Лингвогносеологический подход к проблематике художественного текста позволяет наблюдать, как автор-творец создает объективированную картину мира «в формах его мыслительной деятельности: чувственной/интеллектуальной; бессознательной (подсознательной)/сверхсознательной; волевой/интуитивной; эмоциональной и др» [Диброва 1998, 252]. В художественном тексте автор-творец конструирует сложную иерархическую систему проективных координат, которые реализуются через элементы, названные Б. Расселом «эгоцентрическими словами» и определенные им как «те слова, значение которых изменяется в переменой говорящего и его положения во времени и пространстве. Четырьмя основными словами этого рода являются «я», «это», «здесь» и «теперь» [Рассел 1997, 97]. Следуя антропоцентрическому принципу строения языка, автор через дейктическое местоимение Я, выражающее вершину субъективности в языке, и дейктические слова здесь и сейчас. которые «организуют пространственные и временные отношения вокруг «субъекта». принятого за ориентир» [Бенвенист 1974, 296], фиксирует проектные координаты посредством триады я-здесь-сейчас. В художественном тексте устанавливаются авторская/персонажная (кто?), локальная (где?) и темпоральная (когда?) субъектные проекции. Необходимость соотношения в речевом акте объекта и субъекта требует введения расселовской проектной координаты — объектной (что?) — через эгоцентрический элемент что, который «есть объект, наглядно обозначаемый одновременно с протекающим актом речи» [Бенвенист 1974, 287].
Мир художественного текста реализуется согласно авторскому вектору (авторской целеустановка содержания) в следующих авторских проекциях:
кто? — персонажные пространства текста;
что? — предметные пространства текста;
где? — физические пространства текста;
когда? — временные пространства текста [Диброва 1998, 253].
Авторские проекции являются одновременно важнейшим средством связности текста произведения: они реализуют в пространстве абзаца, главы, глав, всего текста произведения смысловую связность сюжетного развития. Повторяясь, прямо или косвенно, они связывают доминантные/недоминантные именования данного текста. Они характеризуются линейной протяженностью, соединяя различные фрагменты произведения. Авторские проекции опираются на свою семантику, и в конечном счете, они и составляют линейную систему связности текста. В. Дресслер вводит понятие когезия («быть связанным»), которое по отношению к системе скреп определяет содержательную глобальную связанность в тексте.
На первом месте по значимости в сфере авторских проекций стоят персонажные имена (кто?). В их роли выступают имена собственные, обозначающие единичный объект: Михаил Александрович Берлиоз, Иван Бездомный; Пилат, Иешуа; Воланд, Коровьев, Бегемот, Азазелло и т. д. Каждый из трех романных миров обладает собственными номинациями: а) именами квалифицирующего типа (Крысобой — от крыса и бить, Могарыч — «выпивка после заключения сделки»; от тюрк, мога — «сушеный гриб»); б) именами указательными, не характеризующими референт (Аннушка, Степан, Наташа и т. д.) и т. д. Исследователи (Г.А. Лесскис, Б.М. Гаспаров, Б.В. Соколов, М.О. Чудакова) отмечают, что фамилия председателя Массолита напоминает читателям о французском композиторе-романтике Гекторе Берлиозе (1803—1869), авторе «Фантастической симфонии», вводящей тему Христа и дьявола через название второй и третьей частей симфонии («Шествие на казнь» и «Адский шабаш»). Литератор Берлиоз интересуется темой Христа: ...заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму (гл. 1), а музыкант Берлиоз создает трилогию «Детство Христа», пишет сцены из «Фауста» и оперу-ораторию «Осуждение Фауста» (см. связь с эпиграфом романа).
Иванушка Бездомный — Иван Понырев. Б.В. Соколов указывает, что в псевдониме Бездомный спародирован псевдоним, ставший фамилией, поэта А.И. Безыменского (1898—1973), который являлся одним из прототипов Ивана Бездомного. Безыменский резко критиковал творчество Булгакова. Изменение именования Иванушки Бездомного в конце романа связано с тем, что «в полном соответствии с мыслями Н.С. Трубецкого поэт Бездомный обрел свою «малую родину», сделавшись профессором Поныревым (фамилия происходит от станции Поныри в Курской области), как бы приобщаясь к истокам национальной культуры» [Соколов 1996, 217].
Мастер. «Слово «мастер» здесь обозначает «лицо, достигшее высшей ступени совершенства в какой-нибудь области искусства»; в древности оно означало также причастность к высшей власти и тайне» [Лесскис 1999, 333].
Маргарита. «Имя «Маргарита» в переводе с греч. означает «жемчужина» [Лесскис 1999, 352]. В литературном плане Маргарита в романе М. Булгакова восходит к Маргарите «Фауста» И.В. Гете (см. связь с эпиграфом романа).
Пилат. «Его имя (Pontius Pilatus), возможно, родственно латинскому слову pilum («копье»)» [Лесскис 1999, 266]. И.Л. Галинская указывает, что имя Пилата произошло от имен его родителей: короля-астролога Ата и дочери мельника Пилы [Галинская 1986, 73].
Иешуа. Б.В. Соколов отмечает, что «по-древнееврейски слово... «Иешуа» или «Иошуа» — «помощь Ягве» или «помощь божия»... Древнееврейское «Иешуа» Фаррар переводил несколько иначе, чем Древс, — «чье спасение есть Иегова» [Соколов 1996, 222]. «Иешуа на арамейском означает «Господь — спасение»» [Лесскис 1999, 274].
Воланд. «Немецкое имя булгаковского сатаны (der Voland — «черт») восходит к Гете» [Лесскис 1999, 315]. Б.В. Соколов ссылается на комментарии А. Соколовского (1902) к прозаическому переводу «Фауста», с которыми М. Булгаков был знаком: «...Воланд было одно из имен черта. Основное слово «Faland» (что значило обманщик, лукавый) употреблялось уже старинными писателями в смысле черта» [Соколов 1996, 156].
Бегемот. Б.В. Соколов указывает, что имя Бегемот взято из апокрифической ветхозаветной книги Еноха, где тот называется морским чудовищем, бесом [Соколов 1996, 49] и т. д.
Каждое главное персонажное имя имеет в романе значительный ареал текстовых синонимов-атрибуций, заменяющих имя собственное: Иешуа (употребляется в тексте 57 раз) — обвиняемый, преступник, арестованный, арестант, бродяга, лгун, сумасшедший, разбойник, великий врач, бродячий философ, молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом и др.
Пилат (употребляется в тексте 198 раз) — прокуратор Иудеи; Игемон; тот, в лице которого говорит римская власть; всадник Золотое Копье и др.
Атрибутивные имена также выполняют роль персонажной связности текста (кто?), раскрывая в том или ином контексте функциональную авторскую характеристику.
Объектные авторские сферы (что?) связаны с описанием ситуаций, фактов, предметов и др. предметного мира произведения. Они составляют предметно-референтный фон движения действия, постоянно сопутствуя каждому из трех миров. Так, миры объектно «оформлены»: а) интерьерами квартир Мастера, № 50, Маргариты, психиатрической больницы, Варьете, ресторана (московский мир); б) экстерьерами дворца Ирода (ершалаимский мир); в) скалами и ущельями (фантастический мир).
Авторскими проекциями локальности сюжетного движения (где?) являются топонимы: Грибоедов, Патриаршие пруды, Александровский сад, Воробьевы горы (московский мир), дворец Ирода, Лысая гора, Гефсиманский сад (ершалаимский мир).
Темпоральные проекции романа — авторские сферы сюжетного времени (когда?): ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, пасхальная ночь, двенадцать тысяч лун, около двух тысяч лет (ершалаимский мир); в час жаркого весеннего заката, в половине двенадцатого, ровно в полночь, весеннее праздничное полнолуние (московский мир).
Специфически связанные между собой авторские текстовые проекции, представленные М. Булгаковым в системе взаимодействий из прямых номинаций и/или их атрибуций, сшивают текст в одно последовательное целое. Регулярно повторяясь, они играют главенствующую роль в воплощении «плетения» содержания произведения.
Избыточность повторяемости именований сферы авторских проекций снимается за счет их косвенного именования атрибутивными характеристиками и анафорическими местоимениями. Таким образом, регулярность повтора номинаций авторских проекций всех типов служит, с одной стороны, для повтора доминантных единиц содержания, пронизывающих текст, которые свидетельствуют об основных тематических именах текста произведения; с другой же стороны, повтор номинаций является ключевым фактором в организации структуры всего произведения, ибо в итоге лексические повторы создают цепь, передающую основную канву повествовательного сюжета текста.
С точки зрения содержательной каждая из авторских проекций может быть охарактеризована их «внутренней» значимостью.
Персонажные имена обладают двумя способами лексического выражения: имена собственные и имена нарицательные, квалификационно-характеризующие.
К именам собственным относятся:
Римский — пародийное уничижительное сходство с властными римскими структурами + указание на музыкальное происхождение фамилии финдиректора от фамилии композитора Римского-Корсакова.
Стравинский — «музыкальная» фамилия от фамилии И.Ф. Стравинского. Булгаков использует ее для создания «музыкальной переклички» [Соколов 1996, 455]. «Вообще же это настойчивое обыгрывание фамилий знаменитых музыкантов является чертой гротескной системы всего романа о Мастере» [Лесскис 1999, 318].
Лиходеев — «говорящая» фамилия от лихо «нечто дурное, вредное, противоположное добру» и делать.
Варенуха — «пьяный напиток из навара водки и меда на ягодах и пряностях, взваренец, душепарка».
Арчибальд Арчибальдович — инициалы персонажа «Мастера и Маргариты» связаны с инициалами его литературного прототипа — инфернального персонажа романа А. Белого «Московский чудак» Эдуарда Эдуардовича фон-Мандро — английское Арчибальд по аналогии с английским же Эдуард (Мандро выдает себя за шотландца), одинаково повторено в отчестве [Соколов 1996, 24].
К их нарицательным, характеризующим наименованиям относятся следующие: Римский — финдиректор Варьете — директор — седой, как снег, без единого черного волоса старик. Стравинский — профессор — по-актерски обритый человек лет сорока пяти — главный — доктор — гениальный психиатр. Лиходеев — директор театра Варьете. Варенуха — администратор Варьете. Арчибальд Арчибальдович — черноглазый красавец с кинжальной бородой — командир брига — пират — флибустьер — командир.
Переплетение категориальных значений собственности и нарицательности в персонажных именованиях создает основание персонажной эмотивно-аксиологической характеристики указанной авторской проекции в тексте произведения. Эмотивная оценка связывается с эмоциональной мотивацией, выраженной чаще всего в романе внутренней формой слова (Бездомный, Мастер, Могарыч, Варенуха, Крысобой). Содержанием эмотивности является позитивное или негативное чувство: одобрительное, ласкательное и др.; презрительное, пренебрежительное, уничижительное и т. д. Экспрессивно-деятельная функция указательных единиц приводит к прагматической нагруженности как самих персонажных имен, так и контекста их окружения. Экспрессивность тесно связана с изобразительностью/выразительностью имени, которые определяются авторской целеустановкой и наслаивают на текст коммуникативно-объективное и субъективное модальное значение.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |