Еще 3 января 1918-го на совещании украинских социал-демократов Винниченко честно признал: «Какой у нас может быть выход? Возможно, заключение сепаратного мира и призыв немцев на помощь»1. В начале января это еще шокировало и товарищей по партии, и других делегатов Рады. Но к концу января немцев и в самом деле звали на помощь. Кабинет Винниченко ушел в отставку, избежав позора, и приглашать немцев на Украину пришлось уже новому, сформированному в основном из эсеров кабинету Голубовича. Его правительство называли кабинетом студентов и гимназистов. Это не такое уж и преувеличение, ведь в правительство входили народные министры двадцати пяти — тридцати лет.
Их коллеги, молодые дипломаты, наладили хорошие отношения с немцами. С самого начала переговоров в Бресте и представители Рады, и делегаты Совнаркома обедали вместе с немцами в офицерской столовой. Троцкий решил, что это неправильно, и велел своим советским товарищам обедать отдельно. А украинцы по-прежнему обедали с немцами и в непринужденной обстановке продолжали переговоры. Немцы и австрийцы шли им навстречу.
В Бресте у большевиков и украинцев был один сильный и до поры до времени общий союзник, которого они умело использовали на переговорах с немцами и австрийцами. Этим союзником был голод в Германии. Немецкие рабочие уже давно перешли на картофель, который приправляли рассолом от селедки. Коровье масло им заменял маргарин, который отпускали по карточкам (70—90 граммов в неделю). К зиме 1918-го вместо картошки ели уже брюкву. Хлеб тоже по карточкам — 1800 граммов в неделю. На день получается 257 граммов хлеба. Напомню читателю, что в блокадном Ленинграде в страшном декабре 1941-го рабочий получал хлебную пайку в 250 граммов, но уже в феврале 1942-го — 500 граммов. Правда, немец мог еще рассчитывать на 240 граммов мяса в неделю. В Австро-Венгрии было не лучше. К тому же в отличие от спаянной тевтонским духом и технически оснащенной Германии лоскутная Дунайская монархия уже давно утратила большую часть своего военного потенциала.
Благополучные европейцы не привыкли к скудной жизни. Продовольственный вопрос — вопрос победы или революции. Будут хлеб и мясо — будет война до победы. А без продовольствия не избежать революции. Ее ожидали не только большевики. Граф Чернин боялся, что, вернувшись из Брест-Литовска с пустыми руками, он спровоцирует всеобщее народное восстание. «Без Украины голод был неизбежен»2, — утверждал генерал Людендорф.
В такой обстановке медлить означало идти на поводу у большевиков. Война между Киевом и Петроградом была на руку немцам, ведь Украина могла дать Германии почти все необходимое. 1917-й был урожайным, зимой Украина лопалась от зерна, мяса, сала. Голода не было и в помине. «Здесь мы живем в очень хороших условиях и в смысле еды; все есть вдоволь»3, — писал из Полтавы академик Вернадский 31 декабря 1917 года.
Договор с Украиной был немцам не просто выгоден — он был необходим. Подписав его, можно было заставить большевиков смириться, поставив их перед свершившимся фактом: «...украинские делегаты договорились с Кюльманом и Черниным относительно продажи Украины»4, — в раздражении напишет Троцкий.
Пока последние украинские части отступали на запад по Брест-Литовскому шоссе Киева, в самом Брест-Литовске секретари уже расставляли на столах чернильницы, готовили бумаги.
Тщетно большевики пытались этому помешать. Народный секретариат направил радиограмму: «Киев освобожден. Героическая борьба украинских советских войск закончилась полной победой. Члены так называемой Центральной рады скрываются. Народный секретариат Украинской республики переезжает из Харькова в Киев. <...> Освободившаяся Украина твердо вступает в круг федеративных советских республик»5. Сталин в Петрограде возмущался: немцы, «затевая договор с мертвецами», «сделаются посмешищами (так в источнике. — С.Б.) всего мира»6.
Однако немцы знали хорошее средство, чтобы мертвецов воскресить. На Восточном фронте оставалось достаточно войск, чтобы без труда оккупировать Украину.
Тем временем граф Чернин порекомендовал украинцам «переговорить наконец с петербуржцами напрямик», и те не преминули воспользоваться этой возможностью: «Представители украинцев просто осыпали петербуржцев дикой бранью. Троцкий был в таком расстроенном состоянии, что на него было жалко смотреть. Он был страшно бледен. Лицо его вздрагивало. Большие капли пота струились у него со лба. Он, очевидно, тяжело переживал оскорбления, наносимые ему перед иностранцами...»7
Троцкий пытался выиграть уже безнадежную партию нестандартным ходом, на который только он и был способен. От имени Совнаркома (хотя и без согласования с ним!) Троцкий объявил участникам конференции, что Россия не подписывает мирный договор, но прекращает войну и демобилизует свою армию. Он всерьез надеялся, что немецкие солдаты откажутся воевать против добровольно разоружившейся России, что, увидев опустевшие русские окопы, они не пойдут дальше, не станут выполнять приказы офицеров и генералов и служить «германскому империализму».
На следующий день Троцкий отправил председателю Совнаркома Ленину и главкому Крыленко телеграмму, где информировал о своем решении и то ли призывал, то ли приказывал: «...немедленно (издать. — С.Б.) приказ о прекращении состояния войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах»8. Обрадованный Крыленко откликнулся тут же: «Всем, всем, всем... Мир! Война кончена. Россия больше не воюет. Конец проклятой войне»9.
Ленин, потрясенный такой чудовищной и непоправимой ошибкой своего наркома, велел скрыть телеграммы Троцкого и Крыленко. Но было поздно. Весть облетела уже не одни лишь дипломатические круги России, Германии, Австро-Венгрии, а стала известна мировой общественности. Армия начала разоружаться, немцы — готовиться к наступлению.
27 января Севрюк и Левицкий от имени Украинской Народной Республики подписали мирный договор с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией. Эти державы признали УНР. Секретное соглашение предусматривало поставки огромного количества украинского зерна, мяса, яиц в Германию и Дунайскую империю. А получить зерно, мясо и яйца можно было, только выгнав большевиков и восстановив власть Рады над Украиной. Брестский мир в Германии назовут «Хлебным миром» — das Brotfrieden.
Эрих Людендорф говорил о целях германской политики по-военному прямо: «На Украине надо было подавлять большевизм и создать там такие условия, чтобы иметь возможность извлекать из нее военные выгоды и вывозить хлеб и сырье. Для этого мы должны были сильно углубиться в страну; другого выхода для нас не оставалось»10. Макс Гофман был дипломатичнее и красноречивее, но, в сущности, говорил то же самое: «...после заключения мира и сами украинские уполномоченные не скрывали безвыходного положения своего правительства и открыто обратились к Германии с просьбой о поддержке. Для меня было ясно, что мы не можем игнорировать этой просьбы. Мы сказали "а" и должны были теперь сказать "б"; мы признали законность украинского правительства и заключили с ним мир; мы обязаны были, следовательно, позаботиться, чтобы мир, который мы провозгласили, действительно осуществился <...>. Вследствие этого наши войска вступили на Украину...»11
А советскую Россию немцы «принудят к миру» через месяц с небольшим. Новое германское наступление будет просто нечем отразить. Германские войска начнут продвижение вглубь Украины, оккупируют восточную Белоруссию, Лифляндию, Эстляндию и остановятся в восьмидесяти километрах от Петрограда. Ленин с немалым трудом убедит Совнарком и Центральный исполнительный комитет согласиться на «похабный», «несчастный», «аннексионистский» Брестский мир.
Примечания
1. Цит. по: Михутина И. Украинский Брестский мир. С. 77.
2. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. М.: Вече, 2014. С. 501.
3. Вернадский В.И. Дневники 1917—1921. С. 229.
4. Троцкий Л.Д. Моя жизнь: опыт автобиографии. С. 310.
5. Михутина И. Украинский Брестский мир. С. 113.
6. Там же. С. 114.
7. Там же. С. 101.
8. Михутина И. Украинский Брестский мир. С. 120.
9. Там же.
10. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг. С. 501.
11. Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 211.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |