Автор романа «Столовая гора»

Казалось, владикавказский период отношений Юрия Слезкина и Михаила Булгакова давно и обстоятельно изучен. Об этом писали Мариэтта Чудакова, рассказала Татьяна Николаевна Лаппа-Кисельгоф. С большой содержательной статьей выступил Станислав Никоненко [13: 172—195]. То, что Слезкин был самым близким по духу человеком Булгакову во Владикавказе, не раз отмечал сам писатель в «Записках на манжетах». И не только по духу. Слезкин фактически принял бывшего военврача белой армии руководить вначале литературной, а впоследствии театральной секцией Владикавказского подотдела искусств нар-образа, подчиняющегося Терскому Ревкому. Притом доверился человеку, пока известному как автору нескольких газетных статей. В то же время сам Слезкин тогда считался известным русским писателем, автором романов, один из которых «Ольга Орг» был переведен на несколько иностранных языков. Нетрудно догадаться, что именно зав. подотделом искусств помогал своему подчиненному ставить его пьесы на сцене первого советского театра, а, возможно, вначале рекомендовал ему это сделать, чтобы обновить старый репертуар. Во всяком случае, фамилии Слезкина и Булгакова не сходили с афиш до самого их отъезда из города. Вот один из образчиков того времени: «Подотдел искусств 1-й (Владикавказский советский театр). В четверг, 3-го июня (1920 г.), представлено будет: Три миниатюры. В революционные дни: 1. Пламя. Драма в 1 д. соч. Ю. Слезкина. 2. Самооборона. Юмореска в 1 д. соч. М. Булгакова. 3. Красноармейцы. Инсценировка стихов Демьяна Бедного. Лубок Юр. Слезкина») [5: 143]. Или вот. 14 октября, 1920 г. «Вступительное слово «Чеховский юмор» прочтет М.А. Булгаков. Юрий Слезкин выступит с материалом «Чехов в воспоминаниях современников» [с. 159]. Перед этим 25 августа во втором советском театре («Гигант») в живом журнале искусства и литературы «Карусель» Юрий Слезкин читает свой рассказ «Фонарь в переулке». Булгаков выступает со статьей «Хроника искусств» [5: 158].

Встретились они как друзья и в Москве, где Слезкин безоговорочно признавался маститым писателем. Л.Е. Белозерская, вскоре ставшая второй супругой Булгакова, вспоминала: «Москва только что шумно отпраздновала встречу нового 1924 года. Была она в то время обильно разнообразной снедью, и червонец держался крепко... Из Берлина на родину вернулась группа «сменовеховцев». Некоторым из них захотелось познакомиться или повидаться с писателями и журналистами-москвичами. В пышном особняке в Денежном переулке был устроен вечер.

Вот трое — они пришли вместе: Дмитрий Стонов, Юрий Слезкин и Михаил Булгаков. Только вспомнить о них надо не как о трех мушкетерах, а в отдельности. О первом я помню, что он писал рассказы и нередко печатался в те годы. А вот Юрий Слезкин. Неужели это тот самый петербурско-петроградский любимец, об успехах которого у женщин ходили легенды? Ладный, темноволосый, с живыми темными глазами, с родинкой на щеке на погибель дамским сердцам... Вот только рот неприятный, жесткий, чуть лягушачий. Он автор нашумевшего романа «Ольга Орг»... А вот за Слезкиным стоял начинающий писатель — Михаил Булгаков, печатавший в берлинском «Накануне» «Записки на манжетах...» и фельетоны...» [4: 192].

В тех «Записках...», печатавшихся в берлинском журнале красавец с родинкой на щеке мог прочитать иные, не очень приятные воспоминания о Владикавказе: «Беллетрист Юрий Слезкин сидел в шикарном кресле. Вообще все в комнате было шикарно, и поэтому Юра казался в ней каким-то диким диссонансом. Голова, оголенная тифом, была точь-в-точь описанная Твеном мальчишкина голова (яйцо, посыпанное перцем). Френч, молью обгрызанный, и под мышкой — дыра. На ногах — серые обмотки. Одна — длинная, другая — короткая. Во рту двухкопеечная трубка. В глазах — страх с тоской в чехарду играют» [6 т. 1: 476].

Наверное, не очень хотелось уже вставшему «на ноги» московскому писателю читать о себе подобное, тем более прототип Булгакова в романе «Столовая гора», выведенный под именем Алексея Васильевича Турбина не похожий на человека с разнообразными обмотками и с обритой после тифа головой. Да, человек Турбин осторожный, своеобразный, но приличный и внешне, и в поступках.

Так уж получилось, что маститый и начинающий писатели обменялись литературными «подарками». В марте 1924 г. Булгаков дарит Слезкину свою «Дьяволиаду» с автографом: «Милому Юре Слезкину в память наших скитаний, страданий у подножия Столовой горы. У подножия ставился первый акт «Дьяволиады», дай нам Бог дожить до акта V-го — веселого с развязкой свадебной» [13: 175].

В 1925 году Слезкин отвечает только что вышедшим романом «Девушка с гор»: «Дарю любимому моему герою Михаилу Афанасьевичу Булгакову» [13: 182].

Эти надписи на титулах свежепахнущих типографской краской книгах подписывали уже более или менее благополучные литераторы, а тогда во Владикавказе 1920 года Слезкин, очевидно, являлся для Булгакова, начинающего путь в большую литературу, и соратником по подотделу искусств, и другом, и палочкой-выручалочкой. О значении в то время старшего товарища напомнила первая супруга Татьяна Николаевна: «Вообще, Слезкин много в подотдел внес. Через Владикавказ ведь масса народу ехала, много артистов, музыкантов... Он организовал всех, театр заработал, там хорошие спектакли шли: «Горе от ума», Островского вещи... концерты стали давать, потом опера неплохая была, да в таком небольшом городке...». А когда Слезкин с женой и родившимся во Владикавказе сыном уехали, то стал собираться и Булгаков [9: 81].

И все же ответить однозначно на их владикавказские и последующие отношения — нельзя. Хотя бы, прежде всего, понять, когда они познакомились. Во время внимательных, неторопливых бесед с Татьяной Николаевной Леонид Паршин записал: «Татьяна Николаевна твердо помнит, что со Слезкиным Булгаков познакомился позже, когда в ее сопровождении «то ли по объявлению, то ли еще как» отправился в подотдел искусств Городского отдела народного образования устраиваться на работу»... [9: 83]. Тогда как же объяснить другое сообщение, что в только что открытой перед самым уходом белых газете «Кавказ» (февраль 1920 г.) среди сотрудников значатся и Ю. Слезкин, и М. Булгаков [3: 132]. Но на это булгаковеды не обращают особого внимания — возможно, в редакционный список они попали, но знакомы в то время могли и не быть. А вот появление Слезкина у постели больного Булгакова и планы создать подотдел искусств, скорее всего, придуманы автором «Записок на манжетах». В этом произведении, как установлено, необходимо сверять каждую строчку, так как вымысел в нем тесно переплетен с реальностью. Вот уже упоминаемое автором шикарное кресло и шикарная комната в действительности существовали, ибо Булгаков болел на квартире в доме генерала Гаврилова, куда их с женой пригласила хозяйка, чтобы избежать уплотнения жилплощади, начатой новыми революционными властями.

Слезкин является начальником Булгакова и ведет себя как типичный руководитель, от которого зависит многое. Так, он решает после успешно проведенного на сцене театра Чеховского юмора провести Пушкинский вечер и составляет вместе с Булгаковым программу. Тут же командирским тоном для оформления вечера приглашает новую художницу, заведующую изобразительным отделом. И она рисует портрет поэта, похожего на гоголевского Ноздрева. Вечер вначале не удался, но вскоре зрители заразительно хихикали вместе с ведущим [6 т. 1: 485—486].

Внимательного отношения требует и текст романа «Столовая гора», так как с помощью этого произведения можно многое представить о прошлом. Хотя бы загруженность Алексея Васильевича Турбина в должности заведующего театральной секцией, занимающего множеством вопросов: от сохранения памятников до составления революционных плакатов... Не зря считают, что роман Слезкина может служить своеобразным источником, помогающим восстановить облик Булгакова 1920—1921 годов [3: 138]. Возможно и так. Ведь в жизни героев романа происходило все значительно проще... Известно, что новое революционное начальство не оценило стараний первых работников подотдела и, как установил Д.А. Гиреев, они после проверки были изгнаны, то есть, освобождены от работы: 1. Гатуев, 2. Слезкин, 3. Булгаков (бел) (очевидно, белогвардеец — ред.), 4. Зильберминц [1: 139].

Напрашивается предположение, что новое революционное начальство просто приобрело важную, с налаженной работой организацию, оговорив ее первых сотрудников, имеющих подмоченное социальное происхождение: М. Булгаков — сын профессора, Ю. Слезкин из генеральской семьи.

В начале 30-х пути Слезкина и Булгакова расходятся, они видятся все реже и реже. У Слезкина, кроме изданного собрания сочинений, выйдет роман «Брусилов». Но он так и не узнает, что в неопубликованном «Театральном романе» его владикавказского товарища ему будет отведена роль некоего Ликоспастова, завидовавшего творческим успехам старого друга. Но это уже мнение Е.С. Булгаковой и ее сына Сергея Шиловского [6, т. 4: 665]. Ведь никакие параллели и намеки не могут убедить внимательных читателей в том, что автор действительно имел в виду своего старого владикавказского друга Юрия Слезкина. Об этом поведал Станислав Никоненко, пояснив в своей публикации в журнале «Дарьял» «Историю дружбы двух писателей в кривом зеркале литературоведов» [13: 172—195].

Какие основания стали утверждением того, что персонаж «Театрального романа», называемый «змеей» и другими нелестными эпитетами, — действительно человек, прошедший с Булгаковым весь владикавказский период, хлебнувший с ним холод и голод? Несколько схожих утверждений и только. Мнение Е.С. Булгаковой и ее сына Сергея Шиловского ничем не подтверждается. Более того, нет никаких оснований проводить параллели между рассказом Ликоспастова «Жилец по ордеру» и романом Ю. Слезкина «Столовая гора». Во-первых, рассказ и роман жанры разные, а, во-вторых, журналист, выведенный в рассказе, — «хитрый, лукавый карьерист», в романе не встречается [6, т. 4: 433]. Алексей Васильевич Турбин — человек осторожный, но не лживый и не лукавый. Возможно, Слезкин завидовал драматургическим успехам Булгакова, и тот подобное чувствовал, но сравнивать его с Ликоспастовым оснований особых не было. Правда, если вспомнить опять беседу Татьяны Николаевны и Леонида Паршина — «...Со Слезкиным Михаил потом поссорился. Он его в глаза хвалил, а за спиной черт-те что рассказывал» — то можно предположить: образ Ликоспастова вырос не на пустом месте [9: 101].

И все же положительного в их совместной работе во Владикавказе было больше. О том, что подотдел искусств при Слезки не и Булгакове работал плодотворно, проговорился в январе 1922 г. и их злейший враг фельетонист Вокс уже в газете «Горская жизнь». «Концерт во Владикавказе из произведений Грига в зале Консерватории, на фоне почти умершей культурной жизни, мы горячо приветствуем. Последние дни так обнищала театральная и музыкальная жизнь Владикавказа, что о прошлогоднем сезоне приходится вспоминать, как о празднике...». Вокс сетует, что из Владикавказа бегут инженеры, врачи, музыканты, актеры, литераторы, художники и резко критикует «доморощенных рыцарей из Худо Наркомпроса [5: 167].

Есть сведения, что Юрий Слезкин приезжал в 1938 г. во Владикавказ в творческую командировку, но подробности его пребывания не известны [16: 323—324]. Автора романа «Столовая гора» (Девушка с гор). Ю.Л. Слезкина (1885—1947) считают «талантливым незаслуженно забытым русским писателем».