4. Первые полные издания

В 1967 г. дряхлеющую Елену Сергеевну отпустили погостить у родных ее покойного мужа во Франции. Когда-то Булгаков мечтал поехать с женой в Париж, повидать братьев, с которыми его разлучила гражданская война, увидеть «Тартюфа» в Доме Мольера... Но он был «невыездной», его буквально дразнили поездкой за границу, но не выпускали. Теперь не стало ни мужа, ни его брата Николая. Елену Сергеевну выпустили — она казалась безопасной. Но у нее была одна забота, свое предназначение, составлявшее смысл ее жизни после 10 марта 1940 года: издать полностью последний роман мужа. Поездка открывала возможность осуществить эту цель. И в 1969 г. издательство «Посев» во Франкфурте на Майне опубликовало первое полное бесцензурное издание «Мастера и Маргариты» на русском языке, причем места, изъятые советской цензурой, были набраны в книге курсивом.¹

Вслед за этим изданием роман был опубликован другими издательствами на русском языке и в переводах, получил всемирное признание, и только на родине писателя полный текст романа оставался государственной тайной.

Зато в «самиздате» появились отдельно машинописные списки «купюр», то есть всех кусков текста, отсутствующих в журнальной публикации, с точным указанием, куда следует вставить каждый пропущенный кусок. Деятельность цензуры, таким образом, была разоблачена и обессмыслена.

Советские издательства собрались издать полный текст «Мастера и Маргариты» не прежде смерти Елены Сергеевны Булгаковой (1970 г.), без разрешения которой было бы по меньшей мере неудобно менять что-нибудь в тексте произведения, ею отредактированного в соответствии с завещанием мужа.

В 1973 г. издательство «Художественная литература» опубликовало впервые в нашей стране полный текст «Мастера и Маргариты» тиражом 30000 экземпляров, большая часть которых была продана за границу (не для дохода, конечно, — для рекламы) или разошлась по личным библиотекам номенклатурных работников (впрочем, на выручку любителям Булгакова пришла ксерокопия, и за 25 рублей легко можно было достать копию этой книги). Это был увесистый том, объемом в 811 страниц, в который вошли также «Белая гвардия» и «Записки покойника» под заглавием «Театральный роман».

Издатели и редакторы однотомника не сообщили читателям ни о существовании заграничных изданий русского текста романа, ни о существовании и судьбе рукописи (машинописи) романа, подготовленной Еленой Сергеевной.

Напротив, редактор (А.А. Саакянц) как будто намеренно обращала внимание читателей на то, что отредактированный ею текст отличается от текста, предложенного Еленой Сергеевной и опубликованного в журнале «Москва». Например, она разбила роман на две части, тогда как у Елены Сергеевны он разбит на две книги, и первая же фраза, ставшая уже всемирно известной, была изменена:

Это демонстративное отличие «нового» текста от «старого» имело менее всего текстологический, но зато очевидный идеологический смысл: оправдать многолетнюю задержку с публикацией у нас «Мастера и Маргариты» и дискредитировать текст, изданный на Западе, показать, что «они» поторопились, что роман нуждался в тщательной и сложной редактуре, — поэтому-де и задержались на родине писателя с публикацией. Обо всем этом и было возвещено Urbi et Orbi в уже упомянутой статье Виктора Петелина.

На обороте шмуцтитула в Од. 73 сказано: «Текст печатается в последней прижизненной редакции (рукопись хранится в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина), а также с исправлениями и дополнениями, сделанными под диктовку писателя его женой, Е.С. Булгаковой».

Но тем, кто занимался Булгаковым, известно, что законченной «последней прижизненной редакции» «Мастера и Маргариты» в природе не существовало, — Булгаков умер, работая над содержанием и композицией романа; он сознавал, что текст нужно еще редактировать, и поручил сделать это своей жене (на что имеются юридически оформленные документы). А в редакционном предуведомлении, приведенном выше, Елена Сергеевна названа не как редактор романа (на то уполномоченная автором!), а просто как человек, писавший под диктовку автора. Сформулировав так этот вопрос, редактор издательства «Художественная литература» А.А. Саакянц, нарушая последнюю волю писателя, узурпировала права покойной Елены Сергеевны, отменила ее двадцатитрехлетний труд, села сама за рукописи Булгакова и заново отредактировала его произведение.

В результате работы А.А. Саакянц возник новый текст «Мастера и Маргариты», какого до того в природе не было. В нем более трех тысяч разночтений по сравнению с текстом, подготовленным Еленой Сергеевной. В нем, например, недостает 25 предложений, зато имеется 65 предложений «лишних», отсутствующих в «старом» тексте; произведено около 500 синонимичных и несинонимичных лексических замен; изменено 115 грамматических конструкций (чаще всего — мена деепричастий и спрягаемых форм глагола; мена форм лица и числа глаголов и т. п.); изменено написание 317 слов; предложено новое выделение абзацев; в 1300 случаях иначе расставлены знаки препинания.

Содержательно (можно сказать — почти сюжетно!) самое заметное различие составляют три следующие фрагмента:

1) «Но лишь только исчез грязный снег с тротуаров и мостовых, лишь только потянуло в форточки гниловатым беспокойным ветром весны, Маргарита Николаевна затосковала пуще, чем зимой. Она плакала часто втайне долгим и горьким плачем. Она не знала, кого она любит: живого или мертвого? И чем дальше шли отчаянные дни, тем чаще, и особенно в сумерки, ей приходила мысль о том, что она связана с мертвым.

Нужно было или забыть его, или самой умереть. Ведь нельзя же влачить такую жизнь. Нельзя! Забыть его, чего бы ни стоило — забыть! Но он не забывался, вот горе в чем» (П., 276—277). Этот отрывок был в свое время напечатан в журнале «Москва», позже его воспроизвела Яновская в пятитомнике 1989—1990 гг. (5, 211), но его нет в Од. 73 (его место должно было бы быть на странице 633 после 2-го абзаца).

2) «— Помню, помню этот проклятый вкладной лист в газету, — бормотал гость, рискуя <так! — Г.Л.> двумя пальцами рук в воздухе газетный лист, и Иван догадался из дальнейших путаных фраз, что какой-то другой редактор напечатал большой отрывок из романа того, кто называл себя мастером» (Од. 73, 559). В журнале «Москва», в П. и в пятитомнике этого отрывка нет (его место в П. должно было бы быть на странице 182, а в пятитомнике — на странице 141, но он плохо стыкуется со следующим абзацем; отметим опечатку: очевидно, нужно «рисуя», а не «рискуя»).

3) «— Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего, и мы оба жили тем, что сидели на коврике на полу у печки и смотрели в огонь. Впрочем, теперь мы больше расставались, чем раньше. Она стала уходить гулять. А со мной случилась оригинальность, как нередко бывало в моей жизни... У меня неожиданно завелся друг. Да, да, представьте себе, я в общем не склонен сходиться с людьми, обладаю чертовой странностью: схожусь с людьми туго, недоверчив, подозрителен. И — представьте себе, при этом обязательно ко мне проникает в душу кто-нибудь непредвиденный, неожиданный и внешне-то черт его знает на что похожий, и он-то мне больше всех и понравится.

Так вот в то проклятое время открылась калиточка нашего садика, денек еще, помню, был такой приятный, осенний. Ее не было дома. И в калиточку вошел человек, он прошел в дом по какому-то делу к моему застройщику, потом сошел в садик и как-то очень быстро свел со мной знакомство. Отрекомендовался он мне журналистом. Понравился он мне до того, вообразите, что я его до сих пор иногда вспоминаю и скучаю о нем. Дальше — больше, он стал заходить ко мне. Я узнал, что он холост, что живет рядом со мной примерно в такой же квартирке, но что ему тесно там, и прочее. К себе как-то не звал. Жене моей он не понравился до чрезвычайности. Но я заступился за него. Она сказала:

— Делай, как хочешь, но говорю тебе, что этот человек производит на меня отталкивающее впечатление.

Я рассмеялся. Да, но чем, собственно говоря, он меня привлек? Дело в том, что вообще человек без сюрприза внутри, в своем ящике, неинтересен. Такой сюрприз в своем ящике Алоизий (да, я забыл сказать, что моего нового знакомого звали Алоизий Могарыч) — имел. Именно, нигде до того я не встречал и уверен, что нигде не встречу человека такого ума, каким обладал Алоизий. Если я не понимал смысла какой-нибудь заметки в газете, Алоизий объяснял мне ее буквально в одну минуту, причем видно было, что объяснение это ему не стоило ровно ничего. То же самое с жизненными явлениями и вопросами. Но этого было мало. Покорил меня Алоизий своей страстью к литературе. Он не успокоился до тех пор, пока не упросил меня прочесть ему мой роман весь от корки до корки, причем о романе он отозвался очень лестно, но с потрясающей точностью, как бы присутствуя при этом, рассказал все замечания редактора, касающиеся этого романа. Он попадал из ста раз сто раз. Кроме того, он совершенно точно объяснил мне, и я догадывался, что это безошибочно, почему мой роман не мог быть напечатан. Он прямо говорил: глава такая-то идти не может...» (Од. 73, 560—561).

В редакции Елены Сергеевны (журнал «Москва», П.) и пятитомнике вместо этого обширного отрывка, существенно определяющего фабулу романа о мастере, находим следующий небольшой текст:

«— Настали безрадостные осенние дни, — продолжал гость, — чудовищная неудача с этим романом как бы вынула у меня часть души. По существу говоря, мне больше нечего было делать, и я жил от свидания к свиданию. И вот в это время случилось что-то со мною. Черт знает что, в чем Стравинский, наверно, давно уже разобрался. Именно, нашла на меня тоска и появились какие-то предчувствия» (П., 183).

Даже не говоря об абзацах и знаках препинания (хотя они тоже играют определенную роль в организации, а стало быть, и в восприятии художественного текста), существование более двух тысяч лексико-фразеологических разночтений уже само по себе создает различие, оценить которое невозможно простым арифметическим подсчетом. Сравним, например, такие разночтения:

А вот как эти различия выглядят в живой ткани романа:

Выдавая в свет новую редакцию «Мастера и Маргариты», А.А. Саакянц, конечно, опиралась на рукописи Булгакова, из которых она и извлекла все свои разночтения, но вправе ли она была игнорировать волю писателя и исполнительницу этой воли — Елену Сергеевну Булгакову, ее 23-летний труд, ее исключительные осведомленность в делах, планах, намерениях и манере покойного Михаила Афанасьевича и интуицию? — Думается, что нет. Ни юридически, ни морально такого права ни у А.А. Саакянц, ни у всей комиссии по литературному наследству Булгакова не было, и редакция, подготовленная Еленой Сергеевной, должна была быть издана полностью, без купюр и без всякой правки.

И еще. — Рукописей последнего романа Булгакова сохранилось так много, что при желании можно «восстановить» еще не одну его «окончательную» редакцию. Что и не замедлило произойти. В 1989 г. Л.М. Яновская на основе «исследования» «сохранившихся рукописей и машинописи 1963 г. <то есть редакции Елены Сергеевны Булгаковой. — Г.Л.>» (5, 668) предложила еще одну версию текста «Мастера и Маргариты», которую она и опубликовала сперва в Киеве в 1989 г., потом в пятитомнике издательства «Художественная литература» в Москве.

Сравнение редакции, предложенной Л.М. Яновской, с редакциями, опубликованными в П. и в Од. 73, показывает, что примерно на 30% текст Яновской совпадает с редакцией Елены Сергеевны и на 70% — с редакцией А.А. Саакянц, причем в самых значительных расхождениях Л.М. Яновская обычно отдает предпочтение варианту Е.С. Булгаковой. Оригинальные лексические варианты встретились в редакции Л.М. Яновской только 27 раз, зато довольно часты «гибридные» фразы, соединяющие частично два варианта: Е.С. Булгаковой и А.А. Саакянц (например: у Е.С. Булгаковой: «Вар-равван несравненно опаснее, чем Га-Ноцри», П., 46; у А.А. Саакянц: «Вар-равван гораздо опаснее, нежели Га-Ноцри», Од. 73, 451; у Л.М. Яновской: «Вар-равван несравненно опаснее, нежели Га-Ноцри», 5, 36).

Таким образом, из-за цензурных затруднений при публикации «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва», а также по причине идеологических амбиций при необходимости опубликовать полный текст этого произведения возникла грандиозная текстологическая проблема, успешно разрешить которую, быть может, не удастся уже никогда. Но совершенно очевидно, что труд Елены Сергеевны Булгаковой необходимо издать у нас полностью, а не только в искаженном журнальном варианте, ибо он имеет наибольшие права на наше внимание.

Примечания

1. М. Булгаков. Мастер и Маргарита. Посев (Possev-Verlag, V. Gorachek KO., Frankfurt am Main, 1969).