Обратим внимание в этой цитате еще на каламбур со словом «заноза»: в прямом значении и в значении названия журнала. Подобными каламбурами, как увидим, пестрит разворот 2-й и 3-й страницы. Этот лейтмотив каламбуров очень полезен для освещения того, что будет происходить дальше. А дальше происходит вот что. Уже на следующей стр. 3 мы встречаем развитие мотива той самой вывески «ЗУБЫ», который первым привлек наше внимание к присутствую Булгакова в этом журнале. Рассказ так и называется: «Зубное», и он соотнесен с материалами соседней страницы подписью своего автора. Если Троцкий — Лев, то автор рассказа, как утверждает подпись, — Леон. «Леон (именно так, без точки; в действительности — Леонид) Саянский».
Рассказ служит вариацией на тему рассказа Чехова «Лошадиная фамилия». Это важно по многим причинам: во-первых, потому что Чехов с Булгаковым оба врачи, во-вторых, потому что аналогичная вариация на тему другого чеховского рассказа будет завершать «булгаковский» период «Занозы», создавая ему обрамление. И еще потому, что само название и тема чеховского рассказа, в котором человек, страдающий зубной болью, мучительно вспоминает фамилию Овсов, подсказывает, что все дело тут — в именах и фамилиях. А почему — судите сами из приводимой цитаты. Речь идет о больном зубе ответственного работника со странной фамилией Семашко и о поиске исцелителя, прежде всего, конечно, — среди советских врачей: «Через день жена, сморкаясь и слезоточа, наклонилась к позеленевшему мужу и зашептала.
— Плюнь ты на свою науку... У Булгакиных нонече зубы всем семейством болели... Лечили-лечили, — ни тинь-ти-ли-ли... А позвали Терентьиху, пошептала и как рукой... Няньку спроси...»
А мы теперь спросим: при чем здесь Леон... ид (а вовсе никакой не Леон) Саянский? М.А. Булгак... ов со всей откровенностью заявил о своем участии в создании журнала «Заноза». Признался: на карикатуре с Норвегией и «Зубами» дело тоже идет о признании, дипломатическом (а игру со словами «признать» и «признаться» в прежней нашей работе мы уже обнаружили в «булгаковских» материалах «Гудка» этого же времени, начала 1924 года). Только уж, признавшись, он, чтобы нам, разгадывающим эту тайну, не было слишком скучно, поменял одно окончание фамилии на другое.
А чтобы, с другой стороны, в дело не вмешались ненужные в нем педанты — сделал игру с именами лейтмотивом ближайших страниц. И начиная уже — с примечания к данному рассказу. Оно гласит: «Необходимое разъяснение от редакции. Упоминаемый в рассказе Семашко — не Семашко, а только однофамилец товарища Семашки». Нарком здравоохранения Семашко, именем которого в еще не написанном романе будет в действительности называться «общежитие имени монаха Бертольда Шварца», попал якобы сюда по ошибке.
На самом деле никакой ошибки не было: в рассказе критикуется советское здравоохранение — врачи не помогли, а бабка помогла. Посрамлен именно тот самый «товарищ Семашко», который якобы является лишь «однофамильцем» героя рассказа. Примечание редакции, таким образом, нужно читать с помощью «зеркала», понимая его смысл с точностью до наоборот — иронически.
То же и упоминаемый в рассказе Булгак(ин). Это тоже не однофамилец «товарища Булгак(ова)», а... сам Булгаков и есть! Напомню, что номер «Занозы» выходит в конце февраля, и совсем недавно, в начале января 1924 года произошло знакомство Булгакова с его будущей второй супругой Л.Е. Белозерской-Василевской. Так что «семья Булгакиных» в этот самый момент находится в процессе решающей метаморфозы, и пассаж из февральского рассказа непосредственно предваряет (уже ставшее нам известным) появление фамилии Белозерской в апрельском номере «Красного перца».
Таким образом, два московских журнала ведут самую настоящую хронику семейной жизни Булгакова в 1924 году; неудивительно, что, подводя в конце года ее итог, Булгаков вспоминает в этой связи и увековечивает в своем дневнике название журнала «Заноза»!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |