Текстовые смысловые связи самостоятельных предложений обладают специфическими особенностями в организации единства произведения. В отличие от организации связей внутри сложного предложения (сложносочиненного, сложноподчиненного и бессоюзного сложного предложения), связи между отдельными предложениями в тексте выполняют функции, определяющие непрерывность повествования. Главнейшие среди них: 1) последовательность развертывания содержания произведения; 2) преодоление дробности (квантовости) в содержании повествования [Диброва 1999, 93—95]; 3) преодоление расчлененности компонентов (самостоятельных предложений, композитов, фрагментов, глав и др.) текста [Диброва 1999, 120—137]; 4) ансамблевая организация структуры содержания (абзацы, главы, части, тома и т. д.).
Системно-функциональный подход к исследованию текста связывает традиционно-аналитический прием поэлементного анализа — по единицам уровней языка и синтетический, интегративный, исследующий внутренние совокупности, формирующие текст как филологическое явление (См.: [Диброва 1999, 120]. Членение текста определяется его содержательно-тематической наполненностью. Общая тема произведения стратифицируется от высшего к низшему: тема всего произведения, тема главы произведения, подтема частей главы, микротема абзаца/абзацев/части абзаца.
Речевая природа монологической коммуникации — текста определяется спонтанностью человеческого сознания [В.В. Налимов]. Квантовый характер неорганического и органического миров в современных исследованиях переносится и на работу человеческого мозга [Stapp 1982, 389]. Квантовость (расчлененность) работы сознания человека и выход его в речевых актах в виде отдельных «порций» большего или меньшего объема (части предложения. предложения, композиты, фрагменты главы и т. д.) определяет структуру содержания повествования. Квантовый режим речевого мышления свойственен человеческой личности и выходит на поверхностном уровне через процессы говорения или письма. «Прерывистость мысли спонтанна, непроизвольна; она проявляет себя в пространстве текста и не представляет собой персонализированного свойства — персонализируется лишь проявление непроизвольности» [Диброва 1999, 94].
Квантовая спонтанность речевого мышления приводит к содержательной дискретности текста — графической и мыслительной. Стыки между дискретностью текстовых компонентов осуществляются при помощи смысловых связей причинности, следствия, временной последовательности и т. д.
В качестве минимальной структурно-содержательной единицы текста предложен композит, обладающий относительной автономностью и законченностью структуры содержания. Композит обладает рамочной структурой, где собственно рамку составляет введение и заключение с обобщенно-повествовательным содержанием. Внутри рамки находится содержательное раскрытие посылки композита — введения композита. Итог сообщения композита подводится в его заключении. По своему грамматическому оформлению композит может быть равен абзацу/его части/нескольким абзацам. Композиты объединяются в фрагменты, которые, в свою очередь, складываясь друг с другом, образуют содержание главы. Понятие и параметризацию композита предложила Е.И. Диброва в работе «Пространство текста в композитном членении» [Диброва 1999, 91—138].
Анализ композиционного членения необходим при исследовании дистантности лексической связанности в составе одной главы, в составе нескольких глав и глав двух частей романа. См. более подробное описание в § 3 данной главы «Локализация лексических средств связности».
Содержание произведения членится смысловыми пропусками — скважинами (Н.И. Жинкин), наличие которых типично в последовательном развертывании смысла произведения.
Для выражения последовательности связей при «обрывах», «скважинах» мысли при повествовании текст нуждается в конструктивных элементах, которые, с одной стороны, по смыслу скрепляют компоненты текста (предложения, композиты, фрагменты, главы и др.), а, с другой стороны — продвигают развитие сюжета вперед. К таким конструктивным текстовым средствам связи относятся:
1) дейктические средства (анафоро-катафорические соотношения);
2) лексические повторы и синонимические замены как скрепы;
3) вводные слова и словосочетания, обозначающие последовательность, завершение, итоговость, добавочность мысли и др.
В числе доминантных средств текстообразования выступают лексические средства: 1) анафоро-катафорические связи, выражающие смысловые отношения между самостоятельными предложениями и состоящие в том, что в смысл одного предложения входит отсылка к другому; 2) лексические и синонимические повторы, представленные словами, словосочетаниями, предложением и даже группой предложений, которые объединяют по смыслу отдельные предложения, как и анафора, в структурное целое.
Выделение доминантных смысловых средств текстообразования было произведено на основе статистического подсчета, проведенного в четырех программных главах романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: гл. 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными», гл. 2 «Понтий Пилат», гл. 5 «Было дело в Грибоедове», гл. 26 «Погребение».
Статистические данные, полученные при анализе текстообразующих языковых средств, объединяющих самостоятельные предложения в тексте глав, были определены в результате сплошного подсчета языковых текстовых средств связи между самостоятельными предложениями.
При подсчете исчислялись связи между: 1) предложениями авторской речи и 2) диалогической речи. Диалогическая речь исчислялась следующим образом:
а) как отдельное предложение считалось самостоятельное предложение с чужой речью, включающее авторскую ремарку, находящуюся в постпозиции по отношению к персонажной речи: — Дайте нарзану, — попросил Берлиоз;
б) как отдельное предложение регистрировалось предложение с чужой речью, в которой ремарка занимала интерпозицию в составе персонажной речи: — Браво! — вскричал иностранец, — браво!;
в) как отдельное предложение фиксировалось предложение с чужой речью, где авторская ремарка находилась в препозиции по отношению к персонажной речи: Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства: — Вы — атеисты?!;
г) связный монолог типа — Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут» исчислялся с учетом вышеуказанных условий. В составе этого монолога имеется 4 самостоятельных предложения;
д) каждая реплика диалога считалась как самостоятельное предложение:
— Прозвище есть?
— Га-Ноцри.
— Откуда ты родом?
— Из города Гамалы...
— Кто ты по крови?
— Я точно не знаю... (гл. 2).
Статистические данные
В главе 1-й, состоящей из 238 предложений, дейктическими средствами объединено 86 самостоятельных предложений. В их составе — анафоро-катафорическими соотношениями связаны 43 самостоятельных предложения, собственно местоименными средствами — 21 предложение и местоименными наречиями — 22 предложения.
Лексическими средствами (повторы и синонимические замены-скрепы) соединено 46 предложений.
Вводные слова и предложения выступают как межпредложенческие скрепы между 12 самостоятельными предложениями.
Таким образом, перечисленные лексические средства выступают в функции языковых средств связности между 144 самостоятельными предложениями, что составляет 60,50% от общего количества межпредложенческих связей самостоятельных предложений в главе 1-й «Никогда не разговаривайте с неизвестными».
Глава 2-я «Понтий Пилат» в своем составе имеет 453 предложения, из них дейктическими средствами объединены 188 самостоятельных предложений; из них анафоро-катафорическими соотношениями связаны 87 предложений, а местоименными средствами — 101 предложение. В составе местоименных средств собственно местоименные средства скрепляют 55 предложений, а местоименные наречия — 46 предложений; лексическими и синонимическими скрепами объединены 155 самостоятельных предложений; скрепы-вводные слова и предложения объединяют 18 самостоятельных предложений.
Таким образом, при помощи дейктических, лексических и вводных средств объединены 361 самостоятельное предложение. В процентном отношении это составляет 79,62% от общего состава самостоятельных предложений в корпусе главы.
Глава 5-я «Было дело в Грибоедове» имеет в своем составе 271 предложение, из которых дейктические средства связывают 86 самостоятельных предложений; анафоро-катафорические отношения объединяют 40 самостоятельных преложений; местоименными средствами связаны 46 отдельных предложений; в их числе: собственно местоименные связи составляют объединение 26 предложений, а местоименные наречия — 20 преложений; вводные слова/предложения связывают между собой 18 предложений. В целом дейктически и лексически и вводно объединены 198 самостоятельных предложений. Процентный состав перечисленных средств связи по отношению к общему количеству межпредложенческих связей в главе составляет 73,06%.
Глава 26-я «Погребение» включает 528 самостоятельных предложений. Дейктическими средствами объединены 186 самостоятельных предложений; лексическими и синонимическими скрепами соединены 216 предложений; вводной связью скреплены 15 предложений. В составе дейксиса анафоро-катафорическими отношениями объединены 87 предложений, местоименными средствами — 99 самостоятельных предложений, которые распределены по дифференциации языковых средств объединения таким образом: собственно местоимениями объединены 52 самостоятельных предложения, местоименными наречиями — 47 самостоятельных предложений. Общее количество самостоятельных предложений, объединенных лексически, дейктически и вводно, составляет 417 межпредложенческих объединений, что составляет 78,97% от общего количества предложения в тексте главы.
Следовательно, общий подсчет массива дейктических средств, лексических повторов и синонимических замен-скреп, вводных слов/предложений составляет 1120 объединений самостоятельных предложений из 1490 объединений самостоятельных предложений в четырех главах романа. В оставшихся 370 самостоятельных предложениях в рассмотренных главах связь представлена грамматическими средствами: союзами сочинительными (75 предложений). союзами подчинительными (24 предложения), союзными аналогами (частицами-союзами — 79 предложений), междометиями, выступающими в союзной функции — 23 самостоятельных предложения. Синкретическими (составными) средствами объединения самостоятельных предложений, включающими в свой состав: частица+частица, частица+междометие, частица+вводное слово и т. д. — связаны 179 самостоятельных предложений.
Таким образом, на долю собственно лексики, дейксиса и вводности в функции скреп приходится 75,16% от общего количества предложений, имеющихся в четырех главах. На долю грамматических и составных средств межпредложенческих связей самостоятельных предложений выпадает 24,83%.
Дейктическими средствами объединено 540 предложений, это равно 36,64% от общего количества самостоятельных предложений всего рассмотренного текста.
Дейксис членится на: а) анафоро-катафорические отношения, которыми связаны 257 самостоятельных предложений; б) собственно местоименные связи, объединяющие 154 предложения, и в) местоименно-наречные связи, скрепляющие 135 самостоятельных предложений. Соответственно, процентные соотношения равны: анафорическо-катафорические связи скрепляют 17,24% самостоятельных предложений от общего количества предложений в четырех главах, собственно местоименными отношениями объединены 10,33% от общего количества предложений и местоименно-наречная связь объединяет 9,06% самостоятельных предложений. На долю лексических повторов-замен и синонимических замен-скреп приходится объединение 511 предложений, что составляет 34.29% от общего количества объединяемых предложений — 1490 самостоятельных предложений. Вводными конструкциями объединены 64 предложения, на долю которых падает 4,27% связанных между собой предложений.
Следовательно, на первом месте по частотности занимают дейктические средства, иными словами, в связности текста превалируют замещающе-указательные средства. Лексические средства, занимающие второе место, определяют объектно-референтный мир повествования, ибо они номинируют предметы, свойства, процессы и отношения. Вводность как скрепа занимает третье место в сфере связей самостоятельных предложений в тексте. Это логически соответствует семантике категории «итоговость», «добавочность», «завершание» сообщения.
Статистические данные, приведенные в настоящей диссертации, соответствуют компьютерным данным, любезно предоставленным нам доктором филологических наук О.В. Кукушкиной, руководителем лаборатории компьютерного анализа филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Общее количество слов (по компьютерному подсчету) в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» — 11.238±50, количество словоупотреблений — 112.297±50. Дейктики (местоимения-существительные, местоимения-наречия) составляют около 32,3%; существительные обладают процентной долей 27,3%; см. для сравнения — важнейшая часть речи глагол, обозначающая действие, процесс, состояние, временной признак и т. д., часть речи, являющаяся мотором динамики сюжета, имеет 23,3% от общего количества частей речи в романе М.А. Булгакова.
Имена знаменательные (существительные) и имена незнаменательные (указательно-заместительные) составляют 59,6% словарного состава произведения. Это свидетельствует о предметности повествования, о том, что мыслимый мир в романе интерпретирован прежде всего авторскими проекциями в эгоцентрическом объектном мире — кто? что? когда? где? Весь движимый и недвижимый мир в произведении опирается на локализаторы события: здания, храмы, сады, улицы, площади и т. д. — места свершения событий. Время, двигающее события, протекает на фоне топоса «место»: создавая динамику сюжетного хода повествования, оно движет персонажами (кто?) и перемещающимися объектами (что?) на карте локуса (где?).
2.1. Дейктические средства связности
Дейксис, составляя ядро эгоцентрических элементов языка (по терминологии Б. Рассела) представляет собой один из способов референции. Е.В. Падучева отмечает, что «дейктические слова и элементы являются в языке основным средством осуществления референции. Дейктическим называется такой элемент, который выражает идентификацию объекта — предмета, места, момента времени, свойства, ситуации — через его отношение к речевому акту, его участникам или контексту» [Падучева 1996, 245]. В.А. Виноградов в словарной статье в энциклопедии «Русский язык» дает следующее толкование дейксиса: «...указание как значение или функция языковой единицы, выражаемое лексическими и грамматическими средствами. Дейксис служит для актуализации компонентов ситуации речи и компонентов денотативного содержания высказывания» [Виноградов 1997, 108]. В.А. Виноградов указывает, что носителями дейктической функции могут быть лексические единицы и грамматические категории. У дейктиков (слов, выражающих дейксис)
дейктическое значение — это их лексическое (словарное) значение. Дейксис может быть ориентирован на внутреннюю организацию текста, обеспечивая семантическую связность дискурсов.
К дейктическим элементам принято относить:
1) личные местоимения 1-го и 2-го лица;
2) указательные местоимения и наречия;
3) собственные имена, которые эгоцентричны, т. е. зависят от речевого акта:
4) кванторные слова, обозначающие какую-либо конкретную группу, выделенную контекстом речевого акта.
Разграничение дейктических местоимений на личные местоимения 1-го и 2-го лица и указательные местоимения 3-го лица основано на том, что «личные местоимения обозначают самих участников речевого акта, а указательные должны определяться через этих участников с помощью дополнительных и пока не до конца эксплицированных понятий — таких, как общее поле зрения говорящих, степень выделенности объекта в поле зрения, указательных жест говорящего, нахождение в центре внимания и др» [Падучева 1996, 247].
Общая разработка функциональных типов дейксиса была дополнена Е.И. Дибровой [Диброва 2000, 57—59]:
1) ролевой дейксис указывает на участника/участников речи: Я начал службу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, чтобы сказать, что человек убит... (глава 26);
2) объектный дейксис указывает на предмет речи: Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден, выкрикивал что-то бессвязное, то просил, то угрожал и проклинал (гл. 5);
3) хронотопический дейксис указывает на пространственно-временное положение объекта речи. Дейктическое средство может находиться только в одном предложении (имплицитный подтип). Это дейктическое средство относится не к какому-нибудь отдельному предложению, а к предшествующему тексту: Афраний молчал. Где убитый? (гл. 5). Местоименное наречие где является носителем хронотопического дейксиса, обозначая персонажную проекцию и выполняя локальную функцию:
4) генерализующий дейксис указывает на обобщенность включения предшествующего содержания части предложения, отдельного предложения, группы предложений. Генерализующий дейксис указывает на включение предшествующей пропозиции: Не сделала ли это (убийство Иуды. — О.В.) женщина? — вдруг вдохновенно спросил Прокуратор. Афраний отвечал спокойно и веско: — Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена (гл. 26). Указательные местоимения это и эта являются носителями генерализующего дейксиса и содержат обобщение содержания предыдущей пропозиции;
5) синтагматический дейксис представляет собой тип повторяющегося n-указания, которое выполняет роль последовательной (двуступенчатой/многоступенчатой) связности самостоятельных предложений. В тексте произведения широкое распространение получает анафора-дейксис, выраженный третьеличными местоимениями (он, она, оно, они). Такого типа дейксис в литературе вопроса назван синтагматическим дейксисом.
Выполняя функцию внутренней организации текста, третьеличные анафоро-дейктические метоимения выступают в роли лексического повтора. Наблюдаются:
а) одноступенчатый анафорический дейксис: И внутрь прокуратор, как и говорил Афранию, уйти не пожелал. Он велел постель приготовить на балконе, там же, где обедал, а утром вел допрос (гл. 26);
б) двуступенчатый анафорический дейксис: И лишь только прокуратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошел по ней вверх, прямо к луне. Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того все сложилось прекрасно и неповторимо на прозрачной голубой дороге. Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ (гл. 26):
в) многоступенчатый анафорический дейксис: Куда направились двое зарезавших Иуду, не знает никто, но путь третьего человека в капюшоне известен. Покинув дорожку, он устремился в чащу масличных деревьев, пробираясь к югу. Он перелез через ограду сада вдалеке от главных ворот, в южном углу его, там, где вывалились верхние камни кладки. Вскоре он был на берегу Кедрона. Тогда он вошел в воду и пробирался некоторое время по воде (гл. 26).
Все типы дейксиса выполняют в тексте произведения указательно-обобщающую синтагматическую функцию.
Дейктические слова, заменяя собой участников речи, объекты речи и т. д., служат одним из основных средств лексической связности в тексте. В тексте художественного произведения они выполняют замещающе-связывающую роль. Замещение позволяет избежать повторов имен и, вместе с тем, общая указательность семантики местоимений, со ссылкой на предшествующее заменяемое, выполняет роль лексической связи в тексте.
2.1.1. Анафоро-катафорические средства
К дейктическим средствам связности относят прежде всего анафору и катафору. Анафорические отношения возникают между двумя языковыми выражениями, когда «в смысл одного выражения входит отсылка к другому. Возникает при отсутствии непосредственной синтаксической связи между этими выражениями» [Падучева 1997, 27]. При анафорическом соотношении слово/словосчетание отсылается к другому слову/словосочетанию, кореферентному и линейно предшествующему ему, так называемому антецеденту. Как отмечает Е.В. Падучева, «содержанием анафорической отсылки может быть: 1) субстанциональное тождество объектов, ситуаций, событий, фактов и т. п.; 2) концептуальное тождество, например, у местоимений 3-го лица в функции повтора» [Падучева 1997, 28].
Анафорическое сочетание может быть выражено
1) словоформой:
а) местоимением 1-го лица: Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал: — А вот на беговой! Я возил в психическую (гл. 5). Антецедентом в первом предложении является существительное лихач. Анафором во втором предложении является местоимение я, которым лихач именует сам себя в речи (ролевой дейксис);
б) местоимением 2-го лица: Пока официанты вязали поэта полотенцами, в раздевалке шел разговор между командиром брига и швейцаром. — Ты видел, что он в подштанниках? — холодно спрашивал пират (гл. 5). Антецедентом в первом предложении является существительное швейцаром, анафором во втором — местоимение ты, посредством которого пират обращается к швейцару в речи (ролевой дейксис);
в) местоимением 3-го лица: Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен (гл. 26). Антецедентом в первом предложении является должностное именование прокуратора, анафором — местоимение он (объектный дейксис).
См. еще: Хорошо знавший город гость легко разыскал ту улицу, которая ему была нужна. Она носила название Греческой (гл. 26). Антецедент в первом предложении — существительное улицу, анафор — местоимение она (объектный дейксис); И тут на базаре не стало Низы и Иуды. Они шептались в подворотне какого-то двора (гл. 26). Антецедент первого предложения — имена персонажей Низа и Иуда, анафор — местоимение они (объектный дейксис);
г) существительным: Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас... — Генералы! — напрямик врезался в склоку Глухарев — сценарист (гл. 5). Антецедентом в первом предложении является словосочетание наиболее талантливые из нас, во втором предложении анафор — существительное генералы (объектный дейксис);
2) словосочетанием: — Я не уговариваю тебя, Амвросий, — пищал Фока. — Дома можно поужинать. — Слуга покорный, — трубил Амвросий (гл. 5). Антецедент в первом предложении — имя персонажа Амвросий, анафор — ФЕ-словосочетаний слуга покорный (ролевой дейксис в значении «выражение несогласия, отказа»);
3) предложением: Арчибальд Арчибальдович шепнул мне сегодня, что будут порционные судачки а натюрель. Виртуозная штучка! Антецедент первого предложения — словосочетание порционные судачки а натюрель, анафор — предложение Виртуозная штучка! (генерализующий дейксис — с позитивной персонажной характеризацией).
См. еще: Перепела по-генуэзски? Девять с полтиной! (гл. 5). Все первое предложение является антецедентом по отношению к анафоре, выраженной вторым предложением. Анафор представляет собой квантитативную оценку.
Или: — Я полагаю, что это все те же деньги. — Замечательная мысль! (гл. 26). Антецедент первого предложения — часть предложения это все те же деньги, раскрывающая мотив убийства Иуды. Анафор — предложение замечательная мысль (генерализующий дейксис, представляющий персонажную проекцию).
Катафорические отношения возникают между отдельными предложениями в тексте, когда слово/словосочетание по смыслу отсылается к другому слову/словосочетанию, следующему далее в тексте. В этом отношении предваряющее сообщение, его компонент или что-либо иное называют антиципа-том, а завершающая указательная ссылка на предшествующее содержание называется катафором.
Катафор может быть представлен:
1) словоформой: Кто появился? — понеслись голоса со всех сторон. — Консультант! — ответил Иван (гл. 5). Антиципатом в первом предложении выступает местоимение кто, катафором во втором предложении является существительное консультант, представляющее персонажную номинацию. — Кто из ваших помощников руководил этим? — спросил Пилат. — Толмай, — ответил Афраний (гл. 26). Антиципат в первом предложении — местоимение кто, катафор — персонажное имя Толмай;
2) словосочетанием: Кто убил? — Иностранный консультант, профессор и шпион! — озираясь, отозвался Иван (гл. 5). Антиципат в первом предложении — местоимение кто, катафор выражен цепочкой персонажных именований иностранный консультант, профессор и шпион.
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился Бездомный. — За очень важное сведение... — подняв палец, пояснил заграничный чудак (гл. 1). Антиципат в первом предложении — словосочетания За что это, катафор — словосочетание За очень важное сведение.
Анафоро-катафорические соотношения активно участвуют в плетении текста и нередко являются единственным лексическим средством включения замещающего или предваряющего слова или группы слов в структуры предложений, объединенных смысловыми отношениями.
2.1.2. Местоименные средства
Наряду с анафоро-катафорическими соотношениями лексическую связность в тексте осуществляют такие дейктические средства, как местоимения и местоименные наречия. Дейктические (местоименные) слова обладают неполной номинативной, когнитивной и информативной функцией. Они обозначают явления действительности опосредованно — лишь путем указания на них. Поэтому они не самодостаточны и не самостоятельны в своих значениях. К дейктическим словам относятся собственно местоимения и местоименные наречия типа здесь, там, туда, откуда и др. В контексте местоименные слова наполняются содержанием, замещая собой то или иное знаменательное слово.
На эгоцентрическое свойство местоимений указывал А.М. Пешковский: «Местоимения представляют собой такую единственную в языке и совершенно парадоксальную в грамматическом отношении группу слов, в которой неграмматические части слов (корни) имеют... субъективно-объективное значение, т. е. обозначают отношение самого мыслящего к тому, о чем он мыслит» [Пешковский 1980, 154].
Согласно Э. Бенвенисту, «язык возможен только потому, что каждый говорящий представляет себя в качестве субъекта, указывающего на самого себя как на я в своей речи» [Бенвенист 1974, 294]. Таким образом дейктическое местоимение я представляет собой вершину выражения субъективности в языке.
А.А. Камынина указывает на то, что «...семантика местоимений релятивна по своей природе, и не просто релятивна — она непосредственно или опосредованно сориентирована на говорящий субъект, на я» [Камынина 1999, 125]. В.А. Плотникова (Робинсон) отмечает, что личные местоимения (я, ты, он, она, они, мы, вы) объединены общим семантическим инвариантом «предмет указуемый». «Сближает все личные местоимения-существительные однотипность их синтаксической и семантической сочетаемости, а также по существу негативное отношение к производству на их основе новых слов» [Плотникова 1997, 233].
В тексте романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» дейктические местоимения обеспечивают лексическую связность самостоятельных предложений Ведь мы же условились. Я хотел зайти к тебе. Ты сказала, что весь вечер будешь дома... (гл. 26). Данные предложения соединены следующим образом: в 1-м предложении личное местоимение мы (инклюзивный дейксис) указывает на личные местоимения во 2-м предложении я и к тебе (ролевой дейксис). Последнее слово 2-го предложения — местоимение к тебе связано с первым словом 3-го предложения — местоимением Ты (ролевой дейксис).
См. еще: Он шел в сопровождении Банги, а рядом с ним шел бродячий философ. Они спорили о чем-то очень сложном и важном, причем ни один из них не мог победить другого. Они ни в чем не сходились друг с другом, и от этого их спор был особенно интересен и нескончаем (гл. 26). 1-е предложение связано со 2-м при помощи анафора они (объектный дейксис) к антецеденту он (Пилат). 3-е предложение связано со вторым с помощью лексического повтора — словоформы они (ролевой дейксис).
Особое положение среди дейктических средств связности занимает словоформа это, так как она подвержена субстантивации. В.В. Бабайцева отмечает, что «...тексты с участием слова это настолько сложны в структурно-семантическом отношении, что почти каждый текст нуждается в индивидуальных комментариях» [Бабайцева 2000, 561].
Исследователями выделяется ряд свойств и функций, присущих дейктическому средству связности это. «Если это выполняет роль подлежащего, то оно квалифицируется как субстантивированное местоимение и является средством референции» [Бабайцева 2000, 561]. Существует и другое мнение. Я.И. Рославец писал: «...это нельзя признать самостоятельным членом предложения — даже «формальным подлежащим». Функция указательного местоимения это в них выходит за пределы структуры отдельного предложения и определяется как функция частицы-связки в структуре текста с предметно-обобщающим и указательно-союзным значением» [Рославец 1974, 34]. А.А. Камынина обращает внимание на то, что «субстантивированное изменяемое местоимение это, анафорически отсылающее к предыдущему тексту, ...следует отличать от субстантивированного несклоняемого слова это в конструкциях, ...где оно кореферентно с другим существительным» [Камынина 1999, 127].
В.В. Бабайцева приходит к выводу, что в определенных позициях в тексте, когда изолированные фрагменты начинаются словом это после точки или другого знака, сигнализирующего на письме о конце предложения, «...слово это достигает максимальной степени структурной и семантической значимости, выполняя, по сути, уже роль подлежащего, хотя и сохраняются некоторые свойства частицы-связки» [Бабайцева 2000, 564]. Такое становится возможным благодаря универсальности словоформы это, которая на морфологическом уровне совмещает свойства частицы-связки, существительного и местоимения, а на синтаксическом уровне — свойства подлежащего и части сказуемого. Таким образом, выполняя роль частицы-связки, словоформа это является лексическим дейктическим средством связности двух отдельных предложений/нескольких предложений/фрагментов текста. Волна не дошла до низшей точки и неожиданно стала опять вырастать и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист и отдельные, сквозь гром различимые женские стоны. «Это их ввели на помост... — подумал Пилат, — а стоны оттого, что задавили нескольких женщин, когда толпа подалась вперед» (гл. 2). Словоформа это во 2-м предложении является анафорой с генерализующим дейксисом в значении включения предшествующей пропозиции. Или: И ровно в полночь в первом из них что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: «Аллилуйя!» Это ударил знаменитый грибоедовский джаз (гл. 5). Словоформа это в 3-м предложении является анафорой с генерализующим дейксисом в значении включения предшествующей пропозиции, заключенной в 1-м и 2-м предложениях. См. еще: — О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятать деньги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на дороге в Хеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защищенном, укромном месте с деревьями. Это так просто (гл. 26). Словоформа это в 4-м предложении является анафорой с генерализующим дейксисом в значении включения предшествующей пропозиции, заключенной в предыдущих предложениях.
Словоформа это может употребляться в сочетании с другими словами для большей конкретизации связи: Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя (гл. 5). Словосочетание это чувство находится в родо-видовых отношениях со словом зависть и является анафорой с генерализующим дейксисом в значении включения предшествующей пропозиции. Или: — Так что он (Иуда. — О.В.), конечно не встанет? — Нет, прокуратор, он встанет, — ответил, улыбаясь философски Афраний, — когда труба Мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет. — Довольно, Афраний! Этот вопрос ясен (гл. 26). Словосочетание этот вопрос является анафорой с генерализующим дейксисом в значении включения предшествующей пропозиции, заключенной в диалоге Афрания и прокуратора.
Важную роль в осуществлении лексической связности самостоятельных предложений в тексте играют местоименные наречия. Являясь указателями дейксиса, «они организуют пространственные и временные отношения вокруг «субъекта», принятого за ориентир: ...здесь, теперь и их различные корреляты — ...вчера, в прошлом году, завтра и т. д. Они имеют одну общую черту — все они определяются только по отношению к единовременному акту речи, в котором они произносятся, то есть все они находятся в зависимости от высказывающегося в данном акте» [Бенвенист 1974, 296].
Как отражение авторских проекций (где? когда?) в тексте местоименные наречия задают хронотопические координаты произведения: Он перелез через ограду сада вдалеке от главных ворот, в южном углу его, там, где вывалились верхние камни кладки. Вскоре он был на берегу Кедрона. Тогда он вошел в воду и пробирался некоторое время по воде (гл. 26). Наречие вскоре — хронотопический дейксис имплицитного подтипа (нет эксплицитного показателя соотнесенности в 1-м предложении), он выражает темпоральную авторскую проекцию. Местоименное наречие тогда — средство лексической связи, хронотопический дейксис имплицитного типа, выражает авторскую темпоральную проекцию.
См. еще: Потом всадники выехали из воды, выбрались на ершалаимский берег и пошли шагом под стеною города. Тут коновод отделился, а человек в капюшоне остановил лошадь, снял свой плащ, вынул из-под плаща плоский шлем без оперения, надел его. Теперь на лошадь вскочил человек в военной хламиде и с коротким мечом на бедре (гл. 26). Средства лексической связи: местоименное наречие потом — хронотопический дейксис имплицитного подтипа выражает темпоральную авторскую проекцию; местоименное наречие тут — хронотопический дейксис имплицитного подтипа является локальной авторской проекцией; местоименное наречие теперь — хронотопический дейксис имплицитного подтипа также выражает темпоральную авторскую проекцию.
...что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет? — Секрета нет. Сейчас я заеду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в Массолите состоится заседание... (гл. 1). Средством лексической связи предложений является местоименное наречие сейчас — темпоральная персонажная проекция, т. к. это речь Берлиоза.
См. еще:
— Откуда ты родом?
— Из города Гамалы, — ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала...
— Где ты живешь постоянно?
— У меня нет постоянного жилища, — застенчиво ответил арестант... (гл. 2).
Диалог Пилата и Иешуа по своему временному и локальному распределению определяется семантикой местоименных наречий откуда и где (хронотопические дейксисы имплицитного подтипа, выражающие персонажную проекцию). Местоименные наречия участвуют в создании речевого портрета Пилата — представителя римской власти, который проводит допрос в канцеляритном жанре.
Свободного времени было столько, сколько надобно, а гроза будет только к вечеру, и трусость, несомненно, один из самых страшных пороков. Так говорил Иешуа Га-Ноцри (гл. 26). Местоименное наречие так обладает генерализующим дейксисом, включающим имя предшествующей пропозиции, и выражает персонажную проекцию, т. к. действие происходит во сне Пилата. Ср. еще: Прошел час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спал и дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга.
Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат (гл. 26). Местоименное наречие так связывает два абзаца главы 26-й, обладает генерализующим дейксисом (итоговое резюме к содержанию 9 композита), отражает авторскую проекцию, обобщающе-итоговое содержание.
Таким образом, дейктические средства связности самостоятельных предложений в тексте реализуются через анафоро-катафорические соотношения и местоименные средства. Относительное разнообразие дейктических средств связности способствует «точечно» указательной реализации авторских проекций при создании персонажных, предметных, физических, временных и др. пространств.
Анафорические и катафорические соотношения персонажных, объектных, локальных, темпоральных и других имен с личными, указательными, определительными и другого типа местоимениями служат основой лексической связности текста произведения.
2.2. Лексические повторы и синонимические замены как скрепы лексической связности
Доминантным средством текстообразования является и лексический повтор, которому ранее отводили либо роль образной основы перифрастики, либо дублетность, связанную с однотипностью соответствующих фрагментов. Угулубленное осмысление «перетекания смыслов» в тексте привело к пониманию текстовых функций лексики. «Употребление лексически родственных слов, отличающихся своим семантическим наполнением, несомненно, способствует возникновению представления об общекорневом суммарном значении, что и создает... особую тональность, связанную с «мерцанием смыслов», заключенных в родственных словах» [Бакина, Некрасова 1986, 148]. Однако в данном исследовании акцент лексической функции связан с конструированием семантического пространства текста и главным образом организацией текста лексическими скрепами, начиная с повторов и кончая связочной ролью вводных слов.
Главенствующий же принцип повтора в организации пространства текста состоит в повторении его элементов, что обеспечивает сквозной, или в нашем случае строчный, повтор. Приоритетность повтора лежит в основе текстообразования и служит динамике семантического пространства текста.
Структура лексических средств объединения (лексических повторов и синонимических замен) представлена словоформой, словосочетанием и предложением.
В корпусе словоформ (как средств связи отдельных предложений в тексте) на основе авторских проекций (кто? что?) выделяются следующие разряды лексико-семантических скреп:
1. Персонажные наименования (кто?):
а) имена собственные: При слове «интурист» Ивану тотчас же вспомнился вчерашний консультант. Иван затуманился, поглядел исподлобья и сказал ... (гл. 8); Через несколько минут Маргарита Николаевна уже сидела под Кремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, что ей был виден манеж. Маргарита щурилась на яркое солнце, вспоминала свой сегодняшний сон, вспоминала, как... на этой же самой скамье, она сидела рядом с ним (гл. 19); Но это был обман — Иуда понимал, что Низа значительно обогнала его. Иуда пробежал против меняльных лавок, попал наконец к Гефсиманским воротам (гл. 26).
б) имена нарицательные: Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть угри произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой (гл. 2); Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этом деле, прокуратор (гл. 26).
2. Предметные наименования (что?):
а) конкретные: Само собою разумеется, что, если на Бронной свалится мне на голову кирпич... — Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится (гл. 1); Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я все-таки поднял их и подал ей, но она, улыбнувшись, оттолкнула цветы, и я понес их в руках (гл. 13);
б) вещественные: — Дайте нарзану, — попросил Берлиоз. — Нарзану нету, — ответила женщина в будочке и почему-то обиделась. — Пиво есть? — сиплым голосом осведомился Бездомный. — Пиво привезут к вечеру, — ответила женщина (гл. 1);
в) собирательные: Но. как видите, ничего этого не случилось, никакие нимфы не сбежали к нему, ...и чертогов он никаких не воздвиг, а, наоборот, кончил очень скверно, помер к чертовой матери от удара на своем сундуке с валютой и камнями. Предупреждаю вас, что и с вами случится что-нибудь в этом роде, если только не хуже, ежели вы не сдадите валюту! (гл. 15);
г) абстрактные: Да. мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет? — Секрета нет (гл. 1).
3. Названия организаций (что?):
После клиники и Кисловодска старенький-престаренький, с трясущейся головой, финдиректор подал заявление об уходе из Варьете. Интересно то, что заявление привезла в Варьете супруга Римского (Эпилог).
4. Топологические наименования:
Ты хочешь сказать, Фока, что судачки можно встретить и в «Колизее». Но в «Колизее» порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас — пять пятьдесят! (гл. 5); Меры к ее поимке, как в Москве, так и за пределами ее, были, конечно, приняты немедленные и энергичные, но, к великому сожалению, результатов не дали. Именующий себя Воландом со всеми своими присными исчез и ни в Москву более не возвращался и нигде вообще не появился и ничем себя не проявил (Эпилог).
Особым способом связи является такой, когда при помощи словоформ предложения соединены контактно. В данном случае в роли лексико-семантического средства выступают главные члены предложения: А тут приснился. Приснилась неизвестная Маргарите местность — безнадежная, унылая, под пасмурным небом ранней весны (гл. 19).
Лексико-семантические средства связности, выраженные словоформой, могут быть представлены однокоренными словами: Стали звонить в неизвестное Перелыгино, попали не в ту дачу, к Лавровичу, узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились. Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному № 930 и, конечно, никого там не нашли (гл. 5); — Невидима! Невидима! — еще громче крикнула она и между ветвями клена, хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок. И вслед ей полетел совершенно обезумевший вальс (гл. 20). Второе предложение данного примера является последним предложением главы 20-й. Оно обеспечивает связь между концом главы 20-й и заглавием главы 21-й при помощи однокорневых словоформ полетел (гл. 20) — Полет (гл. 21). См. еще: И, конечно, совершенно ужасно было бы даже помыслить о том, что такого человека можно казнить. Казни не было! (гл. 26).
Функцию связи самостоятельных предложений в тексте могут выполнять лексико-семантические средства, представленные: а) языковыми синонимами: Если верно, что трусость — самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы (гл. 32);
б) текстовыми синонимами, в составе которых выделяются, например, именования представителей римской власти в ершалаимском мире: Мы привыкли к тому, что римский прокуратор выбирает слова, прежде чем что-нибудь сказать. Не услышал бы нас кто-нибудь, игемон? (гл. 2). Связь предложений осуществляется через должностное имя представителя римской власти в Иудее (прокуратор) и официальное обращение к этому представителю (игемон).
Связь отдельных предложений на уровне словоформы может осуществляться через метонимию. По мнению М.В. Панова, такая позиционная мена в лексике возможна, когда присутствует необходимая лексическая позиция: в первом предложении есть «единица заменяемая», во втором предложении есть «единица замещающая». «Условия, обусловливающие позиционную замену: предварительное упоминание в тексте прямого (не метонимического) названия...» [Панов 1999, 298]. Беллетрист Бескудников — тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами — вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати (гл. 5). Лексическая позиция использует метонимию. где именование предмета часы заменено во втором предложении его частью стрелка.
Всадник подъезжал к южным воротам Ершалаима. Под аркою ворот танцевало и прыгало беспокойное пламя факелов (гл. 26). Словосочетание под аркою ворот представляет собой метонимическую авторскую проекцию места (где?) с локальным значением (часть от целого). См. аналогичную связность: Дворец Ирода Великого не принимает никакого участия в торжестве пасхальной ночи. В подсобных покоях дворца, обращенных на юг, где разместились офицеры римской когорты и легат легиона, светились огни... (гл. 26).
При повторе может быть назван различно один и тот же объект описания. Если этот объект один, а его номинации в тексте различны (даны в разных аспектах, с разных точек зрения, подчас — разными людьми, в разных ситуациях), то речь идет о повторной текстовой номинации. При этом повтор относится не к слову, а к объекту описания, предлагая для его характеристики все новые и новые аспекты либо оттенки смысла. Подобным образом впервые в текст романа вводится князь тьмы — Воланд. Он описывается и с точки зрения персонажей (Берлиоза и Бездомного), и с точки зрения автора: первый человек, иностранец, немец, англичанин, француз, поляк, непрошеный собеседник, удивительный иностранец, заграничный чудак, путешественник, заграничный гость, иноземец, неизвестный интурист, шпион, русский эмигрант, профессор, специалист по черной магии, единственный в мире специалист, историк, странный профессор (гл. 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными»). Широкий семантический охват объекта описания связан с выделением дополнительных признаков: в развертывание характеристики включается набор индивидуального видения. Обозначения, сменяя друг друга в тексте главы, представляют: интродуктивную функцию (первый человек), национальность в гиперо-гипонимической интерпретации (иностранец: немец, англичанин, француз, поляк), коннотативность номинаций (непрошенный собеседник, удивительный иностранец, заграничный чудак) и т. д. Гетерономинативность органична для романа, его фантасмагоричного стиля, в котором действуют неопознанные, неидентифицированные в глазах читателя персонажи. Семантическая природа имен раскрывает основной сюжетный ход описания, который представлен нанизыванием эпизодов, встреч и диалогов: роман развертывается как серия явлений. «Жанр явлений создает необходимость пользоваться окольными номинациями персонажей, т. е. избегать имен собственных даже в той части повествования, в которой они уже известны читателю» [Арутюнова 1974, 323].
Связность текста может поддерживаться также и на уровне отношений двух предложений: Было около десяти часов утра (гл. 2). — Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич, — сказал профессор (гл. 3). Финальное предложение главы 2-й и начальное 3-й выполняет роль межглавного средства связи.
Из анализа приведенных примеров видно, что группа лексико-семантических средств связности по своей структуре разнообразна. Вариантные замены различных членов лексико-семантической связности могут принадлежать как системному языковому соотношению, так и являться индивидуально-авторскими образованиями.
Синтагматический дейксис выполняет функцию внутренней организации текста, связывая между собой лексическими скрепами (повторами, синонимами и др.) самостоятельные предложения в тексте. В роли лексического повтора выступают анафоро-дейктические перволичные, второличные и третьеличные местоимения, в составе которых наблюдается одноступенчатый, двуступенчатый и многоступенчатый анафорический дейксис. Дейктические слова выполняют в тексте указательно-замещающую функцию: персонажи, объекты речи предметного мира в своей темпоральности и локализованности предстают в тексте как предшествующее, замещающее, одновременно являясь доминантным типом — лексической связностью текста. Катафорические отношения с предшествующей позицией антиципата занимают меньшее место по частотности употребления, чем анафорические соотношения: катафорой объединяются ≈4,13% самостоятельных предложений в исследованных четырех главах.
Лексические повторы и синонимические замены, входя в состав доминирующих лексических средств связности, обусловлены также последующей позиционной меной: в тексте имеется предварительное упоминание прямого названия. Значительно реже лексические неопределенности типа таинственная фигура, прячущаяся от лунного света (первое появление Мастера в романе — конец гл. 11) выступают в синтагматической функции. В этом случае препозиционная неопределенность превращает интродуктивное имя в антиципат, создавая катафорическую соотнесенность. Последующие именования персонажа, приобретая предикативную функцию: неизвестный, таинственный посетитель, пришедший, гость (гл. 13) по отношению к интродуктивному имени, являются квалификативно-связующими скрепами художественного текста романа.
Таким образом, ткань романа покоится на каркасе синтагматических связей разной длины и содержательной наполненности: лексические средства связности выполняют двойную функцию — собственно связи и тематического развития смысла произведения.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |