1934-й стал годом объединения советских писателей в единый и монолитный союз. Всё лето шла подготовка к проведению его первого съезда. О том, будет ли допущен Булгаков в эту когорту избранных, долгое время достоверных сведений не было. Елена Сергеевна записывала:
«Кстати, до сих пор неизвестно, принят ли М[ихаил] А[фанасьевич] в Союз или нет.
Повестки изредка присылают. Стороной слышали, что сначала его не приняли, равно как и ещё кое-кого. Но потом — приняли».
Съезд советских писателей торжественно открылся вечером 17 августа в Колонном зале Дома союзов. Для участия в нём из-за границы приехал Алексей Максимович Горький.
Фамилии Булгакова среди делегатов съезда не было. На заседания он тоже не ходил, узнавая все новости из газет.
С большим вниманием всеми был встречен доклад Бухарина, который назывался «Поэзия, поэтика и задачи поэтического творчества в СССР». Особенно привлекло в нём неожиданное толкование понятия «мастер».
О том, что происходило на съезде, охотно рассказывал и «старый» знакомец, вновь (как непременное приложение ко всем значительным событиям) объявившийся в августе. Елена Сергеевна тотчас отметила:
«Часов в десять вечера — Жуховицкий и Вельс — американский режиссёр, ставивший в Нью-Хевене в Иельском университетском театре "Дни Турбиных" в марте этого года».
А Булгаков по-прежнему чувствовал себя неважно. 25 августа Елена Сергеевна записала:
«М[ихаил] А[фанасьевич] всё ещё боится ходить один. Проводила его до театра, потом — зашла за ним».
В те дни Художественный театр готовился к важному событию — к встрече с долго отсутствовавшим Станиславским. Среди приглашённых на это торжественное мероприятие был и драматург Афиногенов:
«Разговор с Афиногеновым.
— Мих[аил] Аф[анасьевич], почему вы на съезде не бываете?
— Я толпы боюсь.
— А как вообще себя чувствуете?
М[ихаил] А[фанасьевич] рассказал о случае с паспортами.
Афиногенов:
— Как бы вас заполучить ко мне?
— Нет, уж лучше вы ко мне. Я постоянно лежу».
Утром 27 августа на 16-м заседании писательского съезда началось обсуждение вопросов драматургии. Основной доклад сделал В.Я. Кирпотин, содоклады — Н.Ф. Погодин, В.М. Киршон и А.Н. Толстой. В прениях выступили Таиров, Билль-Белоцерковский, Ромашов, Афиногенов, Лавренёв, Тренёв, Корнейчук. Было сказано много слов о драматургии и драматургах. Но ещё больше говорилось о Сталине. Так, Афиногенов заявил:
«Вождь нашей партии товарищ Сталин назвал писателей "инженерами человеческих душ". Это название — не только лозунг, не только декларация».
В числе драматургов, создавших произведения неудачные, был назван Илья Сельвинский. В кирпотинском докладе о нем говорилось следующее:
«Отвечающий всем требованиям затейливой техники западного искусства "Пао-Пао" Сельвинского не дошёл до читателя. Читатель не принял его, как не принял и театр. При этом простота оказалась много труднее, чем замысловатая сложность, основанная на формалистическом приёме, на так называемом "отстранении"».
В 1934-м эти слова воспринимались как обычное критическое замечание в адрес пьесы, которая не удалась. Но нам, знающим, как развивались события дальше, понятно, что в своём докладе генерал от литературы Кирпотин произвёл как бы один из первых пробных выстрелов по «формализму». Массированный «отстрел» писателей-формалистов был уже не за горами.
Булгаков на съезде не упоминался вообще. Лишь Николай Погодин, доложив делегатам, какие замечательные сюжеты дают писателям перековывающиеся строители Беломорканала и герои-челюскинцы, вдруг спросил:
«Почему до сих пор на нашей сцене не показали настоящего классового врага в образе белогвардейских офицеров, белой армии и остаются только "Дни Турбиных"?»
И это всё! Писательский съезд старательно делал вид, что в Стране Советов такого драматурга, как Михаил Булгаков, не существует.
Но такой драматург существовал! И его продолжали одолевать новые творческие идеи. Елена Сергеевна записывала:
«У М[ихаила] А[фанасьевича] возник план пьесы о Пушкине. Только он считает необходимым пригласить Вересаева для разработки материала. М[ихаил] А[фанасьевич] испытывает к нему благодарность за то, что тот в тяжёлое время сам приехал к М[ихаилу] А[фанасьевичу] и предложил в долг денег. М[ихаил] А[фанасьевич] хочет этим как бы отблагодарить его, а я чувствую, что ничего хорошего не получится. Нет ничего хуже, когда двое работают».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |