Пока мы небрежно листаем булгаковский роман, писатель внимательно всматривается в нас. В сущности, «сеанс черной магии» вышел далеко за пределы романа. Все чтение Булгакова — это проверка нас самих на все и всякие соблазны и искушения, какие выпали на долю персонажей романа.
В книге есть, например, никем почти не замечаемый Повествователь. Он-то нас и «заводит», подстрекает, провоцирует (прошу только не путать его с самим писателем). «За мной, читатель!» — восклицает он, и мы послушно устремляемся во все приготовленные нам западни и ловушки.
Вот одна из таких ловушек.
Пронаблюдав поведение «московского народонаселения», Воланд изрекает: «Ну что же... они — люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...»
Какая убогая и одновременно всесильная сентенция!
Скажите, читатель, а вы с нею согласны?
И вы тоже считаете, что человек этим и исчерпывается? Что это в нем (в нас!) — главное? Или даже единственное?
И неужели вам нечего возразить против этой пошлой, нищей, ничтожной морали?
И все, что в человеческой жизни выходит за пределы этой унизительной банальности, — нужно объяснять чудом? И благодарить бесов: «гаера» или «мессира», — за их покровительство? Искать этого покровительства?
Если вдуматься, то вот где проблема-то — в этой нашей невиданно низкой самооценке!
Не нужно только Булгакова припутывать к этому самоуничижению. Он всегда строго относился к человеку, что было замечено давно, еще в связи с его самыми первыми крупными публикациями.
Но этого наше читательское собирательное, коллективное бессознательное «мы» видеть не хочет. «Мы» не хотим, чтобы к «нам» строго относились. «Нам» нужно, чтобы «нас» пожалели, снизошли, погладили по головке. «Мы» изжаловались, исстонались. Ждем не от писателя, так от его персонажей, будь то хоть сам дьявол, отпущения грехов либо их покрытия.
В такого вот писателя-попустителя массовое читательское «мы» вырядило Булгакова.
Он же — совсем другой.
Михаил Булгаков, если вдуматься, написал роман одновременно трагический, героический и оптимистический.
Трагический потому, что никто из персонажей «современных», «московских» глав так и не нашел силы победить в себе «тварное» начало: лень, похоть, алчность, трусость. Особенно — трусость. Все они, увы, трусы! Без исключения. А ведь трусость, страх — «самый большой порок».
Оптимизм романа в том, что этих людей писатель все же любит. И не только потому, что других — нет. Вместе со своим героем из «древних» глав он готов сказать, что «злых людей не бывает». Это мы — его народ, его современники и новые поколения русских людей. И на них (на нас!) он все же еще надеется.
Героическое в романе сосредоточено в фигуре Иешуа Га-Ноцри, во многом неразгаданной. А многими даже и незамеченной. А от него в романе — столько света! И конечно, подвигом стало само создание романа.
...В финале романа заглавные герои получают покой. Печально, что иные читатели этому радуются, принимают его за награду. Ведь в системе духовных ценностей романа это смерть! Почему же для многих из нас такой исход стал выражением блага и справедливости? Неужели мы, люди конца XX века, так устали от нашей жизни, нашей истории, что нас смертельно потянуло на «покой»?
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |