В жизни каждого творческого человека происходит встреча, которая заряжает его надолго необыкновенной энергией существования и определяет его дальнейшие поступки. Подобной встречей для владикавказского гимназиста Константина (Дзахо) Гатуева (1892—1938 гг.) явился его приход в 1910 г. в редакцию газеты «Терек» со стихотворением, посвященным Льву Толстому, и знакомство с известным журналистом Сергеем Мироновичем Костриков-Кировым. Дружба начинающего поэта с неординарным репортером и революционером, спустя всего несколько лет превратившегося в одного из вождей страны Советов, определила путь молодого человека в революцию и к резкому отрицанию царского всероссийского самодержавия. Ради этих благородных принципов выпускник владикавказской мужской гимназии бросил на последнем курсе Московский государственный университет и окунулся в кипучие волны революционной деятельности. С 1920 г. по 1923 г. Константин Гатуев занимает ряд ответственных должностей в системе победившей на Северном Кавказе советской власти: заместителя заведующего Терско-Кавказского телеграфного агентства, заместителя председателя Терского политпросвета, а в первом правительстве Горской советской автономной республики с 1920 по 1923 годы — заведующего художественным отделом Наркомпроса (народного комиссариата просвещения). После 1925 г. Гатуев выбирает уже путь научного и творческого работника. Журналистика позволила аспиранту кавказской секции Института Востока, а вскоре сотрудника Коммунистического университета трудящихся Востока написать серьезные научные труды. Многочисленные экспедиции и поездки и солидный собранный этнографический материал открывают Гатуеву дорогу к серьезному писательскому труду. Художественные очерки осетинского писателя: «Куртатинское предание», «Кавцинк», «Гизельстрой», «Мироныч», повести «Ингуши», «Гага-аул» становятся широко известными на Северном Кавказе, а повесть «Зелимхан» в начале 30-х годов, экранизированная на Московской кинофабрике немою кино, стала заметным явлением в стране и демонстрируется во многих странах за рубежом. Конечно, отрицание дореволюционного мира не позволило Гатуеву увидеть в народном герое черты смелого и жестокого разбойника. Но повесть «Зелимхан» еще дважды солидными тиражами (в 1965 и 1971 гг.) издавалась Северо-Осетинским издательством.
Дзахо Гатуев не остановился на стихотворении, посвященном Льву Толстому: свой литературный путь он начал как поэт и находился в 1920—1921 гг. в ближайшем владикавказском окружении М.А. Булгакова... «Мы не знаем, кто был прототипом осетинского пролетарского поэта Авалова, — пишет публикатор «Столовой горы» в журнале «Дарьял» Станислав Никоненко. — Некоторые исследователи предполагают, что прообразом послужил редактор местной газеты Г.С. Астахов. Но, возможно, это собирательный образ...» [12: 16].
Вполне возможно, ведь на страницах романа действуют самые разные герои. Это известный аварский художник Халил-Бек Мусаев и Алексей Васильевич Турбин, очень напоминающий М.А. Булгакова. В советском Владикавказе, из которого только что ушли деникинцы, первым, с кем знакомится Алексей Васильевич, вышедший на поиски работы, стал... Но предоставим слово Слезкину: «В редакции на месте редактора сидел юноша с бородой, в бурке, с револьвером — член ревкома.
— До прихода законной власти газета поступила в распоряжение временного революционного комитета, — говорит он, сверля глазами Алексея Васильевича. — Старые сотрудники могут оставаться на своих местах, если...
Юноша смотрит на свой револьвер. Алексей Васильевич тоже смотрит на него.
— Да, конечно, если.
— Объявлены вне закона только те, кто эвакуировался с Добрармией. Остальные будут амнистированы.
Алексей Васильевич в окно видит Столовую гору, за Столовой горой — Казбек. Улыбочка все еще не оставляет углы его губ. Любезная, смущенная, лукавая улыбка...
Алексей Васильевич съеживается. В улыбке его сейчас только любезность. Но внезапно лицо юноши расплывается. Все его черное, бородатое лицо сияет, глаза из-под сросшихся бровей смотрят смущенно, по-детски. Он заканчивает:
Я тоже поэт... Осетинский поэт... Авалов...
Улыбка явственней играет на губах Алексея Васильевича. Они протягивают друг другу руки. На столе между ними все еще лежит револьвер» [12: 40].
В этом отрывке немало вопросов. Прежде всего, обратим внимание на то, что оставшегося во Владикавказе Алексея Васильевича (Булгакова) навряд ли еще могли величать писателем. А впрочем, уже на бесплатном спектакле для Красной Армии и членов профсоюзов в первом отделении после исполнения «Интернационала», вступительное слово предоставили именно «писателю Булгакову», не написавшему еще ни одной своей пьесы для местного театра [5: 139].
Слезкин познакомил читателей не с кем иным, как осетинским поэтом Дзахо Гатуевым, которого в те годы, как рассказывал его друг Христофор Иванович Грибенник, за мягкий характер и юношескую прямолинейность товарищи называли не иначе, как «Костиком»... И ходил он также с бородкой и в бурке. В таком же наряде читал со сцены и свои стихи. 25 августа 1920 года во 2-м советском театре «Гигант» подотдел искусств устроил выход первого живого журнала искусства и литературы «Карусель». Слезкин читал свой рассказ «Фонарь в переулке», Булгаков — литературные итоги и сообщил хронику искусств, вспомнили о новой книге Маяковского, а потом с чтением стихов выступили «К. Гатуев, Г. Евангулов, Рюрик Ивнев и Н. Щуклин» [13: 158].
Еще Д.А. Гиреев в своей известной книге о Михаиле Булгакове отмечал, что во Владикавказе с 12 июня 1920 г. начал выходить журнал, представляющий исключительный интерес и величайшую редкость». Речь о журнале «Творчество» и вышедших его четырех номерах [1: 133].
Не менее интересен и редок и журнал «Горская мысль», в котором принимал активное участие Константин Гатуев, публикуя свои рассказы и стихотворения. Литературно-художественный и научно-популярный журнал «Горская мысль» № 3 (за февраль 1922 г.) орган Народного комиссариата по просвещению Горской Советской Социалистической Республики печатался на газетной бумаге, но, видно, хорошего качества, так как прошли десятилетия, а он не превратился в безликую желтую массу. Проза Дзахо хорошо известна, а вот с поэзией есть возможность познакомиться впервые. Тем более что подобные стихи он читал и со сцены советского театра. Неясно только одно: почему в известном списке о разгоне подотдела искусств оказался Константин (Дзахо) Гатуев? И возможно ли было «изгонять» из подотдела человека, имевшего заслуги перед революционным движением, тем более вскоре ставшего одним из руководителей Народного комиссариата просвещения Горской Советской Социалистической Республики? М.А. Булгаков очевидно мог обратить внимание на разночтения в названии нового государственного образования, как части РСФСР: «Горская Советская Республика (17 ноября 1920 г.); Автономная Советская Горская Республика (20 апреля 1921 г.); Автономная Горская Социалистическая Советская Республика; Горская Автономная Советская Социалистическая Республика. В общем можно было запутаться.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |