Одним из первых насторожился редактор «Недр» — сразу же, как ознакомился с повестью. Ещё 18 октября 1924 года (это было как раз накануне поездки Ангарского за рубеж), вернувшись из издательства, Булгаков записал в дневнике:
«Большие затруднения с моей повестью-гротеском "Роковые яйца". Ангарский подчеркнул мест 20, которые по цензурным соображениям нужно изменить. Пройдёт ли цензуру. В повести испорчен конец, п[отому] ч[то] писал я её наспех».
Судя по довольно спокойному тону записи, требования Ангарского Булгакова не очень опечалили. Переделки-то касались незначительных частностей! Главных же подковырок редактор опять не заметил!
А крамольного в «наспех» написанной повести было хоть отбавляй!
Кое-кто спрашивал у Булгакова, не на бухаринскую ли фразу о том, что в революции побеждает тот, кто другому череп проломит, намекает его повесть.
Но более всего всех настораживал профессорский красный луч, превращавший полусонных амёб и головастиков в злобных монстров. Ведь он воспринимался как прозрачный (хотя и старательно закамуфлированный) намёк на красную большевистскую идеологию, возбуждавшую в массах злобу и агрессивность. А «пожирание себе подобных» впрямую ассоциировалось с братоубийственной Гражданской войной, стоившей России неисчислимых жертв.
При этом над вопросом, кого автор считает зачинщиком всероссийской бойни, ломать голову не приходилось. Злобные земноводные твари выползли на свет из совхозного инкубатора большевика РОККА, чья фамилия подозрительно явно напоминала РККА, то есть сокращённое название Рабоче-крестьянской Красной армии. Из этого следовало, что кровожадными ползучими гадами, наводившими ужас на всю страну, Булгаков считает бойцов-красноармейцев.
Но «красноармейская» подковырка просто бледнеет в сравнении с намёком, который касается главного героя повести!
Булгаковеды давно спорят, кого следует считать прообразом профессора Персикова. Л.Е. Белозёрская утверждала, что этот персонаж «списан» с её родственника, криминолога-статистика профессора Евгения Никитича Тарновского.
Было и другое мнение, приверженцы которого считали, что прототипом Персикова является выдающийся российский зоолог А.Н. Северцов. С его дочерью Михаил Афанасьевич был хорошо знаком, да и самого отца, видимо, знал неплохо.
Зоологический музей, в котором работал Северцов, Булгаков и перенёс в свою повесть, дав всем его сотрудникам новые имена. Ученик и помощник Северцова, Борис Степанович Матвеев, стал Петром Степановичем Ивановым, ассистентом Персикова. Служитель Зоологического музея Феликс превратился в институтского сторожа Панкрата.
А внешностью и характером самого А.Н. Северцова наделён профессор В.И. Персиков: и тот и другой — 58 лет от роду, оба сутуловаты, выше среднего роста, оба чертыхаются по любому поводу.
Таким образом, вопрос с прототипом, казалось бы, закрыт окончательно.
Но сомнения всё равно остаются!
Не мог дерзкий фельетонист Булгаков, насмехаясь над большевистской идеологией, не подковырнуть самих её носителей! И он подковырнул их! Да ещё как!..
Приглядимся к профессору Персикову повнимательнее! Он описан так, что в открывателе красного луча, способном превращать мирные существа в кровожадных монстров, легко угадываются не только зоолог Северцов и криминалист Тарновский, но и... великий пролетарский вождь, озаривший Россию багряно-алым светом октябрьского переворота!
В самом деле, имя у булгаковского героя точно такое же, как и у лидера большевиков: Владимир! Инициалы у профессора тоже ленинские — В.И.! И Персиковым он назван не случайно! Фамилия героя явно скроена на манер другой (тоже «фруктовой»!) фамилии: Абрикосов, которую носил известный в ту пору патологоанатом, производивший вскрытие тела умершего Ульянова-Ленина.
Кстати, и сама смерть профессора Персикова («страшным ударом палки» ему раскроили голову) очень напоминает кончину великого пролетарского вождя, умершего, как известно, от кровоизлияния в мозг или, как говорили тогда, от удара (в голову).
Как известно, Ленин прожил 54 года. Персикову 58 лет. Если учесть, что действие повести разворачивается в 1928 году, то в 1924-м Персикову тоже было 54 года! Значит, булгаковский герой и Ленин — ровесники!
Пресловутый «красный луч» открыт профессором Персиковым в «апрельскую ночь» и поэтому сразу вызывает ассоциации со знаменитыми «апрельскими тезисами» Ленина, которые, как известно, представляли собой тщательно разработанный план захвата власти.
Кого же, как не Владимира Ильича, считать истинным прототипом профессора Персикова?
Но о чём тогда булгаковская повесть?
Она о том, как ленинская идея (озарить Россию алым лучом Октябрьской революции), с энтузиазмом подхваченная инициативным большевиком Троцким, нашла своё воплощение в нашествии на страну несметных полчищ кровожадных монстров (Красной армии), что принесло России неисчислимые страдания и беды! «Роковые яйца» — это зубастый антисоветский фельетон, высмеивающий бредовые коммунистические идеи.
Уже одного этого вполне хватало для того, чтобы обвинить автора повести в глумлении над святым делом Октября, над памятью почившего вождя и упечь враждебного рабоче-крестьянскому делу писателя «в места не столь отдалённые»!
Но на этом выпады против большевистского режима не заканчиваются. Вспомним, с чего начинаются «Роковые яйца»!
«16 апреля 1928 года, вечером...
Начало ужасающей катастрофы нужно считать заложенным именно в этот злосчастный вечер, равно как первопричиною этой катастрофы следует считать именно профессора Владимира Ипатьевича Персикова».
Почему вечер 16 апреля следует считать «злосчастным»? Чем знаменательна для Советской России эта дата?
Во-первых, 16 апреля 1917 года после многолетней эмиграции в Россию вернулся Владимир Ильич Ленин.
Вечер же 16 апреля 1924 года для многих в Москве был наполнен тревожными ожиданиями. Вспомним ещё раз, что записал в своём дневнике Булгаков 15 апреля 1924 года:
«В Москве многочисленные аресты лиц с "хорошими" фамилиями. Вновь высылки».
Власть явно к чему-то готовилась. Но к чему?
Всё дело в том, что утром 17 апреля в столицу Страны Советов должен был приехать Лев Троцкий. Целых два месяца (пока в срочном порядке перекраивались государственный и партийный аппараты) наркомвоенмора «лечили» на Кавказе. И вот теперь предстояло его возвращение.
Оно было поистине триумфальным. Так возвращался Наполеон с острова Эльба — как законный претендент на государственный престол. На всём пути своего следования в пролетарскую столицу Троцкий собирал многотысячные толпы, восторженно приветствовавшие выздоровевшего вождя. Глава Реввоенсовета принимал военные парады, выступал с речами перед партактивистами в Тбилиси, в Баку, в Ростове-на-Дону, в Орле...
И только Москве было приказано затаиться. Она должна была сделать вид, что ничего особенного не происходит. Но многие москвичи (в том числе, конечно же, и Булгаков) чувствовали, что страна, едва пришедшая в себя после стольких лет и бед братоубийственной бойни, вновь стоит на пороге не менее «ужасающей катастрофы».
Вот что означал для тогдашних жителей пролетарской столицы «злосчастный вечер» 16 апреля 1924 года!
Как видим, историю партии большевиков Булгаков знал неплохо.
А теперь вновь применим метод «булгакочувствования», вспомнив булгаковскую любовь ко всяким словесным и буквенным сюрпризам.
Первая глава повести «Роковые яйца» названа «Куррикулюм Витэ Профессора Персикова». Словосочетание «куррикулюм витэ» переводится с латинского как «жизненный путь», а набор заглавных букв знаком нам по «Дьяволиаде»: те же «К», «В», «П», «П». Расставленные чуть иначе, они напоминают название большевистской партии — ВКП(б).
Булгаков в своей повести и описал то, что стало бы с «жизненным путём» этой партии (да и всей страны), если бы вернувшийся в Москву Троцкий попытался с помощью ленинского «красного луча» вернуть отнятую у него власть.
О том, чем на самом деле завершилось возвращение выздоровевшего вождя, говорится в финале повести. Там сказано, что злобных пресмыкающихся погубил неслыханный мороз, упавший «в ночь с 19-го на 20-е августа 1928 года».
А что происходило в Москве в ночь с 19 на 20 августа 1924 года?
Из истории партии большевиков известно, что 20 августа 1924 года завершал работу очередной пленум ЦК ВКП(б). На нём было принято решение прекратить великое противостояние вождей. Зиновьев и Каменев победили. Троцкий, видя, что оказался в меньшинстве, вынужден был признать своё поражение. Это означало, что всем тем, кто ещё совсем недавно «пресмыкался» перед наркомвоенмором, очень скоро прикажут «долго жить».
Между прочим, в повестке дня пленума стоял и доклад «О борьбе с последствиями неурожая и засухи», который, как сообщали газеты, был выслушан со вниманием и принят к сведению. Не этот ли доклад навеял Булгакову мысль изобразить в своей повести «куриный мор»?
Вот, оказывается, о чём рассказывает нам булгаковская повесть!
Обратим внимание ещё на одну её особенность! В «Роковых яйцах» (как и ранее в «Дьяволиаде») вновь присутствует явный перебор по части слов, начинающихся на букву «П».
В самом деле, Профессор Персиков живёт на Пречистенке в квартире из Пяти комнат — сразу четыре «П»! Изучает он Пресмыкающихся. Институтского сторожа, помогающего Персикову, зовут Панкратом. Второстепенные персонажи носят фамилии: Португалов, Птаха-Поросюк, Полайтис, Попадья Дроздова — опять всё те же «П», «П», «П»!
А уж заканчивается повесть и вовсе загадочной фразой:
«...покойный профессор Владимир Ипатьевич Персиков».
Взяв первые буквы слов, получим, казалось бы, полную бессмыслицу: п. п. В. И. П.! Но приглядимся повнимательнее! Инициалы героя (а это ленинские инициалы: В.И.!) с обеих сторон обступают буквы, безумно похожие на пару столбов с перекладиной, а сказать проще, на виселицу: П! Но это — начальная буква слова «партия»!
Не подсказывал ли Булгаков этой буквенной шарадой, как, по его мнению, следует поступить с создателями кроваво-красных лучей, то есть с теми, кто принёс стране страдания и беды?
Сам писатель эту свою подсказку считал, видимо, достаточно надёжно зашифрованной. И потому был абсолютно уверен в том, что её вряд ли кто сумеет разгадать. Иначе не закончил бы повесть самонадеянной фразой, больше смахивающей на снисходительное разъяснение того, почему никому и никогда не удастся подобрать ключ к его, булгаковскому, шифру:
«Очевидно, для этого нужно было что-то особенное кроме знания, чем обладал в мире только один человек — покойный профессор Владимир Ипатьевич Персиков».
Повесть-гротеск Булгакова была опубликована в шестой книжке альманаха «Недра» за 1925 год.
А.М. Горькому, который жил тогда на итальянском острове Капри, «Роковые яйца» понравились. Он даже сказал, что они «остроумно и ловко написаны». С восторгом встретил новую повесть и писатель С.Н. Сергеев-Ценский, который заметил:
«"Роковые яйца" — единственное произведение в наших "Недрах", которое не скучно читать!»
Итак, произошло, казалось бы, невероятное: советское издательство выпустило в свет две (!) булгаковские повести, полные ужаснейшей крамолы! Ею были пропитаны не только слагавшие эти повести слова, но и буквы! А все вокруг делали вид, что не замечают этого. Годы спустя литературный критик К.Л. Зелинский, вторя уже цитировавшемуся нами Леопольду Авербаху, скажет в одной из статей:
«Писал о революции и М. Булгаков, но он видел в ней лишь "идиотизмы", хаос, чепуху, бюрократизм, гротеск ("Дьяволиада", "Роковые яйца")».
Но подобные высказывания появятся не скоро. Пока же Булгаков мог торжествовать. Ещё бы, он водил за нос церберов могучей державы! Его тайный план мщения советской власти потихоньку осуществлялся! И от этого писательская голова начинала кружиться ещё больше!
Впрочем, кружилась она и по другой причине.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |