Власть должна была перейти к Народному секретариату — советскому украинскому правительству, которое переехало из Харькова в Киев. В Киев переехал и Центральный исполнительный комитет Всеукраинской рады рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Именно украинским словом «рада» (а не русским «совет») назван высший орган власти в республике. Новая власть подчеркивала свое «украинство». Народный комиссариат по военным делам разместили в том же здании, где при Центральной раде было Военное министерство. Над зданием повесили красное знамя с двумя желто-голубыми полосками в левом верхнем углу1. Это был флаг советской Украины — Украинской Народной Республики Советов. Официальные документы и обращения к населению печатались в главной газете советской Украины — «Вестнике Украинской Народной Республики». Правда, выходила эта газета на русском.
Но реальной власти Народный секретариат и Всеукраинский ЦИК не получили, потому что войска подчинялись Муравьеву, а не Коцюбинскому или Евгении Бош. Последняя занимала пост секретаря по внутренним делам, то есть должна была отвечать в том числе и за порядок. Евгения Богдановна предложила Муравьева арестовать, ее поддержали товарищи Бакинский и Затонский. Но осуществить задуманное было довольно трудно.
Муравьев игнорировал Народный секретариат, вообще не принимал всерьез советское украинское правительство. Главком совершенно рассорился с украинцами, настроил их против себя: «Он уже в Полтаве <...> взял определенно резкий тон, тон оккупанта»2. Это писал Антонов-Овсеенко, который Муравьева ценил, всячески защищал и в своих мемуарах не побоялся дать своему бывшему соратнику самую высокую оценку. Но даже он говорил про «тон оккупанта».
В Муравьеве украинцы не без основания видели «центра-листа», то есть, говоря другими словами, русского националиста-имперца. Владимир Затонский писал в Петроград, к Сталину, просил отозвать Муравьева. В числе обвинений против командующего, быть может, самым важным было это: Муравьев «показывал явно, что Украина завоевывается именно великорусскими войсками»3. Таким образом, «покоритель Киева» совершенно разрушал тонкую большевистскую игру с украинцами. Он сорвал покрывало с национальной политики большевиков, дискредитировал их.
Разумеется, в этом не было ни следа заговора. Муравьев искренне считал, будто все делает правильно. Его войска действовали со своим главкомом заодно. По словам Николая Полетики, портреты «Шевченко срывали со стен и топтали ногами. Говорить на улицах на украинском языке стало опасно»4. Человека могли арестовать и расстрелять даже за украинскую прическу. Так, 27 января красногвардейцы поймали несколько человек, которые на свое несчастье носили чуприны (чубы). Проверили документы — оказалось, что у них и документы на украинском. Арестованных сочли гайдамаками и собрались расстрелять. На этот раз расстрел остановил сам Муравьев. Оказалось, это были украинские большевики, которые воевали за советскую власть5. Им очень повезло, потому что за документы на украинском обычно убивали. Особенно отличались этим солдаты 2-й армии, «ремнёвцы», как их стали называть по фамилии нового командующего6. «Складывалось впечатление у населения, что ремнёвцы борются вообще с украинцами»7, — вспоминал народный секретарь Николай Скрипник. Его и самого чуть было не расстреляли как раз за украинские документы8. Такая же участь грозила и Затонскому. Увидев у этого интеллигентного большевика документы на украинском, красногвардейцы решили, что перед ними член Центральной рады. Его спас только мандат Совнаркома, подписанный самим Лениным.
Местные русские рабочие, участники январского восстания или просто сочувствующие, присоединились к победителям. На Шулявке «рабочие и извозчики, вооруженные, запруживали улицы <...>, расставляли стражу, ловили "украинцев"», — писал Павел Христюк, бывший государственный секретарь, а теперь — министр внутренних дел в правительстве Голубовича9.
Интереснейший эпизод приводит в своих воспоминаниях генерал Владимир Мустафин. Однажды к нему с обыском нагрянул отряд красногвардейцев. «Конфисковали» ордена и золотые часы, даже не обратив внимание на двадцать винтовок с патронами, которые лежали на видном месте, едва замаскированные. Пожилой красногвардеец разговорился с хозяевами, заметив: «Хорошо, что вы не украинцы, надо стоять за "единую Россию"! Мы, большевики, ее сделаем вовсе великой, и "отобьем охоту у хохлов и других растаскивать ее по частям!"»10
«Национально-большевистская» программа этого замечательного русского красногвардейца, конечно же, не имела ничего общего с идеологией большевизма тех времен, со взглядами Ленина, Троцкого, Зиновьева. Но простые большевики и эсеры, в глаза не видевшие «Капитал» Маркса, в большинстве оставались прежними русскими людьми. Их патриотизм уже тогда сочетался с космополитической идеологией марксизма. И они искренне считали, будто воюют не только за счастье трудящихся всего мира, но и за Россию.
А ведь в армии Муравьева встречались и украинцы, немало их было и среди участников январского восстания. Откроем мемуары Дмитрия Дорошенко, который не успел покинуть Киев с другими членами Центральной рады: «Вот далеко на тротуаре показалась одинокая человеческая фигура, приближается к нам; видим — молодой хлопец в обшарпанной солдатской шинели и бараньей шапке, за плечами винтовка, через плечи крест-накрест ремни с патронами; подходит, здоровается, разговорился. Начал ругать "украинцев", что арестовали его и три дня не давали есть. (Очевидно, то был один из участников январского восстания. — С.Б.) Кто-то из толпы сказал, что, мол, пропала уже та Украина. — Как пропала? — живо откликнулся боец и начал говорить на чистой украинской мове: совсем не пропала, а только теперь и начинает жить; теперь только и настанет счастливая жизнь для бедного народа, все будет дешево, и хлеб, и сало, и мясо. "Я, говорит, сам украинец, но я был против Центральной рады, потому что она связалась с немцами да буржуями и продала народные интересы!" Постояв немного и поговорив так, боец попрощался с нами и пошел дальше "до дому" на Лукьяновку. Мы слушали и ушам не верили: так вот они, эти страшные большевики?!»11
В Киев начали передислоцировать артиллерию. Солдаты одной из батарей, отметил Дорошенко, «очень молодые и все как один кацапы12. Но нет: один был украинцем. Чернявый, не слишком молодой, командовал артиллерийским расчетом. Этот тоже утешал всех украинской мовой, что Украина теперь будет хорошо жить, что подешевеет каменный уголь...»13.
Среди «молодых, безусых солдат» (видимо, из 2-й армии Берзина/Ремнёва), что говорили и ругались исключительно «по-московски» (по-русски), Дорошенко приметил бывалого рябого матроса. Увидев портрет Шевченко в витрине книжного магазина, этот матрос радостно воскликнул: «Батько Тарас!»14
В армии Муравьева, как мы помним, был и украинский отряд — червонные казаки. Украинский большевик Владимир Затонский высоко оценил заслуги этих казаков, противопоставляя их другим муравьевцам: «Были у нас отряды червонного казачества под командой Примакова, которые и охраняли Киев от банд Муравйова. На этой почве и происходили с ним столкновения. Муравйов всячески поддерживал свои войска»15. Значит, украинские и русские большевики впервые столкнулись друг с другом?
Примечания
1. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 227.
2. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне 1917—1918. Кн. 1. Т. 1. С. 103.
3. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 223.
4. Полетика Н. Виденное и пережитое. С. 115.
5. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 161.
6. Там же. С. 112.
7. Там же.
8. Там же. С. 112—113.
9. Христюк П. Замітки і матеріали до історії української революції 1917—1920 рр. Т. 2. С. 128.
10. Гетман П.П. Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 443.
11. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 222.
12. В оригинале — «кацапчуки».
13. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 222.
14. Там же. С. 222—223.
15. Гриневич В.А., Гриневич Л.В. Слідча справа М.А. Муравйова. С. 222.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |