Вернуться к С.В. Филюхина. Творчество М. Булгакова в оценках советской критики 1960—1970-х годов

6. Дискуссия «Классика и мы» (1977 год) как показатель общественной ситуации

Репортаж с дискуссии «Классика и мы» опубликовала самиздатовская «Хроника текущих событий»: «21 декабря 1977 г. секция критики Московского отделения Союза советских писателей провела в конференц-зале Центрального дома литераторов дискуссию на тему «Классика и мы». Дискуссия шла с 16 до 23 часов при переполненном зале и была, по отзывам присутствовавших, беспрецедентной в литературной жизни послевоенных лет — по откровенности, с которой выступавшие высказывали свои литературные и иные мнения.

Тон дискуссии был задан выступлениями критиков и литературоведов Палиевского, Куняева, Кожинова, Золотусского, принадлежащих к группировкам, характерными чертами которых являются резкая враждебность к «модернизму» и упование на национальные традиции русской культуры. (См., например: П. Палиевский, «Пути реализма», М. 1974; О. Михайлов, «Верность». — М., 1974; публицистика М. Лифшица за последние 15 лет и т. д.) Признанным идеологом их является критик П.Н. Палиевский (с осени 1977 г. — зам. директора Института мировой литературы). В его выступлении, открывшем дискуссию, содержался ряд тезисов, вызвавших ожесточенную полемику. Главный из них — тезис о разрыве с русской классической традицией, произошедшем в 20-е годы, и о восстановлении этой традиции в 30-е и 40-е годы. Он подчеркнул, что «сложные исторические условия» 30-х годов «не помешали великим писателям Булгакову и Шолохову создать в это время свои лучшие произведения». Несмотря на печальное состояние людей в чисто человеческом отношении, несмотря на суровые судьбы художников (и левых тоже — «но они сами подняли меч, от меча и погибли»), именно в 30-е — 40-е гг. произошло «слияние» классической традиции с народной культурой.

Оценивая современную ситуацию, Палиевский отметил тревожный симптом — невозможность дать авангардистским тенденциям отпор в печати, а также кризис классического репертуара в академических театрах. <...>

Поэт и критик В. Куприянов присоединился к Палиевскому и его единомышленникам в констатации пропасти между русской классикой и современностью. Причиной тому, по мнению Куприянова, является «утрата метатекста», каковым для культуры XIX века служило Евангелие.

Многие из оппонентов Палиевского и Куняева выступали столь же откровенно, как и их противники, и так же точно не сочли нужным украшать свои выступления принятыми в подобных случаях идейно-политическими шаблонами. Среди возражавших сторонникам «возвращения к истокам» и противникам «авангарда» — режиссер А. Эфрос, поэт Евг. Евтушенко, критик А. Борщаговский и другие.

Евтушенко обвинил Палиевского в «ретроспективном равнодушии» к жизни и творчеству Булгакова в 30-е годы — «как можно не понимать трагедии художника, у которого не напечатано лучшее, любимейшее творение?» Он напомнил, что русская классика, вопреки патриотизму «квасному» и вопреки патриотизму казенному, приспособленческому, голосом Чаадаева заявила о патриотизме «с открытыми глазами».

Борщаговский отметил, что нельзя отделять литературный ренессанс от трагических судеб писателей.

Проф. С. Ломинадзе, возражая Палиевскому по поводу плодотворности 30-х — 40-х годов в истории русской культуры, напомнил, что дискуссия «проводится в день рождения человека, наложившего на эту эпоху неизгладимый трагический отпечаток» (т. е. Сталина — Хр.). <...>

А. Эфрос после своего выступления (он выступал третьим, вслед за Палиевским и Куняевым) получил и огласил записку следующего содержания: «Какое Вы имеете отношение к русскому театру? Откройте свой национальный театр и уродуйте там классику как хотите». Видимо, эта записка дала Евтушенко повод высказаться об антисемитизме и связать эту тему с темой дискуссии. Он сказал, что русская классика никогда не замыкалась на почвенничестве и лучшие из славянофилов никогда не позволяли себе возвышать свой народ за счет других народов. Русская классика устами Короленко заклеймила антисемитизм, и ненависть к антисемитизму «навсегда осталась наследием истинно русского интеллигента». Литературовед В. Кожинов заявил, что возмущен истерией, возникшей после выступлений Палиевского и Куняева. Судя по его выступлению, он принял филиппику Евтушенко на счет свой и своих единомышленников.

Полемика велась в исключительно резких тонах, и попытка первого секретаря Московского отделения ССП критика Ф. Кузнецова вернуть дискуссию к «научному, теоретическому обсуждению предмета» не возымела успеха. Выступавшие, однако, воздерживались от наклеивания политических ярлыков. Исключение составили реплики с мест, такие, как во время выступления Куняева, а также речь критика Ю. Селезнева. Он обвинил в сионизме критика В. Соловьева, незадолго до того эмигрировавшего из СССР (Хр. 45, 46). Селезнев доказывал, что статьи Соловьева, опубликованные в советской печати, текстуально близки к работам идеологов сионизма, и возмущался «потерей бдительности и невежеством» редакционных работников, предоставивших Соловьеву возможность печататься на страницах советских изданий»1.

Ср. также упоминание об «антилиберальных акциях» «русской партии»: «21 декабря 1977 г. — дискуссия «Классика и мы» в Московском доме литераторов. Впервые за несколько лет русские националисты (П. Палиевский, С. Куняев, В. Кожинов, Ю. Селезнев) открыто критиковали на официальном мероприятии либеральные и авангардистские тенденции в советском обществе.

С. Куняев, который в 1977 г. занимал пост рабочего секретаря Московской писательской организации, позднее вспоминал об этой дискуссии как о заранее спланированной его группой акции»2.

Примечания

1. Хроника текущих событий», 1978. — № 48. — С. 150—151.

2. Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953—1985 годы. — М.: НЛО, — 2003. — С. 134.