Интерес лингвистов к живой разговорной речи (см. об этом [Земская 1978, 1987, 1988, Е.Н. Ширяев 1966, Лаптева 1976, 1997, Гаспаров 1978, Борисова И.Н. 1996] и др.) в последние десятилетия 20-го века продолжает неуклонно повышаться. При этом разговорная речь рассматривается не как одна из возможных реализаций языковой системы, а как самостоятельный феномен, построенный по своим собственным законам [Гаспаров Б. 1978, 1997].
Осознание высокой специфичности разговорной речи выдвинуло проблему соотношения ее с письменной разновидностью литературного языка, в частности — проблему передачи фундаментальных свойств спонтанной речи в художественном произведении.
Изучение разговорной речи имеет давнюю традицию. Со времен Ф. де Соссюра, сформулировавшего дихотомию язык/речь, к концу 20-го столетия разговорная речь становится самостоятельным предметом лингвистического анализа. В 70-е годы процесс ее изучения активизируется, и сегодня лингвистика, по утверждению, например, Т.В. Шмелевой вплотную подошла к созданию теории речи [Шмелева 1997].
В настоящее время большинство исследователей разделяет мнение, что русский литературный язык существует в двух разновидностях: книжный кодифицированный литературный язык (КЛЯ) и разговорный литературный язык (РР), различия между которыми настолько существенны, что КЛЯ и РР можно считать самостоятельными языковыми системами [Земская & Ширяев 1988:124]1.
За каждой из этих систем закреплена своя сфера функционирования. Так, использование разговорной речи (РР) требует соблюдения следующих условий:
1) неофициальность общения;
2) неподготовленность речи;
3) непосредственное участие партнеров в акте коммуникации [Земская & Ширяев 1988:124].
Для разграничения КЛЯ и РР разные исследователи используют разные критерии:
1) «ситуативные и функциональные параметры» (спонтанность и неофициальность). При таком подходе материальная форма речи оказывается вторичной (работы Е.А. Земской);
2) учет самых различных аспектов: формы (устность, спонтанность), характера протекания речевого общения (диалог), ситуации (личное общение). При этом объединяющим все эти аспекты является фактор непринужденности общения [Сиротинина, Полищук 1979; Полищук 1981];
3) устность (О.А. Лаптева, которая оперирует термином «устно-разговорная разновидность литературного языка» [Лаптева 1976] (об этом подробнее см. [Гаспаров Б. 1978:68]).
Все указанные подходы могут быть использованы в рамках конкретных исследовательских задач, но для данной работы наиболее значимым оказывается первый подход, который позволяет продемонстрировать наиболее общие закономерности строения устной речи [Гаспаров Б. 1978:68]. Следует, однако, подчеркнуть, что «оппозиция» устная/письменная речь» лишь частично пересекается со стилистической оппозицией «книжность/разговорность» [там же, с. 67].
Из всех возможных подходов к изучению разговорной речи для настоящего исследования наиболее актуальным и перспективным оказывается семиотический, вскрывающий механизмы формирования смысла. Поэтому такое большое внимание уделяется работам Б.М. Гаспарова, выполненным в рамках указанного направления. По мнению этого исследователя, несмотря на то, что по способам формирования смысла любая устная речь может рассматриваться как единый феномен (даже при всех различиях в способе ее реализации, тематике, ситуации и задачах общения), однако наиболее отчетливо специфика устной коммуникации проявляется в бытовой разговорной речи [Гаспаров Б. 1978:70].
Заслуживают внимания следующие общие свойства устной речи (мы приводим их в сопоставлении с особенностями речи письменной)2:
1) необратимость устной речи,
2) дискретность устной речи, особый принцип построения речи и извлечения смысла: отсутствие четкой структуры приводит к «снятию ограничений в сопоставлении частей коммуникации между собой... Каждый вновь поступающий элемент устной речи оказывается... потенциально сопоставлен со всей предыдущей речью — и с ее смыслом в целом..., и с отдельными ее элементами, всплывающими в нашей памяти» [Гаспаров Б. 1978:75].
«Смысл отдельных частей, — поясняет Б.М. Гаспаров, — свободно наслаивается друг на друга, оставляя сосуществующими альтернативные возможности и... не давая полной определенности ни одной из альтернатив» [Гаспаров Б. 1978:75].
Иначе — в письменной речи: элементы теряют дискретность, образуют «смысловые конгломераты», которые и сопоставляются с новыми элементами [Гаспаров Б. 1978:76].
A ⇒ | A | B ⇒ | AB | C ⇒ | ABC | D и т. д.
3) антиструктурирующая направленность разговорной речи (тенденция к разрыву даже очевидных связей), проявляющаяся в инверсиях и «разрыве конфигураций» («синтаксическая чересполосица», «непроективные построения»), перебивах речи, повторах, активизации исходных форм слов, и чётко структурированный характер речи письменной [Гаспаров Б. 1978:76]
Принципы организации письменного и устного текстов также существенно отличаются друг от друга. Именно в принципах организации связного (целого) текста и его смысла различия между устной и письменной речью проявляются особенно отчетливо: деструктурирующие тенденции устной речи приводят к тому, что текст тоже оказывается непроективным и характеризуется «чересполосицей межфразовых связей» [Гаспаров Б. 1978:81].
Всеми лингвистами отмечается сложность перевода устной формы изложения в письменную. Причиной этому, по мнению Б.М. Гаспарова, является то, что понятия «четкость, ясность и последовательность изложения» [Гаспаров Б. 1978:81] имеют разную смысловую наполненность применительно к письменной и устной речи. В письменном тексте под ними понимается такой принцип развертывания мысли, когда каждый последующий отрезок речи находится в определенной связи с предыдущим и сам, в свою очередь, предопределяет дальнейшее развертывание (то есть письменный текст имеет линейную организацию).
Смысл устного изложения, напротив, может быть охарактеризован как нелинейный, т. е. «он организуется произвольными перестановками блоков» (их соположением или выведением одних из других) с целью достижения нужного смыслового результата.
Ряд свойств устной речи, таких как мелодика (интонация, динамика, темп, регистр, тембр) и невербальные средства коммуникации не могут быть переданы в письменном канале общения. Таким образом, нелинейность устной речи обусловлена еще и ее многоканальностью (вербальный, мелодический (интонационный) и невербальный каналы общения).
Все приведенные выше особенности устной речи, главными из которых следует признать 1) отсутствие временной обратимости и 2) наличие нескольких каналов передачи, формируют ряд отличий смысла устного сообщения, по сравнению со смыслом, извлекаемым из письменного текста. «Форма кода оказывает влияние на характер передаваемого с помощью этого кода смысла» [Гаспаров Б. 1978:91]:
устное сообщение | письменное сообщение |
1) неструктурированность смысла устного сообщения (многоплановость и многократность наложения/совмещения отдельных компонентов смысла). «Это скорее смысловой образ, чем дискретная и структурированная информация в собственном значении этого слова» [Гаспаров Б. 1978:91] | 1) структурированность смысла (каждый новый ход мысли означает расширение и усложнение структуры) |
2) Количество связей между отдельными элементами и характер этих связей ничем не ограничены и не поддаются исчислению, так как сопоставляться могут даже совершенно разнородные феномены. В процессе конструирования и извлечения смысла действует «принцип выборочности»:
«некоторые параметры сознательно конструируются говорящим, другие возникают попутно, третьи оказываются незамеченными и непредсказанными» [Гаспаров Б. 1978:92]. Следует особенно подчеркнуть, что картина, формирующаяся у слушающего, не обязательно полностью соответствует интенции говорящего. |
2) Смысл создается за счет соединения компонентов по определенным правилам |
3) невоспроизводимость смысла (так как число факторов, конструирующих смысл, неопределенно и неограниченно. Поэтому повторение устного сообщения никогда не совпадает полностью с исходным вариантом. Устная речь — это «средство открытой генерации смысла... Всякий акт устной коммуникации уникален» [Гаспаров Б. 1978:92]. | 3) воспроизводимость смысла (письменный текст — средство хранения, воспроизведения и передачи информации) |
Таким образом, можно утверждать, что «письменная и устная речь достаточно четко различаются общей доминирующей тенденцией в отношении выбора средств и способов генерации смысла. В целом устная и письменная речь нацелены на две различные стратегии языкового поведения и располагают хорошо разработанной системой средств, в которых эта их различная направленность проявляется.
Функциональное различие устной и письменной речи опирается больше на те их свойства, которые были описаны выше, чем на особенности ситуаций, в которых они употребляются» [Гаспаров Б. 1978:94] (курсив наш. — Е.М.).
Существуют «периферические пересечения» свойств устной и письменной речи, вследствие чего возникают различного рода переходные формы (новая европейская литература широко использует этот стилистический прием). Но художественная литература имеет ряд отличий от нехудожественной письменной речи. Художественная речь соединяет в себе характеристики и устной, и письменной формы общения и выполняет посредническую функцию: она «инкорпорирует открытый семиотический механизм <устная речь> в центральную область культуры, утверждая его там в качестве полноправной и неотъемлемой части культуры письменного типа» [Гаспаров Б. 1978:108].
Художественной речи свойственны:
1) гиперструктурность: большее число связей между компонентами и более высокая степень сложности этих связей, так как
а) «действует механизм произвольных связей» («все может быть связано со всем»),
б) художественному тексту присуща открытость («за счет вторичной интенсификации и усложнения структурного механизма», например, за счет техники повторов и т. п.);
2) гетерогенность (то есть наличие нескольких каналов передачи; например, введение в основной текст диалога или использование «маски рассказчика») (подробнее об этом см. [Б. Гаспаров 1978:106—108].
Уже давно перед лингвистами встал вопрос, в какой мере прямая речь героев художественных произведений отражает специфические особенности спонтанной устной речи. Большинство ученых придерживается той точки зрения, что прямая речь персонажей — это речь, сознательно построенная автором. Она в значительной степени условна. В художественной литературе отражаются представления (автора, эпохи) о сущности устной разговорной речи как таковой [Борисова М.Б. 1970; Гинзбург Л.Я. 1979; Полищук, Сиротинина 1979; Полищук 1981].
Прямая речь представлена в художественном тексте в виде диалогов или монологов действующих лиц.
Диалогическая речь — это речь, ориентированная на слушателя, содержание и языковой материал которой зависят от его реплик (или реакции) [Полищук, Сиротинина 1981:81].
Монологическая речь — это, соответственно, «речь действующего лица, обращающегося к самому себе или к другим, но, в отличие от диалога, не зависящая от их реплик» [Чернышев 1974:225].
Главная (и большей частью — единственная) задача спонтанной речи — обеспечение коммуникации. В художественном же тексте и диалоги, и монологи действующих лиц выполняют дополнительные характерологическую и эстетическую функции.
Язык персонажей художественного текста не разговорный, но отражает ряд особенностей устной разговорной речи [Полищук, Сиротинина 1979; Винокур Т.Г. 1979; Кв. Кожевникова 1971]3.
С одной стороны, в художественном диалоге употребляются длинные предложения, причастные и деепричастные обороты, повторы; язык часто метафоричен, экспрессивно-оценочен; художественный диалог несет на себе отпечаток авторского стиля и «поэтому является художественной речью определенного автора» [Полищук, Сиротинина, 1979:191]. Но, с другой стороны, художественный диалог содержит сигналы разговорности, имеющие своей целью убедить читателя, что перед ним разговорная речь персонажей (средства, используемые для создания подобного эффекта, см. у [Полищук, Сиротинина 1979:192—200]).
В драме диалог берет на себя еще одну дополнительную функцию: он должен способствовать «сюжетно-композиционному» продвижению действия [Винокур Т.Г. 1979:60]. Таким образом, диалог в драме несет двойную тематико-содержательную нагрузку: в нем сосредоточен максимум «типизированно-обобщенной коммуникативной и эстетической информации»
В драме план выражения диалога должен постоянно и без помощи автора «создавать иллюзию реального устного языкового общения» [Винокур Т.Г. 1979:61]. Однако, «общие признаки разговорной речи как особой функциональной системы языка» испытывают значительные изменения. Из драматических диалогов исключается все, что может помешать «соразмерному осуществлению эстетической функции художественного слова в сценических условиях: устраняются плеонастические и эллиптические крайности, издержки контаминационного характера и т. п.» [там же, с. 61].
Таким образом, можно утверждать, что способы стилизации разговорной речи зависят от родовой принадлежности художественного текста и от специфики его жанра и, следовательно, и в прозе, и в драматургии они будут различными.
Примечания
1. Против гипотезы о РР как особой системе, отличной от системы КЛЯ, выступил Д.Н. Шмелев [Шмелев Д.Н. 1977:17—40].
2. Подробнее об этом см. [Гаспаров Б. 1978:70—82]
3. Существует и противоположная точка зрения, отождествляющая РР и художественный диалог [Лигута 1976:21]. [Винокур Т.Г. 1979:61]. Такая двойная нагрузка не свойственна собственно разговорной речи, а в прозаических текстах она ослаблена; кроме того, «повествовательное обрамление диалога в прозе адекватно реальной конситуации устного общения в повседневной действительности» [там же, с. 61], поэтому можно утверждать, что обрамленный диалог в прозе обнаруживает большее сходство с естественной речью, чем диалог в драме. В прозаических текстах диалогические конструкции играют минимальную роль (прежде всего — иллюстративную): демонстрируются различные фрагменты диалогов, окруженные авторской речью — то есть, при передаче устного высказывания используются репродуктивный и комментирующий приемы, основанные на «стилизации плана содержания» [Кожевникова Кв. 1971:75].
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |