Пора сказать, что на появление ещё одного материала, связанного с очередной загадкой пребывания М.А. Булгакова во Владикавказе, повлияла лишь скудость биографических сведений. Художественное творчество (пьесы, рассказы, фельетоны) не оставляло времени на внимание к документальным деталям быта. И как бы ни хотелось подчеркнуть документальность известных «Записок на манжетах», они, прежде всего, написаны художником слова, и факты владикавказской жизни обыгрываются в угоду художественному образу. Их документальность можно установить только при тщательном исследовании. Поэтому каждое новое сообщение, даже, казалось бы, не влияющее на биографическую канву, вызывает интерес и специалистов, и поклонников творчества писателя.
Так, в 2002 году в средствах массовой информации страны появились сообщения о том, что во Владикавказе найдена пишущая машинка Булгакова. Более подробное сообщение было опубликовано 26 февраля 2002 г. в газете «Северная Осетия»:
«...У вещей, освящённых прикосновением гениев, особая аура. Почти любая из них становится спустя годы и десятилетия для нас, потомков, уже чем-то намного большим, чем просто вещь — бесценной исторической реликвией, встреча с которой в зале музея или на престижном аукционе невольно заставляет проникаться самым настоящим трепетом. И когда из тьмы небытия вдруг всплывает очередная такая реликвия, до того от внимания историков ускользавшая, это всегда превращается в маленькую сенсацию. Тем более что обстоятельства подобных находок, как правило, высвечивают и новые, малоизвестные либо вовсе не известные исследователям абзацы и страницы в книгах судеб тех, кому эти вещи когда-то принадлежали...
Как раз такая сенсационная находка и пополнила около месяца назад фонды Северо-Осетинского объединённого музея истории, архитектуры и литературы (СОГОМИАЛ). Это, ни больше ни меньше, как пишущая машинка и письменный прибор чугунного литья, подаренные в 20-е годы прошлого века здесь, во Владикавказе, Михаилу Афанасьевичу Булгакову. И сама история этой находки — тоже почти детективно-мистическая, изобилующая интригующими загадками и непрояснённостями. Сочинённая судьбой, как нарочно, истинно в булгаковском духе...
А поделилась с «СО» этой историей, над раскрытием тайн которой сотрудники музея сейчас работают, заведующая научно-методическим отделом СОГОМИАЛа Валентина Николаевна Бенина. Человек, во многом именно благодаря которому музей и «вышел» на столь уникальные экспонаты, обогатившие теперь его коллекцию.
Много лет соседом Валентины Николаевны был полковник в отставке Николай Васильевич Булгаков, более двух десятилетий возглавлявший отдел пожарной охраны МВД нашей республики. Родственником великого классика русской литературы он сам себя никогда не считал и, поступая в 1948 году в военное училище, на вопрос членов приёмной комиссии, приходится ли ему кем-нибудь писатель Булгаков, уверенно ответил: «Просто однофамилец». Хотя своя фамильная тайна в их семье хранилась — причём тайна, искать разгадку которой в те непростые годы, предшествовавшие хрущёвской «оттепели», было небезопасно, и о которой вне семейного круга Булгаковы предпочитали не упоминать.
У отца Николая Васильевича был брат Афанасий. Судьба развела их по разные стороны баррикад революции и Гражданской войны: Афанасий ушёл в Белую армию, потом сгинул в лагерях. Следы его потерялись. И даже его брат не только не делал попыток их разыскать, но и внушал домашним: «У нас нет такого родственника и никогда не было!». А в ноябре 1961 года в кабинет Николая Васильевича Булгакова, в те годы уже работавшего в республиканской пожарной части, вошёл совершенно незнакомый ему пожилой человек в костюме и пальто, густо пропахших нафталином, вид которых был такой, будто они долгие годы пролежали на дне какого-то старого сундука. И попросил помочь ему, недавно освободившемуся по амнистии из мест заключения, устроиться на работу в одну из пожарных частей города. Незнакомец не представился, но намекнул, что он — родственник Николая Васильевича. И, получив отказ, ушёл. Только потом, как рассказала Валентина Бенина, её сосед понял: это, скорее всего, и мог быть его дядя Афанасий.
Вскоре после этого Николай Булгаков уехал в Москву на 3-месячную переподготовку. А вернувшись во Владикавказ, узнал от сослуживцев, что незнакомец заходил ещё раз. И попросил передать Николаю Васильевичу старинную пишущую машинку американской фирмы «Royal», чернильный прибор и пачку пожелтевших писем и открыток... Больше того человека Николай Булгаков никогда не видел. Имена, упоминавшиеся в письмах, для него тоже прозвучали, как новые. Но когда он показал эти старые бумаги матери, которая тогда жила в Ростове, та подтвердила: «Да, были у нас такие родственники...»
А чернильный прибор и пишущая машинка так и остались в пожарной части. Машинку там даже приспособили к делу — отстукивали на ней приказы и сводки. И никто долгие годы особенно не обращал внимания на каллиграфическую гравировку на припаянной к ней медной табличке: «Михаилу Афанасьевичу Булгакову от подотдела искусств Терского Наробраза. Владикавказ. 1921 год». Как и на гравировку на тыльной стороне письменного прибора: «Михаилу Афанасьевичу Булгакову от театралов города Владикавказа. 16 мая 1921 года». То есть о существовании этих надписей Николай Булгаков, разумеется, знал, но так и не связал их именно с тем Булгаковым, знаменитым...
После ухода на пенсию он забрал эти реликвии домой. А не так давно решил переехать из Владикавказа в Москву, где сейчас живут его дочь и внучка. И сообщил о том, чем владеет, своей соседке Валентине Бениной — вдруг эти вещи окажутся ценными для науки, и музей найдёт возможность их приобрести?
Вот такая история. Загадок в ней, конечно, немало, и одна интереснее другой. Прежде всего: не являются ли Николай Булгаков и Михаил Булгаков родственниками? Кто был тот таинственный незнакомец, и как попали к нему вещи великого писателя? И где и у кого они сорок лет хранились?
Валентина Бенина поделилась с «СО» такой версией: по воспоминаниям Николая Булгакова, у его дяди Афанасия была, как рассказывали в их семье (правда, это также требует серьёзной проверки), вторая жена Мария, работавшая в 20-х годах вроде бы как раз в Терском отделе народного образования — то есть там же, где и Михаил Булгаков. Не её ли разыскивать приехал во Владикавказ после освобождения Афанасий — если, конечно, действительно был он? И не ей ли, уезжая в 1921 году из Владикавказа в Первопрестольную, оставил на память будущий автор «Мастера и Маргариты» письменный прибор и пишущую машинку, на которой, возможно, он как раз и печатал свои фельетоны, публиковавшиеся в городской газете, — предтече «Северной Осетии» — и свои первые пьесы, ставившиеся на сцене Русского театра, в том числе и «Братья Турбины»?
Как считает Валентина Бенина, есть шанс найти ключ к этим загадкам, если поднять и внимательно просмотреть хранящееся сегодня в фондах музея собрание старых открыток известного владикавказского коллекционера Чарского. Вдруг да обнаружится там открытка, подписанная, к примеру, «Марии — от Афанасия Булгакова», которая поможет здесь что-то прояснить.
«То, что у Михаила Булгакова могли быть во Владикавказе какие-то дальние родственники, — вовсе не исключено, хотя пока ничего об этом литературоведам и не известно. Ведь Владикавказ конца XIX — начала XX века был крупным административным и культурным центром Юга России, где охотно оседали приезжавшие на Кавказ военные и интеллигенция. Может быть, поселился здесь в те годы и кто-то из рода Булгаковых, — так прокомментировал для «СО» сенсационное приобретение музея доктор исторических наук, известный в республике краевед и литературовед Генрий Измайлович Кусов. — Известно — об этом писал в своей книге «Михаил Булгаков на берегах Терека» ещё Девлет Гиреев, — что во Владикавказе жила двоюродная сестра Татьяны Николаевны Лаппа, первой жены писателя, поддержка которой очень помогла чете Булгаковых, задержавшейся в нашем городе волею обстоятельств в то трудное время. Так что корни тут у Булгакова были, безусловно».
«...Эти все тайны неспроста — не иначе как Воландовские шутки», — пошутил один из сотрудников нашей редакции, познакомившись с перипетиями рассказанной здесь истории. Истории, вновь доказавшей: во-первых, тема «Булгаков и Владикавказ» ещё далеко не исчерпана исследователями. А во-вторых, что жизнь порою подбрасывает нам такие сюжетные хитросплетения — никакой романист подобное нафантазировать не сумеет...»
И всё же в «Записках на манжетах» автор нарисовал сочную картинку машинного бюро подотдела искусств Владикавказского отдела народного образования: «...Солнце. За колёсами пролёток пыльные облака... В гулком здании ходят, выходят... В комнате на четвёртом этаже два шкафа с оторванными дверцами, колченогие столы. Три барышни с фиолетовыми губами то на машинках громко стучат, то курят...» И далее автор захотел подчеркнуть характер машинисток: «...Только барышням — ничего! Барышням — страх не свойственен». [6, т. 1, с. 479]
Таким образом, несложно установить «творческий почерк» начинающего, а впоследствии известного писателя М.А. Булгакова. «Почерк»... остался неизменным: все свои большие литературные вещи он вначале набрасывал на бумажные листы, а потом диктовал на машинку. И это являлось важным процессом в его творческой работе. Поэтому и «барышни с фиолетовыми губами» выбирались тщательно. Одно время Булгаков работал с секретарём В.И. Немировича-Данченко О.С. Бокшанской, и от этой дамы немало зависело: она делала критические замечания и иногда приостанавливала творческий процесс. «Вчера, то есть 14-го, — пишет Булгаков жене Елене Сергеевне, — был перерыв в переписке. Ольга какие-то ванны берёт. Завтра, то есть, тьфу, сегодня, возобновляю работу. Буду кончать главу «При свечах» и перейду к балу». [6, т. 5, с. 573]
Так что, в материале Е. Коваленко нет ничего удивительного. Актёры, режиссёры, сотрудники подотдела искусств, зная сложности быта Булгаковых и стремясь отблагодарить даровитого драматурга, вполне могли отметить его отъезд из Владикавказа ценным и нужным подарком. И влияние только что затихшей разорительной Гражданской войны и всенародное обнищание не имели к этому подарку никакого отношения. Мы уже знаем, что былые традиции в центре Терской области остались в актёрской среде непоколебимыми: торжественные проводы режиссёров и банкеты за счёт авторов пьес порой съедали немалые авторские гонорары. Хотя в то же самое время люди могли ходить в поношенной одежде и в стоптанных сапогах.
Что же касается близких родственников у четы Булгаковых во Владикавказе, то этот факт не подтвердился, но семей, с которыми Татьяна Николаевна и Михаил Афанасьевич Булгаков дружили в городе на Тереке, было предостаточно. [9, с. 4] Именно им он и мог оставить машинку и письменный прибор, возможно, для продажи, так как брать с собой тяжёлые громоздкие вещи в дорогу не имело смысла.
И ещё одна важная причина могла повлиять на поступок Булгакова: его нежелание входить в конфликт с новыми большевистскими властями из-за «Приказа по Терскому областному Совету народного хозяйства от 18 июня 1920 года». А учитывая мощную пропаганду в виде рекламных плакатов, расклеенных по улицам и площадям города, смысл грозного приказа был хорошо известен местному журналисту и драматургу М.А. Булгакову.
«Вследствие, — гласил приказ, — острой нужды в пишущих машинках и других множительных аппаратах и в целях более равномерного распределения их, все правительственные, общественные и частные предприятия, учреждения и заведения, частные лица, находящиеся в Терской области, в трёхдневный, со дня опубликования этого приказа, срок обязаны доставить Полиграфическому Отделу Совнархоза сведения об имеющихся у них пишущих машинках, шапирографах, ротаторах и всех других множительных аппаратах, указав систему, номер, название фирмы и степень пригодности. Виновные в сокрытии означенных предметов или в представлении ложных сведений о них будут привлечены к ответственности Революционного Трибунала, а имущество их будет конфисковано. Председатель Облревкома В. Квирквелия. Председатель Облсовнархоза В. Кесаев. Секретарь Облсовнархоза Е. Дзахов». [4, с. 235]
Тем более, 14 мая 1921 г. (до отъезда Булгакова из города оставалось две недели) Владикавказ был объявлен на военном положении. [5, с. 167]
Так вот, в связи со всеми этими выводами и предположениями напрашивается одно предложение: считать современные газеты таким же академическим справочным аппаратом, как и журналы, сборники, книги. Неужели солидная статья в научном журнале, пересказывающая давно известные научные истины, важнее опубликованного, к примеру, в районной газете материала о новых фактах биографии известного поэта, публикации с комментариями ранее не известного письма крупного учёного или, не удивляйтесь, неопубликованной дореволюционной статьи о Л.Н. Толстом?
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |