Первая попытка водворения Верхотурского в редакции «Занозы» по видимости закончилась неудачей. После № 18 наступила пауза, заполненная, надо полагать, ожесточенной борьбой в «коридорах власти»: издание журнала... на время прекратилось. Следующий № 19 «еженедельного издания», датирован сразу июнем—июлем, но — он вышел уже безо всякого «А. Верхотурского», с прежним обозначением Б. Волина как ответственного редактора. Об этой маленькой победе в рубрике «Полезные сведения» не без гордости сообщал фельетон, подписанный именем одного из авторов прежних «свинских» публикаций «Занозы» Егора Каменщикова, с «говорящим» названием: «Признаки действительной и мнимой смерти контр-революционера» (стр. 4).
«Смерть» была мнимой; «оживление» состоялось. Но какой ценой! Журнал уже был очевидно не тот. Из всех материалов последних его пяти номеров нас заинтересуют только прощальные «булгаковские» публикации, часть из которых, к тому же, мы уже рассмотрели. В № 19 нельзя не обратить внимания на стихотворение М. Андриевской «Мещане на «Воробьевых»» (стр. 2). Не только из-за горьковских аллюзий в его заглавии (первая пьеса Горького «Мещане»; срв. начало названия второй пьесы, «На дне» — в продолжении названия фельетона: «...на «Воробьевых»»), — но, главным образом, потому, что те же «Воробейчиковы горы» фигурировали в одном из предшествовавших автопризнаний Булгакова — «Разговорчиках» К. Шелонского в № 8.
Здесь сохраняется та же сакральная антитеза, что и в «Разговорчиках»:
Узлы, корзинка, чемодан...
Назвав природу «раем»,
Коптит на примусе маман
Громадный чайник с чаем.
Сынишка Вова, пес «Барбос»,
Папаша, дочь-невеста...
Вдруг... комсомольцев чорт принес
Как раз на то же место.
— Ребята, — лодку на прикол!
— Скорей защурься, Надя!..
На 50 процентов гол
Там чуть не каждый дядя!..
[...]
— Скоты!.. — папаша проворчал, —
Я сам читал намедни:
Программа ихняя скандал,
И все другое... бредни!..[...] Папаша дремлет, мама спит...
Исчезли Вова, Надя...
Лишь примус ревностно шипит,
С далекой песнью ладя.
И льется примусова речь
Все жарче, все победней:
— Теперь детей не уберечь
От комсомольских бредней!..
Но в эту очевидную антитезу («рай» — «чорт») встраивается совершенно новый материал: система мотивов булгаковских очерков на смерть Ленина начала этого года. «Примус» проходит лейтмотивом через все стихотворение, и в конце из безразличного аксессуара становится даже... активным персонажем, идеологом! В булгаковском «Воспоминании...» «примус», царствующий на кухне коммунальной квартиры, претерпевает ту же каламбурную метаморфозу: становится «первым»... человеком в государстве, предсовнаркома Владимиром Лениным! Соответственно, и в стихотворении появляется... Вова, а затем совершенно закономерным образом выясняется, что его сестра-невеста — Надя, то есть тезка Надежды Крупской!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |