Одним словом, явившееся первоначально опрометчивое предположение об очередной порции насмешек над советской властью не оправдывается. Фельетон представляет собой просто-напросто мини-парад предыдущих булгаковских публикаций. Но самое захватывающее состоит в том, что в нем в целом намечается эскиз одной из заключительных сцен булгаковского романа «Мастер и Маргарита» — скандал в Торгсине с участием Коровьева и Бегемота!
Здесь, в рассказе 1924 года, также — скандальная ситуация в продуктовом магазине, собирающая вместе всех продавцов и заведующих... Из уст ожидающих для себя плачевной участи торговцев звучит слово «пророк», «пророчили», — а вслед за ним (как по сценарию одноименного пушкинского стихотворения, где атрибутом новоиспеченного пророка нежданно-негаданно оказывается... «жало мудрыя змеи»). появляются в рассказе «Занозы»...: «инфернальные» силы, бесчинствующие в будущем романе на улицах Москвы: «Старичок... обвел» своих коллег «мудрым, аки змий взглядом...»
В романе, правда — среди покупателей, а не продавцов гастронома на Смоленской, тоже есть старичок: и он тоже ведь... присоединяется к громящей магазин компании Воланда, словно бы в него вселяется «нечистая сила»: «Приличнейший тихий старичок, одетый бедно, но чистенько, старичок, покупавший три миндальных пирожных в кондитерском отделении, вдруг преобразился. Глаза его сверкнули боевым огнем, он побагровел, швырнул кулечек с пирожными на пол [...] выхватил поднос [...] взмахнул им, левой рукой сорвал с иностранца шляпу, а правой с размаху ударил подносом плашмя иностранца по плешивой голове». Более того, поздний булгаковский эпизод в последнем романе... хранит память о самой кризисной ситуации, на пике которой появляется «Изюминка» 1924 года!
Мы видели, что в «Красном перце» в это время многократно обыгрывается символ постигшей журнал «Дрезина» катастрофы — башня; он, этот символ, появляется, в том числе, и в виде парижской Эйфелевой башни. А на подносе, которым орудовал «старичок» в романе Булгакова, раньше находилось разрушенное Бегемотом «хитрое сооружение из шоколадных плиток». И когда говорится о боевых действиях «старичка», это неопределенное «сооружение» — приобретает вполне конкретную форму: «...он выхватил поднос, сбросив с него остатки погубленной Бегемотом шоколадной эйфелевой башни...» В разрушительных действиях инфернальных, или инспирированных инфернальными силами персонажей в миниатюре отражается и судьба непостроенной башни Татлина, и судьба недостроенной, тоже «погубленной» Вавилонской башни, с которой башня Татлина сопоставлялась в «булгаковских» журнальных публикациях 1923—24 гг.
Как и его сверстник — эпизодический персонаж романа, старичок в фельетоне тоже ведь творит своего рода бесчинство; придумывает, как обойти очередной каприз государства, который кто-то из персонажей называет «вульфсониада» — характерное словообразование, аналогичное придуманному, по свидетельству Катаева, Булгаковым «гофманиада», что как раз и обозначало фантастическую стихию социального быта, воплотившуюся в булгаковских произведениях.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |