Глава 13. Булгаковский Могарыч

(Смех). Товарищи, почему вы ржете? Подождите.

В. Маяковский. Из выступления при обсуждении постановки «Ревизора» в театре имени Вс. Мейерхольда

У «друга» Мастера Алоизия Могарыча тоже есть свой прототип. Отношения Мастера и Алоизия очень напоминают историю разыгравшуюся между Есениным и Мейерхольдом в 1920—21 годах.

В середине 1920 года Вс. Мейерхольд приехал в Москву из Новороссийска (его семья в это же время возвратилась домой в Петроград). Как только Мейерхольд объявился в Москве, Луначарский незамедлительно назначил его заведующим театральным отделом (ТЕО) Наркомпроса, то есть фактически комиссаром всех русских театров. Этот период его административной деятельности («Администратором Мейерхольд оказался смелым, но плохим»¹) был связан с активной журналистской работой. Мейерхольд вдохновлял и фактически редактировал газету «Вестник театра», которая, как мнилось редактору, являлась глашатаем театральной революции, якобы непременно грядущей вслед за социальной. Неслучайно поэтому то, что в романе Могарыч при знакомстве с Мастером представляется журналистом (по прибытии в Москву Мейерхольд знакомится с Есениным). На первых порах Мейерхольду негде было жить, и его любезно приютили Есенины. В. Катаев в своей книге² приводит воспоминания Есенина об этом периоде, из которых ясно, что семья поэта, хотя и испытывала существенные трудности, принимая гостя, но относилась к нему исключительно радушно. Мейерхольд же довольно своеобразно отблагодарил хозяина за хлеб-соль — он тайком «увел» у поэта жену... В романе «друг» Могарыч предал друга-Мастера и разлучил его с любимой женщиной.

Страсть Магарыча занимать чужую жилплощадь также сродни мейерхольдовской. Вот как последний нашел квартиру в Москве³: одним из первых посетителей, явившихся на прием к новому заведующему ТЕО, был балетмейстер Касьян Голейзовский. Он пришел просить помощи: студия Голейзовского разместилась в бывшем особняке адвоката Плевако на Новинском бульваре, 32, и дом требовал ремонта. Разговор между Голейзовским и Мейерхольдом произошел довольно странный «Я, — вспоминал Голейзовский, — рассказал ему о печальном положении моей студии. Он попросил меня уступить ему часть помещения, где находилась моя квартира. Мейерхольд для меня являлся одним из светил в искусстве. Я, конечно, почел за честь жить рядом с ним и уступил три четверти своей площади. Мейерхольд быстро перебрался в помещение. Имущество студии было рассеяно по всему дому, и я извинился перед Всеволодом Эмильевичем, что не могу убрать мебель, застрявшую в его будущей квартире, и что постараюсь как можно скорее перетащить ее вниз... Всеволод Эмильевич предложил мне не беспокоиться, так как мебель ему понравилась, и он решил оставить ее себе. Откровенно говоря, меня эта бесцеремонность несколько удивила, и я невольно вспомнил предупреждения А.А. Бахрушина, Москвина и многих своих друзей, которые по-дружески меня предупреждали, говоря: «Будьте осторожны с этим типом...» Из квартиры Голейзовского Мейерхольд с Зинаидой Райх, бывшей женой Есенина, переехали в Брюсовский переулок⁴. Чрезвычайно быстро, через две недели после происшедших в романе событий, Могарыч обосновался в прекрасной комнате в том же Брюсовском переулке, а еще — занял место Римского в качестве директора театра Варьете. Нечто похожее происходило и с Мейерхольдом в тот период, когда их отношения с Есениным переменились. В феврале 1921 года Мейерхольд был смещен с поста заведующего ТЕО и вскоре вообще ушел из организации, переключившись целиком на режиссерскую работу (газета «Вестник театра» закрылась в августе того же года). Мейерхольд в начале 20-х годов руководил разными театрами: 1-м театром РСФСР, театром Революции, а в 1923 году он создал театр, который назывался театром имени Вс. Мейерхольда (!), сокращенно — ТИМ. Здесь он ставил свои экспериментальные постановки. Булгакову они казались чудовищными, и он безжалостно издевался над сценическими «откровениями» Мейерхольда практически во всех своих произведениях, касавшихся театра. Чего стоил только один фарсовый эпизод из мейерхольдовской постановки «Земля дыбом», когда император в каске, мундире и кальсонах восседал на ночном горшке, а оркестр гремел «Боже, царя храни!» Затем денщик императора рассматривал содержимое горшка в бинокль и, зажав рукой нос, под хохот публики бежал через весь зрительный зал с горшком, на котором красовалась геральдическая корона⁵. Такое действо впору не театру, а низкопробному варьете, например, варьете Могарыча.

Примечания

1. Рудницкий К. Мейерхольд. М., 1981. С. 246—247.

2. Катаев В. Алмазный мой венец. М., 1981. С. 129.

3. Рудницкий К. Указ. соч. С. 245.

4. Там же. С. 362.

5. Там же. С. 280.