Предисловие

«Заноза» и «Красный Перец»...

Я избрал основным предметом своего исследования два сатирических журнала, которым в дневнике Булгакова посвящена пространная запись от 4 августа 1924 года. Помещаю ее вместо эпиграфа:

«Знаменитый сатирический журнал «Красный перец» отличился несколько раз. В частности, в предпоследнем своем номере, где он выпустил рисунок под надписью «Итоги XIII-го съезда» (толстую нэпманшу шнурует горничная, и нэпманша говорит приблизительно так: «Что ты душишь меня, ведь и XIII-й съезд нас только ограничил». Что-то в этом роде). В московском комитете партии подняли гвалт. Кончилось все это тем, что прихлопнули и «Красный перец» и сестру его «Занозу». Вместо них выйдет один тощий журнал. Поручено выпускать некоему Верхотурскому (кажется, редактор «Рабочей Москвы»). Сегодня был на заседании, обсуждавшем темы и название нового журнала. Крутой поворот влево: журнал должен быть рабочим и с классово-производственным заглавием. Тщетно Св[эн] отстаивал кем-то предложенное название «Петрушка». Назовут «Тиски» или «Коловорот», или как-нибудь в этом роде. Когда обсуждали первую тему, предложенную Кот[аевым?!] для рисунка «Европейское равновесие» (конечно, жонглер и т. д.), Верхотурский говорил:

— Да. А вот хорошо бы, чтобы при этом на заднем плане были видны рабочие, которые войдут и весь этот буржуазный цирк разрушат».¹

Журнал «Заноза» действительно, как и пишет Булгаков, был ликвидирован, а вот «Красный перец», вопреки сообщению дневника, продолжил свое существование под тем же названием. Возможно, ошибка появилась недаром. Ошибочно пророча о его переименовании в «Тиски» или «Коловорот», Булгаков тем самым указывал на судьбу петроградского журнала, с которым его творческая биография была связана годом раньше:² из «Дрезины» он превратился в «Смехача», пройдя через такой же разгром, как московские «Заноза» и «Красный перец». Любопытно, что здесь, наоборот, «производственное» (вроде «Тисков» и т. п.) название сменилось на чисто литературное, указывающее (как и «Красный перец») на сатирический профиль издания.

Есть основания полагать, что Булгаков рассказал об этой истории не только ради параллели с петроградской «Дрезиной». Вообще, его «дневник» — и на это уже обращали внимание исследователи³ — представляет собой скорее искусственное, автобиографическое произведение, предвещающее повесть «Тайному Другу» и «Театральный роман»; произведение, добавим, как и будущие вещи, носящее во многом шифрованный характер, так что прямое содержание чуть ли не каждой его записи представляет собой скрытое сообщение о тех сторонах и событиях литературной жизни писателя, которые он до поры до времени желал оставить в тени: своего рода «сборник подсказок» к раскрытию истинных событий его литературной жизни для будущих историков литературы! Такую же роль играло и сообщение о катастрофе «Красного перца»: на деле оно призвано указать нам на размеры участия Булгакова и в этом сатирическом издании, которые намного превышают то, что до сих пор известно.

«Жилплощадь на колесах» в «Занозе», помимо нее в 1924 году — фельетон в «Красном перце» «Три вида свинства», вот и всё. Однако в дневниковой заметке Булгаков... изображает себя участвующим в решающем заседании редколлегии журнала и даже, как легко догадаться, выступающим с предложением о новом его наименовании (предложенное через И. Свэна «Петрушка»⁴ — так же, как и «Красный перец», благодаря каламбуру, относящее журнал к зелени, овощам!). Если роль Булгакова в этом журнальном приложении к газете «Рабочая Москва» и не была определяющей, как в «Дрезине», то она все же соответствовала тому положению, в котором изобразил себя писатель в своем беллетристическом «дневнике»: роль одного из вдохновителей этого издания, автора воплощавшихся на его страницах художественных идей, наподобие той карикатуры, коллективное обсуждение которой им описано.

Предлагаю краткий обзор «булгаковских» мотивов журнала «Красный перец» вообще, и специально — тех его публикаций, которые иносказательно отражают судьбу погибшей «Дрезины». Вместе с тем, как и августовская запись дневника, эти публикации проводят параллель между участью прежнего «булгаковского» издания и вершащейся в это самое время судьбой самого «Красного перца». Как увидим, эта тема занимает в журнале 1924 года достаточно заметное место. Причина в том, что два этих частных случая ведут за собой проблему отношений правящей партии и литературы, яростная борьба вокруг которой разворачивалась как раз в это время, вплоть до специального постановления ЦК, принятого в следующем, 1925 году.

Примечания

1. Булгаков М.А. Дневник. Письма. М., 1997. С. 67—68.

2. См. наше исследование: Загадка «АИР». Неизвестные станицы творческой биографии М.А. Булгакова 1920-х годов. М., 2009.

3. «Остается открытым вопрос: считать ли дневник дневником в общепринятом смысле этого слова или текстом, уже прошедшим первичную редакцию самого писателя, то есть творческим документом. Скажем, заготовкой для книги типа «Записок на манжетах»?» (Булгаков М.А. Под пятой: Мой дневник / Прим. К.Н. Кириленко и Г.С. Файнмана // Театр. 1990, № 2. С. 157).

4. В очерке 1923 года «Золотистый город» у Булгакова содержится со знанием дела исполненное описание представления «петрушечника» на темы современной внутренней политики — борьба кооператоров с «кулаком»: «Толпа густо стоит перед балконом павильона Центросоюза, обращенным на реку. Цветные пестрые ширмы на балконе, а под ними три фигурки. Агитационный кооперативный Петрушка...»