Введение

Язык произведений Булгакова уже давно привлекает к себе внимание исследователей. Однако, несмотря на все увеличивающийся в наше время интерес к творчеству этого писателя и на достаточно большое число научных работ, некоторые проблемы остаются недостаточно освещенными, как, например, структура речевых партий персонажей романа «Белая гвардия» и пьесы «Дни Турбиных». Хотя существует ряд работ, посвященных сопоставительному анализу этих произведений, речевые партии их героев не исследовались¹. Рассматривались специфика художественного пространства и времени в прозе и драматургии Булгакова [Щукина 1996], система образных средств и особенности речевой структуры произведения [И.М.Вознесенская, Е.В. Падучева], основные способы раскрытия характеров в эпических и драматических произведениях (без анализа собственно речи персонажей [Козлов 1989; Бабичева 1982, 1983, 1989]). А между тем именно речь персонажей обладает рядом специфических характеристик, представляющих особый интерес для исследователя. Такой анализ, с одной стороны, мог бы пролить свет на характер отношений между романом и пьесой Булгакова, с другой — провести наблюдение над особенностями включения устной речи в прозаический и драматический тексты и ее функционирования в них. Речь персонажей сочетает в себе приметы кодифицированного литературного языка и разговорной речи. Этот синтез может быть выявлен как раз при сопоставлении прозаических и драматургических произведений. Такое исследование важно и в лингвостилистическом отношении, и с точки зрения методической ориентации: подходы к обучению русской разговорной речи еще вызывают дискуссии (допустимость, границы использования разговорной лексики, образцы текстов, с одной стороны, собственно структура речевого акта — с другой).

Язык драмы не разговорный, но отражает его особенности. В связи с этим представляет несомненный интерес проследить, каким образом такие свойства устной речи, как ее спонтанность для говорящего и для воспринимающего, и наличие определенных речевых форм (специфически разговорных и трансформирующихся под воздействием спонтанности) передаются в художественном произведении: в прозе и драматургии. Можно предположить, что в разных родах литературы способы передачи особенностей разговорной речи будут в значительной степени иными. Сопоставление разных по жанру, но одинаковых по проблематике произведений поможет понять, что происходит с самим языком при переходе из письменно-литературной формы в «разговорный тип письменно-литературного языка» [Новоставская 1999:132] и как эти переходы мотивированы:

а) самим каналом общения (письменным или устным),

б) изменением образа персонажа, обусловленным сменой жанра.

Сопоставление прозаического произведения с драматическим помогло бы и при интерпретации художественного текста. Драма обнажает характеры и ситуации, которые в прозе оказываются более размытыми, сопровождаемыми деталями, порождающими в свою очередь «ветвления» смыслов, поэтому сравнение с драматургическим вариантом обнаруживает явную экспликацию смыслов художественного текста в драме, позволяет проверить корректность наблюдений, сделанных в процессе чтения; выявить меру их соответствия объективному смыслу текста.

В аспекте перевода эпической формы в драматическую именно творчество М. Булгакова «представляет богатейший источник, который ожидает своих исследователей» [Козлов 1989:106]. По свидетельству многих литературоведов (см., например, [Нинов 1988, Химич 1995, Новиков 1996]), Булгакову был близок сам способ «диалогического развития художественной мысли, более всего характерный для драмы» [Химич 1995:34]. В романе «Белая гвардия» имеются приметы драматизации повествования: «декламационные вопросительные и восклицательные формы», имеющие ритмическую организацию. Повествование представляет собой цепь эпизодов. Последовательно создается иллюзия непосредственного общения с читателем [Химич 1995:64]. Эти особенности творчества Булгакова-прозаика и сделали возможным создание пьесы «Дни Турбиных».

Все вышесказанное определяет актуальность данного исследования. Его специфика состоит в том, что в качестве объекта выступает языковая личность (термин Ю. Караулова) персонажей романа и пьесы, а в качестве предмета — язык этих произведений. Цель работы состоит в следующем:

I. 1) выявить специфику построения образов персонажей,

2) проследить за особенностями их речи в романе и пьесе;

II. Определить, какие изменения претерпевает язык при переходе из письменно-литературной формы в «разговорный тип письменно-литературного языка» [Новоставская 1999:132] и каковы основные закономерности этого процесса.

Для достижения данной цели необходимо решить ряд задач, диктуемых спецификой анализируемого материала:

1) Поскольку одной из особенностей романа М. Булгакова «Белая гвардия» является «многослойность авторской речи» [Винокур Т.Г. 1956:55]: слияние «авторского лица (писателя)», «лица автора-рассказчика» и «лица героя» [Архангельская 1971:119], постоянное движение от стороннего наблюдателя к герою и обратно [Винокур Т.Г. 1956:54] и, как следствие этого, сложное переплетение косвенной, несобственно-прямой (как от лица неопределенной группы персонажей [Федоров 1989:449], так и от одного героя), прямой, несобствено-авторской [Соколова 1956], или «смешанной речи» [Архангельская 1971:121]), представляется необходимым выделить голоса персонажей в романе и смоделировать их речевые партии.

Под речевой партией мы понимаем развивающийся на протяжении целого произведения текст, принадлежащий какому-либо персонажу, в какой бы форме это текст ни был воплощен — в форме прямой, косвенной, несобственно-прямой или несобственно-авторской («смешанной») речи. Это та линия, которая проходит через все произведение, развивается непрерывно или складывается из дистантно расположенных фрагментов и в итоге формирует концепт «личность такого-то героя».

Речевая партия принадлежит и дискурсу, и тексту. На уровне личного дискурса она раскрывает содержательные характеристики определенного персонажа. На уровне текста в целом совокупность речевых партий формирует смысловую структуру произведения.

В самом текстовом пространстве наличествуют три среза: семантический, синтаксический и прагматический. Семантический срез представляет собой соотнесение содержания текста с действительностью, синтаксический — линейную организацию произведения, в пределах прагматического среза находят свое выражение прагматические установки (то есть, воля автора).

Персонаж включен в событийную линию текста. Семантический аспект его прямой речи заключается в том, что она укрепляет связи текста с действительностью, создает вторую действительность.

Под прагматикой часто понимают степень текстового эгоцентризма, то есть выражения воли автора, проявляющейся в выборе субъекта повествования. Это означает, что на повествование от третьего лица, лежащее в основе художественного текста, накладываются прагматические характеристики (в данном случае — выбор субъекта повествования). Эти характеристики корректируют или видоизменяют содержание высказывания. В этом и состоит явление актуализации важных для автора смыслов. Таким образом, включение чужой речи в авторское повествование одновременно служит и смысловой ориентации (приближает повествование к действительности), и включается в прагматическую характеристику текста, актуализируя содержание сообщения. Иначе: одно означающее (чужая речь) имеет два означаемых: 1) соотнесение с событийным пластом и 2) выполнение прагматической установки автора.

Значительную помощь при выделении речевых партий персонажей может оказать теория речевых жанров: она позволяет выделить единицу анализа — высказывание в широком понимании этого термина, определить его границы, которые отмечены сменой речевых субъектов и их интенций [Бахтин 1973:263].

Под высказыванием М. Бахтин, как известно, понимал не речевой эквивалент высказывания, а «нечто вроде реплики диалога в расширенном понимании этого термина» [Федосюк 1997:102]. Высказывание представляет собой основную единицу общения, имеющую следующие признаки:

а) высказывания отграничены друг от друга сменой субъектов речи;

б) высказывания обладают смысловой завершенностью.

При этом «первый и важный критерий завершенности высказывания — это возможность ответить на него, точнее и шире — занять по отношению к нему ответную позицию...» [Бахтин 1986:268—269]. Следует, однако, иметь в виду, что в разговорном языке первое правило может не соблюдаться (см. [Земская & Ширяев 1988:134]): одно высказывание может быть «разбито» по репликам разных говорящих субъектов (так называемый, «коллективный говорящий»). Это свойство разговорной речи широко представлено в качестве одного из средств ее имитации в художественных текстах [Ширяев 1966].

2) Вторая задача состоит в том, чтобы, используя предложенную Ю. Карауловым концепцию языковой личности, охарактеризовать главных героев «Белой гвардии» и выявить те изменения, которые их образы претерпели в пьесе;

3) Определить, что происходит с языком при переходе из письменно-литературной формы в устно-литературную (на базе сопоставления ситуаций общения).

Метод исследования. Поскольку сюжетная линия каждого персонажа представлена набором определенных ситуаций, которые в романе и пьесе могут как совпадать, так и различаться по некоторым параметрам; наличествовать в обоих произведениях или отсутствовать в одном из них, то в качестве метода исследования используется сопоставительный анализ тематико-ситуативных компонентов, в первую очередь — реализуемых и в прозе, и в драматургии. Отсутствующие в том или ином произведении ситуации, естественно, будут привлекаться, но, главным образом, для характеристики тех изменений, которые претерпели в пьесе образы главных героев. Для нашего исследования базовым является языковой материал, представленный в «параллельно» существующих фрагментах, что дает возможность вести параллельные наблюдения над речевым поведением персонажей в рамках противопоставления устная/письменная речь.

Теоретическую базу настоящей работы составляют теория речевых актов и теория речевых жанров, концепция языковой личности Ю.Н. Караулова [Караулов 1987], лингвистическая теория монолога Л.П. Семененко [Семененко 1996] и исследования по коммуникативной структуре текста.

Новизна данного диссертационного исследования обусловлена:

1) отсутствием работ, непосредственно посвященных данной проблеме;

2) обращением в качестве базы исследования к двум только начинающим разрабатываться научным концепциям: теории языковой личности и теории речевых актов / речевых жанров;

3) определением границ и смыслового наполнения понятия, достаточно активно используемого в научной литературе последних лет, но не получившего до сих пор какой-либо законченной формулировки — понятия «речевая партия персонажа».

В ходе исследования предполагается подтвердить или опровергнуть (возможно — уточнить и откорректировать) следующую гипотезу:

1) Изменения жанровой природы произведения вызывают изменения в системе художественного текста. Драма обнажает характеры и ситуации, более размытые в прозаическом произведении. Это является причиной большей однозначности пьесы, по сравнению с романом, и обусловливает другую специфическую черту драматургического жанра — его категоричность. Те смыслы, которые в повествовательном произведении вводятся имплицитно, эксплицируются в драме. Работа в жанре драматургии лишает писателя многих возможностей, доступных автору-повествователю, и заставляет чаще обращаться к средствам прямой номинации как компенсаторному механизму.

2) Драма может служить средством проверки надежности интерпретации (на уровне отдельных реплик и тематико-ситуативных компонентов) — она выявляет основные смыслы произведения и предоставляет возможность прямого наблюдения за речевым воплощением мысли².

Все вышесказанное определяет значимость предполагаемого исследования. Теоретическая значимость обусловлена существенностью его результатов для выявления специфики двух родов литературы (эпоса и драмы) и особенностей их языка (в частности, особенностей включения и функционирования в них элементов спонтанной речи), а также в выявлении структурной роли речевых партий персонажей в художественном тексте.

Практическая значимость:

1) В настоящее время активизируются поиски эффективных способов обучения устной речи. Методисты обращаются к изучению ситуативных речевых приемов и стратегий речевого поведения. Исследование речевых партий персонажей может помочь решению насущных методических проблем, а более точное определение одного из специфических явлений художественного текста — речи его персонажей — облегчит работу с ним и в русскоязычной, и в иностранной аудитории.

2) Сопоставление прозаического произведения с драматическим имеет непосредственное отношение к активно обсуждаемой сегодня проблеме — проблеме контроля над процессами понимания (см., например, [Ронен 1997]). Такое сопоставление окажет непосредственную помощь при интерпретации художественного текста, поскольку сравнение с драматургическим вариантом обнаруживает явную экспликацию смыслов художественного текста в драме.

Структура работы. Диссертация состоит из трех глав. В первой главе обсуждаются проблемы специфики эпического и драматического жанров литературы, структурных и смысловых различий устной и письменной речи и особенностей функционирования устной речи в прозе и драматургии; обосновывается ситуативный подход к анализу языкового материала и аргументируется выбор теорий речевых актов и речевых жанров в качестве теоретической базы исследования; особое внимание уделено проблеме соотношения романа и пьесы и принципам отбора речевых партий для сопоставительного анализа. Во второй главе анализируются речевые партии героев романа в языковом и поведенческом аспектах. В третьей главе раскрываются основные особенности построения речевых партий героев драмы и проводится сопоставительный анализ речевых партий персонажей «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». Результаты исследования изложены в заключении.

Примечания

1. Структуре языковой личности автора и персонажей М. Булгакова посвящена работа Т.И. Суран, однако, исследование проводится на материале других произведений писателя и не касается проблемы речевого поведения персонажей.

2. Ср. с высказыванием литературоведа: «То, что в «Белой гвардии» угадывалось, проступало в смутном движении колеблющихся очертаний торопливой, задыхающейся прозы, в «Днях Турбиных» предстало уже в освещении четкой мысли» (Рудницкий 1977:230)