустился на стул и зажмурился. Такое выражение лица бывает у человека, которому без анестезии вправляют вывих, а он не может себе позволить ни закричать, ни расплакаться. — Маргарита... Завтра должно случиться то, о чем говорил Ласкер. У меня нет выбора. Прости...

В трубке зазвучали торопливые слова Маргариты, а затем раздался глумливый голос Осинского:

— Благотворительный сеанс секса по телефону окончен.

Анатолий выхватил трубку и победно взглянул на поникшего героя:

— Убедился? — Он снова перешел на доброжелательный тон, опасаясь испортить впечатление от коротких, но весьма эффективных переговоров. — Девушка ждет, когда ты отработаешь контракт и составишь ей компанию в Боинге американской компании.

— Она сказала, чтобы я вам не верил, — тихо проговорил сраженный пленник.

— В «веришь — не веришь» — это ты со своей кралей играй. У нас другие игры: все бьют в одни ворота. Ты ж сам сказал, что выбора нет. Нет, Терминатор ты наш! Теперь-то смекнул? — Анатолий взял из его руки нож и рассмотрел лезвие. — Немецкая штучка времен партайгеноссе Штирлица, хорошая сталь. Полагаю, мы переходим к заключению перемирия. Перышко я тебе возвращаю в знак доверия и сочувствия. — Анатолий спрятал лезвие и отшвырнул нож Максиму по пластиковой крышке стола. — Уж если во что и верю всей душой, так это в сознательность интеллигенции и в жертвенную любовь. Девочка, говорят, славненькая. Кто знает, как себя поведут «бульдоги» с прекрасной дамой, если ты нас огорчишь? Ничего святого у нынешней молодежи.

Максим сидел, обхватив руками голову.

— Кончай под психа шарить. Сейчас позавтракаешь, примешь душ и отдыхай, тезисы вещания продумывай. Барышню мы побережем до завершения задания. А ты — ты, Ньютон хренов, свое задание выполнишь, — хряснул кулаком по столу в завершение победной речи Анатолий. Хотел добавить нечто цветистое, но заткнулся — Максим повернул к нему непроницаемое лицо — лицо камикадзе.