Глава 15. Пропавшая поэма Сергея Есенина

«...я только ищу причины, почему люди не смеют убить себя, вот и все...
— Как не смеют? Разве мало самоубийств?
— Очень мало.
— Неужели вы так находите? Он не ответил...»

Ф.М. Достоевский «Бесы»

«Я чувствую себя хозяином в русской поэзии...» — писал Есенин в марте 1923 года¹. Крестьянское слово «хозяин» подчеркивает основательность такого утверждения — это не претензия на первенство, а радостно осознаваемое чувство близости с народом и с выдающимися русскими поэтами, такими же хозяевами. Сегодня признание поэта кажется естественным. Другое дело смутное время в литературе середины 20-х годов, когда несправедливая критика и прямая клевета преследовали Есенина.

Неистовствовали не только критики вроде Л. Сосновского, заявлявшего, что поэзия Есенина — это «лирика взбесившихся кобелей». Отступались прежние друзья. В сентябре 1924 года члены имажинистского объединения «Ассоциация вольнодумцев» Р. Ивнев, А. Мариенгоф, М. Ройзман, В. Шершеневич и Н. Эрдман в коллективном послании, опубликованном в журнале «Новый зритель», подытожили многолетнюю дружбу со своим председателем: «Есенин примыкал к нашей идеологии поскольку она была ему удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены, как в соратнике...»²

Но если отступничество «соратников» можно было предвидеть, то резко отрицательное заключение о «Стансах» А. Воронского, усмотревшего в стихах фальшь и внутреннюю пустоту и утверждавшего, что в них «за внешней революционностью таится глубочайшее равнодушие и скука»³, было неожиданным. Ведь буквально за месяц до этого в журнале «Красная новь» была опубликована поэма «Анна Снегина», посвященная ответственному редактору этого журнала — А. Воронскому. Да и не верил Есенин до поры до времени в недоброе отношение критика к его стихам. «У Воронского в отношении ко мне я думаю, просто маневр: все это, я думаю, в глубине души его несерьезно. Так это — знай, мол, наших!» — пишет он Г.А. Бениславской 20 декабря 1924 года⁴. Разве не напоминают эти есенинские слова реакцию булгаковского Мастера на первую волну критических статей? Он тоже вначале над ними посмеивался.

А. Воронский был крупным партийным работником, а потому его статья весной 1925 года становилась серьезным обвинением и несла зловещее предзнаменование. Эта предательская статья стала частью лавины злобной критики, обрушившейся на поэта. После смерти Есенина совесть не помешала Воронскому председательствовать на вечере памяти. Именно редактор зачитал письмо Л. Троцкого «Памяти Сергея Есенина», в котором последний изложил свою версию причин смерти поэта. И вполне вероятно, что фамилии критиков в романе Булгакова родились по ассоциации: Сосновский — Лаврович, Воронский — Летунский — Латунский. Инициалы третьего критика, выступившего вслед за Ариманом — «Н.Э.» — заставляют вспомнить о бывшем «соратнике» Николае Эрдмане.

Один из разговоров в 1938—39 годах Булгаков и Эрдман завершили близкой обоим мыслью, что если бы они не были литературными неудачниками, то непременно находились бы по разные стороны баррикады⁵. Булгаков, его герой Мастер и Сергей Есенин как бы плечом к плечу стояли по одну ее сторону, и потому всем троим судьба была попасть под оголтелые атаки воинствующих критиков вражьего воинства. Но в чем причина нападок на творчество Есенина? Правильный, как нам кажется, ответ можно найти в статье С. Куняева⁶. Есенин оказался одной из жертв кампании против крестьянских поэтов, а его личная вина пред сильными мира заключалась в том, что в поэме «Страна негодяев» в образе Чекистова он вывел Троцкого. Публикуя отрывки поэмы, Есенин в то страшное время совершил гражданский подвиг — бросил неравный вызов бесчеловечному всесилию Троцкого.

С. Куняев блестяще разгадал шифры «Страны негодяев». Но мы в связи с этим хотим обратить внимание на другое, по-настоящему не изученное произведение Есенина — поэму «Гуляй-Поле».

Полный текст ее не сохранился. До нас дошел лишь небольшой отрывок из поэмы под названием «Ленин» и черновой автограф «Но что там за туманной дрожью?», составленный из 36 строк. А вместе с тем поэт И. Грузинов вспоминал, что Есенин поэму «читал долго». В 1924 году поэма была «почти вся сделана, оставалось обработать некоторые детали»⁷. Есенин утверждал, что через несколько дней поэма будет готова полностью. Но в дошедшем до нас тексте неоднократные многоточия и несвязанность отдельных частей с очевидностью свидетельствуют, что сегодня мы читаем лишь ее фрагменты. Две линии отрывка «Ленин» — тема вождя революции и тема гражданской войны — выглядят независимыми друг от друга. И если первая подробно изучена литературоведами, то вторая осталась вне их анализа.

Картину гражданской войны, нарисованную в поэме, мы предлагаем рассмотреть с той точки зрения, что Гуляй-Поле — родное село батьки Махно. (В названии поэмы Поле пишется со строчной буквы, поэтому Гуляй-поле вначале воспринимается как поэтическая метафора.) Здесь, на земле Гуляй-Польского «вольного района» сражалась революционная повстанческая армия Нестора Ивановича Махно. Судьба этой армии, плоть которой составили крестьяне, оказалась трагичной. На первом этапе боевых действий по соглашению с красным командованием (март 1919 г.) махновская армия стала частью противоденикинского фронта. Однако, вследствие провокационной политики Троцкого по отношению к местным Советам крестьянских депутатов, незаконных репрессий, санкционированных им же, когда громились махновские Советы и коммуны, были схвачены и казнены члены штаба Махно, во второй половине июня повстанческая армия нарушила соглашение и впервые нанесла удар по красным. В дальнейшем махновцы бились на два фронта: и против белых, и против красных (за исключением совместных действий с последними против Врангеля). Заключительный период отношений Махно с красными обернулся разгулом по родному краю, грабежами и бандитизмом; в это время своего кумира покинули самые преданные анархисты⁸.

Движение Махно было типичным примером крестьянской войны за землю и волю. Видимо, поэтому крестьянский поэт Есенин и обратился к событиям гуляй-польской вольницы.

История поэмы видится нам следующей. Работая над окончательным вариантом «Гуляй-Поля», где естественно должны были переплестись ленинская и гуляй-польская сюжетные линии, и читая его друзьям, Есенин убедился, что опубликовать ее полностью будет невозможно. Правдивый рассказ о гражданской войне на просторах «вольного района» явился бы обвинением Троцкому в преступлениях против крестьянства. Не забылось, вероятно, и то, что друг Есенина, поэт Алексей Ганин был расстрелян в марте 1925 года за поэму, направленную против Троцкого. Поэтому напечатан был только отрывок из поэмы, в котором выделена одна лишь ленинская тема, как доминирующая. Доказательства нашим предположениям находим в сохранившихся вариантах поэмы: в первоначальной редакции были следующие строки⁹:

Укр(айна) страшный, чудный звон
В деревьях тополь, в цветь — подснежник.

В напечатанном отрывке:

Россия —
Страшный, чудный звон
В деревьях березь, в цветь — подснежник.

Поэт избавляется от украинских мотивов в стихах (тополь, например, неотделим от украинского пейзажа), и название поэмы превращается в метафору. По той же причине Есенин не включил в печатный текст автограф «Но что там за туманной дрожью?» Строки из него:

Ужель проснулось Запорожье
Опять на ляхов воевать..?

настойчиво возвращают к событиям войны на Украине. Пытаясь определить суть крестьянской войны, Есенин сравнивает ее с ужасами прежних браней. Что это: восстание народа против засилья иноземцев, отражение нашествия или борьба нового Мазепы за отделение Украины?

Ни то, ни это. Страшный год,
Год восемнадцатый в истории.
Тогда маячил пулемет
Чуть не на каждом плоскогорье,
И каждое почти село
С другим селом войну вело.

Вот оно главное — восстал брат на брата! И далее:

Здесь в схватках, зверски оголтелых,
Рубили красных, били белых
За провиантовый грабеж,
За то, чтоб не топтали рожь.

Эти строчки выделяют характерную черту политики махновских Советов в «вольном районе» — Махно оборонял крестьян не только от вторжения белых армий, но и не пускал на территорию района продотряды, не позволял создавать комбеды.

Вторая часть неопубликованного отрывка утверждает врожденное отвращение землепашца к войне, его право первым воспользоваться плодами трудов своих, беззащитность хлебной нивы, которую следует любой ценой сберечь, ибо в ней — будущая жизнь, и потому ясно, что будучи напечатанным, отрывок был бы заклеймен, как воскрешающий «анархо-кулацкий разврат» и «махновщину» (Л. Троцкий), тем более, что в 1925 году не все еще ели досыта и помнили о недавнем голоде, так что критики Есенина знали, к какому чувству народа взывать.

Избавляясь при подготовке к печати стихотворения «Ленин» от упоминаний о батьке Махно, поэт все же оставил некоторые. В четверостишии

Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, кто в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.

две последние строки относятся к Ленину, а первые две? Можно сослаться на романтические образы, созданные русскими поэтами, уставшими от почти 10 лет войны и утрат и тоскующими по вечной нежности и бескорыстной сердечной привязанности, а можно вспомнить, что черная маска — атрибут костюма благородного разбойника-заступника. Вспомним теперь, что начало революционной деятельности Нестора Махно было отмечено экспроприациями у местных богачей денег «на голодающих», причем, члены группы, в которую входил Махно, использовали черные маски и черные одежды¹⁰. Махно в 1921 году бежал от красных в Румынию, и, некоторым образом, перешел в разряд несуществующих личностей, по крайней мере, на российских просторах. Разве Есенин, говоря об условности героя, не мог иметь в виду Махно именно как символ, пусть утраченный, но еще близкий и понятный крестьянской душе поэта. Тогда, значит, именно Махно, выходец из бедных крестьян, захваченный выстраданными, но утопическими идеями, противопоставляется пролетарскому вождю, который

С лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных,

но «сумел потрясть... шар земной».

У Махно, просидевшего 10 лет в Бутырской тюрьме, было прозвище «Скромный»¹¹. Есенин, интересуясь фигурой Нестора Ивановича (Номах из «Страны негодяев» списан с Махно¹²), не мог не знать этого. Включая в текст упомянутую строку о Ленине, поэт словно бы признавал и подчеркивал первенство Владимира Ильича во всем над «благородным разбойником» батькой Махно.

Теперь понятно, какой крепкой нитью связаны были две, казалось бы, независимые линии поэмы. Тема народного вождя в своеобразном сопоставлении двух недюжинных личностей является общей для них.

Издавая стихотворение «Ленин» с примечанием — отрывок из поэмы «Гуляй-Поле», Есенин навлекал на себя ненависть главного идеолога антимахновщины — Л. Троцкого. Спаянные общностью тем и выросшие из единого замысла¹³, поэмы «Гуляй-Поле» и «Страна негодяев», несомненно, и были принесшим беду произведением Мастера. И не из-за этих ли поэм критики не столько разбирали достоинства есенинских стихов, мастерство автора, сколько «распинали» самого автора как личность? Ведь Есенин мог бы сказать то же самое, что сказал Мастер Ивану Бездомному: «Что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон» (13,515).

А судьба «Гуляй-Поля»? Так же, как и роман булгаковского Мастера, поэма осталась неизвестной читателю. Уничтожил ли ее сам поэт или кто-то другой? А может быть, правило «рукописи не горят» распространяется и на нее? Возможно, этот вопрос прояснит не только рассекречивание всех материалов, связанных с судьбой поэта, но и детальное изучение последнего года жизни Г. Бениславской, которая, подобно Маргарите, была неистовой поклонницей, помощницей и бережной хранительницей сочинений почитаемого ею Мастера-Есенина. Сестра Есенина Екатерина вспоминала¹⁴: «Над поэмой "Гуляй-Поле" Сергей работал много и упорно. Кроме письменных вариантов были и устные. Эти устные варианты он читал Галине Бениславской. Она высказывала замечания». Трудно смириться с мыслью, что Бениславская, уходя добровольно из жизни, не позаботилась о наследии любимого ею человека и поэта.

Сама тайна страшной смерти Сергея Есенина не дает людям покоя, но это — тема не данной работы. Остается только добавить, что согласно нашей расшифровке романа Булгакова Мастер-Есенин был убит.

Примечания

1. Есенин С.А. Указ. собр. соч. Т. 3. С. 164.

2. Там же. С. 338.

3. Воронский А. На разные темы // Альманах «Наши дни». М., 1925. № 5. С. 305—306.

4. Есенин С.А. Указ. собр. соч. Т. 3. С. 282.

5. Чудакова М.О. Без гнева и пристрастия // Новый мир. 1988. № 9.

6. Куняев С. Все начиналось с ярлыков // Наш современник. 1988. № 9.

7. Есенин С.А. Указ. собр. соч. Т. 2. С. 421—422.

8. Голованов В. Махно или «оборотень» гражданской войны // Лит. газета. 1989. № 6.

9. Прокушев Ю. Время, поэзия, критика. М., 1980. С. 395.

10. Голованов В. Указ. соч.

11. Там же.

12. Есенин С.А. Указ. собр. соч. Т. 2. С. 427.

13. Там же. С. 421—422.

14. Прокушев Ю. Указ. соч.