1
В январе 1915 года архиепископ Евлогий писал министру внутренних дел Маклакову: «...государственное объединение Галичины с Россией тогда только будет прочно, когда она объединится и в нашей родной православной вере. Если же... она останется в унии, то она будет таким опасным гнездом украинско-мазепинского сепаратизма, который доставит нашему Правительству много забот, мы приобретем вторую Финляндию»1.
Браво, отец Евлогий! Эта фраза стоит всех исследований русской церковной политики в Галиции. Смысл, цели и задачи этой политики изложены в нескольких строчках. Даже враги архиепископа Евлогия не сомневались в его искренности и благочестии: «...как человек он в моральном отношении стоял безмерно выше Антония (Храповицкого. — С.Б.), но отличался каким-то диким фанатизмом, что доходил до жестокости по отношению к другим верующим, в данном случае — к униатам»2, — писал Дмитрий Дорошенко.
Отец Евлогий не отрекался от своих убеждений, но, отвечая на критику, замечал: «Присоединение к православию мне представлялось постепенным сознательным процессом»3. И он, и русские чиновники и военные, знавшие об унии по книгам Николая Костомарова, были уверены, что несут народу Галиции свободу от ненавистного, навязанного поляками «папизма».
Да, были времена, когда поляки и русины-ренегаты навязывали унию православному населению Украины, а православные козаки раз за разом поднимали против них народные восстания. Униатских священников топили в проруби, бросали на корм днепровским осетрам. Но эти времена давно прошли. На Большой Украине уния была изведена при Николае I4. Греко-католическая (униатская) церковь сохранялась лишь под покровительством империи Габсбургов. И там начался новый, неожиданный этап ее истории, которого и представить не могли ни русские, ни поляки. За минувшие полтора века греко-католическая церковь в Галиции стала национальной, украинской. Находились приходы, стремившиеся вернуться в православие (в Австро-Венгрии была свобода вероисповедания), но основная масса галичан, даже москвофилов, исповедовала греко-католичество.
Правда, среди украинских интеллектуалов, особенно на Большой Украине, встречалось уже много безбожников. «Капитал» Маркса стал настольной книгой будущих вождей петлюровщины. Но верующие националисты всё больше симпатизировали именно униатству: «Среди украинской интеллигенции был вообще вкус к унии совсем не по религиозным мотивам, а из желания и здесь как-нибудь обособиться от России», — замечал Василий Зеньковский5. Это сказано про жителей Большой Украины. В Галиции же греко-католичество было важнейшей частью национальной жизни.
Подготовке униатского духовенства уделялось исключительное внимание. Чтобы получить сан священника, претендент должен был окончить теологический факультет Львовского университета. Но и после этого ему не давали прихода. Нужно было несколько лет отслужить в приходском храме, познакомиться с прихожанами, узнать их жизнь, их нужды, интересы. Митрополит Андрей Шептицкий так наставлял униатское духовенство Галиции: «Мы, всечестные отцы, должны во всём сблизиться с народом <...>. Сближаясь с народом, мы должны, как граждане, а тем более как пастыри, поддержать всякое культурно-экономическое стремление, к которому наши люди рвутся»6.
Образованный, грамотный униатский священник был для крестьян-русинов духовным авторитетом. И он был свой — в отличие от священников-румын с Буковины.
Мужики несли своим батюшкам все самое лучшее: прекрасно вышитые рушники, превосходную рыбу, если была дичь — то и дичь, поросят, гусей, уток, яйца в плетеных корзинках, сметану, черешню, яблоки, бочки душистого меда, покрытые свежими липовыми листьями. Добровольно несли, без понуканий. Зато и батюшка был их представителем и защитником, просветителем и наставником. Украинские селяне в Галиции говорили тогда: «...батюшка у нас решительно везде голова: и в церкви, и вне церкви»7.
Греко-католичество было для украинских крестьян Галиции верой и отцов, и дедов. 12 апреля 1915 года протопресвитер русской армии Георгий Шавельский посетил униатское богослужение в Бродах: «...пели по-униатски; большинство песнопений пелись всей церковью, — вспоминал отец Георгий. — Меня особенно удивили песнопения "Ангел вопияше" и "Отче наш", исполненные всей церковью особым вычурным напевом чрезвычайно красиво и стройно. Многие из молящихся, особенно женщины, стояли с молитвенниками, по которым следили за богослужением. Церковь была полна народу. Порядок был образцовый. Вся обстановка службы создавала торжественное молитвенное настроение.
— И наши хотят еще учить их, когда нам надо от них учиться? — обратился ко мне доктор8, когда мы выходили из церкви»9.
Униатское богослужение заинтересовало и Михаила Пришвина. Священник «в малиновой шапочке, бритый, как папа», вел службу, а дьякон «тонко, умно, изящно» проповедовал о мире. Более всего удивили Пришвина проповедь и молитвы на украинском: «Первый раз услыхал законный существующий украинский язык. Чудесное "Примите, ядите" — утешение, сложение рук священника, певчие и продолжение пения народом...»10
2
Идея перекрестить народ Галиции в православие была придумана русскими церковными (епископ Дионисий, архиепископ Евлогий, митрополит Антоний) и светскими (граф Владимир Бобринский, Сергей Сазонов) интеллектуалами, а также радикально настроенными неомосквофилами. Народ же большей частью различий между двумя религиями не видел.
Русские солдаты, к несказанному ужасу архиепископа Евлогия, молились и причащались в униатских храмах, вместе с униатами восклицали: «Святой Священномучениче Иосафате, моли Бога о нас»11. Святой священномученик Иосафат — это Иосафат Кунцевич, которого православная церковь считала гонителем истинной веры. Он жил в начале XVII века, боролся за унию чересчур активно, и в конце концов православные жители города Витебска разорвали его на части. Но откуда это было знать простому русскому солдату?
Читатель может составить представление о религиозности жителей Западной Украины хотя бы по забавному рассказу Куприна «Запечатанные младенцы». Куприн описывает село в украинском Полесье. Там находились православная церковь и костел. Но церковь стояла заколоченной, потому что у нее не было своего священника. Народ, оставшись без пастырского окормления, потянулся в костел. Селянам понравились «музыка, благоговейная тишина, торжественность богослужения, великолепный ритуал». А догматические различия католицизма и православия были этим полещукам12 совершенно неизвестны. Обеспокоенная епархия наконец-то отправила в село священника, отца Анатолия. И православный поп, стараясь вернуть прихожан, ввел у себя в храме «католический обиход». «Возглас к Евангелию он читал на мотив Secula Seculorum и говорил проповеди на малороссийском языке»13. Так что особенного религиозного антагонизма на Западной Украине не было.
В свою очередь, украинские греко-католики не возражали, если им присылали православного священника на место бежавшего в Вену униата, лишь бы священник служил так, как им было привычно, то есть по-униатски. Тогда конфликтов не возникало. Отец Георгий спрашивал прихожан в Бродах:
«— Что ж, вы привыкли к новому священнику?
— А чего не привыкнуть?
— Да он же не похож на вашего прежнего: он с длинными волосами, бородой и в рясе.
— Так что ж? Наш як папа, а этот як Христос...»14
В Галиции, особенно на востоке, невдалеке от русской границы, находились сёла, где жители в самом деле хотели перейти в православие и просили прислать им православных священников. Но большинство галицких униатов искренне не понимали: зачем им менять веру? Они и без того считали себя православными, ведь греко-католический обряд мало отличается от православного. И предложение, а тем более требование сменить веру возмущало их. Еще хуже было там, где русские церковные власти или местные москвофилы решали выгнать священника и перекрестить жителей. Епископ Дионисий будто бы ездил по приходам и спрашивал священников, паписты они или нет. Если священник был папистом (греко-католиком), то следовало указание: «Тогда вот тебе два дня на размышление: если не откажешься от папы, отрешу тебя от места»15. Отец Георгий узнал об этом факте из вторых рук, но вот свидетельство самого архиепископа Евлогия, который стал главным идеологом и организатором перехода униатов в православие.
Из воспоминаний о. Евлогия (Георгиевского): «...епископ Дионисий объяснил мне, что это уж второй приход, присоединившийся к православию. "А кто же священники?" — спросил я. "Приходы возглавили братья Борецкие, родом из крестьян воссоединившегося прихода..." "А где же униатские священники?" — осведомился я. Сведений о них мне дать не могли. Эти священники-униаты были русофилы, лелеявшие мысль о соединении с Россией, а впоследствии, быть может, и с православием. В первом приходе был прекрасный престарелый священник. Братья Борецкие, грубые, неприятные люди, по-видимому, воспользовались моментом, чтобы, отстранив прежних батюшек, занять их место. "Первый блин-то наш комом..." — подумал я. Епископ Дионисий предложил мне посетить сейчас же эти приходы, "...но только надо жандармов с собою взять, потому что священники ключей от храма не дают, надо будет их отобрать...". Смотрю, молоденький жандарм тут же неподалеку вертится. Меня все это очень покоробило. Присоединение к православию мне представлялось постепенным сознательным процессом — не такими скоропалительными переходами, да еще с участием жандармов»16.
В селе новый священник встретил архиепископа хлебом-солью. А старый священник-униат, кстати, русофил, плакал: «Я бы и сам хотел в православие, — сказал он, — но нельзя же так... сразу, надо же подумать»17.
Плохо пришлось и самим православным священникам, приехавшим из России. Они оказались в чужой стране, не знали местных обычаев, традиций. Ни государство, ни церковь не выделили новым священникам достаточно средств, они, по словам отца Георгия, «вынуждены были питаться почти подаянием»18.
Иеромонахи-черносотенцы, привезенные из Почаевской лавры, «полуграмотные, невоспитанные, невежественные»19, весьма проигрывали местным униатам, образованным и хорошо подготовленным. Как они могли поднять духовный авторитет России и русской власти? Даже генерал-губернатор Бобринский считал такую церковную политику «вредной для русского дела» и с раздражением говорил о ней. «Воссоединения» по большей части озлобляли местное население, «особенно в тех случаях, когда униатские церкви отбирались у униатов и отдавались православным, т. е. воссоединившимся»20.
Едва ли не самым веским доводом в пользу перехода из старой веры в новую была мощь русской армии. Если Галиция станет частью православной России, то переход в православие станет делом времени. И действительно, количество приходов, перешедших в православие, увеличилось после взятия русскими войсками Перемышля, первоклассной австрийской крепости.
И всё же итоги девятимесячной деятельности Евлогия и его соратников оказались скромными. Перед войной в Галиции было 1873 греко-католических прихода и более 4000 греко-католических священников. Паства насчитывала более 3 500 000 миллионов прихожан. За время русского правления галицийские приходы получили 86 православных священников21. По меркам Галиции — ничтожно мало. Не случилось ни массовой «русификации» украинцев-мазепинцев, ни массового перехода униатов в православие22.
Примечания
1. Цит. по: Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 143.
2. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 25.
3. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 238.
4. История перевода белорусских и украинских униатов в православие закончилась весьма неожиданно для светских и церковных властей. После того как в 1905 году был разрешен переход из православия в другую веру, не меньше 170 000 бывших униатов (точнее, потомков тех, кого перевели в православие еще при Николае I) перешли из православия в католичество только за 1905—1907 годы. «Их было бы еще больше. — замечает Климентий Федевич, — если бы позволили восстановить греко-католическую церковь (в России. — С.Б.) и если бы местные власти не принялись активно препятствовать новым переходам из православия в католицизм». (Федевич К.К., Федевич К.І. За Віру, Царя і Кобзаря. С. 64.)
5. Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти. С. 76.
6. Цит. по: Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 120—121.
7. Там же. С. 121.
8. Доктор — Борис Захарьевич Малама, лейб-медик великого князя Николая Николаевича.
9. Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. М.: Изд-во Крутицкого подворья; Общество любителей церковной истории, 2010. С. 175.
10. Пришвин М.М. Дневники. 1914—1917. С. 108.
11. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 244.
12. Полещуки — украинская этнографическая группа, обитатели украинского Полесья.
13. Куприн А.И. Собр. соч.: в 6 т. Т. 4. С. 716, 717.
14. Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. С. 175.
15. Там же. С. 164.
16. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 237—238.
17. Там же. С. 238.
18. Протопресвитер Георгии Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. С. 167.
19. Там же. С. 167.
20. Там же. С. 170—171.
21. По другим данным — 113.
22. Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 120, 175.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |