Польский орел и его орлята

Победители-украинцы обещали защищать права национальных меньшинств и пригласили в свою Национальную раду поляков и евреев: пусть пришлют своих представителей. Здесь галицийские украинцы копировали политику Центральной рады образца 1917 года. Евреи были лояльны новой власти, но послать в Раду своих делегатов не успели. Они только попросили разрешения создать свою милицию для защиты от погромов. Украинцы разрешили, и во время начавшейся вскоре борьбы за Львов еврейская милиция станет на сторону украинцев¹. Поляки в украинскую Национальную раду и не собирались. Они начали с этой новой властью войну.

Есть распространенное обывательское мнение: все народы мира охотно дружили бы друг с другом, но их стравливают нехорошие и корыстные политики, чиновники, банкиры. А простым людям делить нечего. Война поляков и украинцев за Галицию, начавшаяся в ноябре 1918-го, полностью опровергает этот миф. Армий у поляков и украинцев еще не было. Были добровольцы. Бывшие солдаты и офицеры Австро-Венгерской армии. Обычные горожане и крестьяне. Студенты. Гимназисты. Словом, социальный статус не имел значения. Люди разделились по нациям: поляки — за Польшу, украинцы — за Украинскую республику. Смешанные семьи тоже разделились. Каждый знал, за что борется. Образованный украинец, окончивший Львовский университет или просто начитавшийся «правильных» книжек в библиотеке «Просвиты», знал, что воюет за древний город, построенный еще Даниилом Галицким для своего сына Льва, будущего «короля Малой Руси». Это древнерусская, а значит, и украинская земля, куда поляки пришли как завоеватели, воспользовавшись слабостью разоренных монголами древнерусских земель. Настал час исторического реванша. Необразованный украинец не обладал столь обширными сведениями, но отлично знал, что ляхи — его злейшие враги, спесивые и жестокие угнетатели. Их надо изгнать в Польшу, за реку Сан.

Поляки правили Восточной Галицией с XIV века. Даже свирепые повстанцы Богдана Хмельницкого не сумели вырвать эту страну, древнюю Червонную Русь, из когтей белого польского орла. Несмотря на все предвоенные успехи украинского национального движения, Львов оставался городом польским. Поляки составляли две трети (66%) его населения, украинцы — только 15%. Даже топография Львова была польской. Улицы назывались в честь польских королей, писателей, художников. Горожане, проходя мимо гимназии на улице Стефана Батория, любовались на статуи польских ученых и просветителей — Николая Коперника, Тадеуша Чацкого, Анджея Снядецкого. Центральная аллея Иезуитского сада вела на Ягеллонскую улицу. На площадях стояли памятники Яну Собескому, Александру Фредро, Адаму Мицкевичу (до наших дней уцелел только последний). Даже в годы австрийского господства поляки сохранили древнее название города, которое существовало параллельно с официальным немецким названием — Лемберг. И вот когда польский Львов готовился со дня на день стать частью новой Речи Посполитой, приходят нахальные украинцы, которых прежде называли просто «хлопами», и называют эту древнюю польскую землю своей державой?!

Уже после полудня 1 ноября в костеле Святой Эльжбеты польские студенты и военные стали собирать оружие и боеприпасы. В костел Святой Магдалины польские девушки приносили какие-то подозрительные свертки². Первые очаги сопротивления возникли в западной части Львова. Ими стали школа имени Генрика Сенкевича и Академический дом (студенческое общежитие) имени Адама Мицкевича. Небольшие отряды польских патриотов, тогда еще плохо вооруженных, заняли там оборону. Поляки превратили в свой опорный пункт даже собор Святого Юра. Митрополит Андрей оказался фактически под домашним арестом.

На улицах Львова начали обстреливать украинских солдат. Стреляли из окон, из подворотен, нападали неожиданно, из-за угла, пользуясь тем, что солдаты-украинцы были в большинстве своем не львовянами, города не знали. Михайло Лозинский в своих воспоминаниях пишет: «По Зеленой улице идут двое украинских военных. Неожиданно из одной камяницы выскакивает поляк, выстрелами сзади в упор убивает обоих и тут же скрывается в одной из камяниц». По Академической улице идет молодой украинский военный, который сам недавно взял в руки оружие: «Вдруг сзади подбегают два поляка в гражданской одежде, хватают его за руки, приставляют револьвер к голове и стреляют. Все это делается на глазах прохожих, которые не скрывают своей радости»³.

Украинские солдаты почувствовали, что столица их нового государства — чужой и враждебный город, где каждое окно, каждый дверной проем, каждый перекресток может нести им смерть. Все многочисленное польское население города было против них.

Полякам вполне хватало сил. Во Львове тогда было немало польских офицеров, много поляков-солдат, вернувшихся с мировой войны. Существовали нелегальные или полулегальные польские военизированные общества. Так, под видом Общества взаимопомощи бывших легионеров⁴ полковник Владислав Сикорский создал Польский корпус поддержки, который должен был стать частью сил будущей польской армии. В этом «корпусе» было около 200 бойцов. Еще около 200 бойцов было в созданных капитаном Чеславом Мончинским Польских военных кадрах и 300 человек (в том числе 40 женщин) — в Польской военной организации. Военное руководство польским сопротивлением взял на себя Чеслав Мончинский.

Семьсот бойцов — не так уж мало для начала уличных боев. К тому же к этим небольшим отрядам стали присоединяться польские патриоты. Среди них встречались и женщины, и студенты, и даже гимназисты. Юным защитникам польского Львова было по четырнадцать—пятнадцать лет. В польской историографии их называют львовскими орлятами. Польская террористка Александра Загурская создала Добровольческий женский легион. В этот легион за три недели боев вступило 400 женщин и девушек. Они не только служили санитарками, медсестрами, курьерами, но и сражались с винтовками и маузерами в руках. Некоторые брали с собой детей. Одним из самых молодых бойцов стал четырнадцатилетний сын Александры Загурской Ежи (Юрек) Бичан. В письме к отцу он написал, что идет «в армию», потому что это его долг: людей на передовой не хватает, а Львов надо освободить. Мальчик погиб под обстрелом украинской артиллерии в бою за Лычаковское кладбище. Но большинство орлят остались в живых, многие пережили и вторую Речь Посполитую, и Вторую мировую войну, некоторые увидели падение коммунизма в Восточной Европе и создание современной Польши. Последний из орлят, Александр Ян Салацкий, прожил сто четыре года. В 1918-м ему было четырнадцать. Он научился стрелять из винтовки системы Манлихера и под командованием Чеслава Мончинского защищал школу имени Генрика Сенкевича от сечевых стрельцов. В 1920-м шестнадцатилетний Александр будет снова сражаться за Львов, на сей раз — против Красной армии. После войны он работал учителем, преподавал польский и украинский. Почти всю Вторую мировую войну провел в нацистских лагерях, где видел сына Сталина — Якова Джугашвили (или, вероятнее всего, человека, который выдавал себя за сына Сталина). Львов покинул еще до Второй мировой. Старость провел в городке Тыха, что в Силезии, к югу от Катовице. Оставил мемуары. Александр Ян Салацкий умер в марте 2008 года в звании полковника Войска Польского.