Интерес к проблематике нарратива возник во второй половине XX века в связи с возросшим вниманием исследователей к социальной, ментальной, эмоциональной сферам деятельности человека, в результате чего приобрели актуальность вопросы, связанные с «явлением говорящего» (Е.В. Падучева) в речи и в тексте: с вопросами языковой личности, семантики, синтактики и прагматики слова, высказывания, текста, интерпретации языкового материала, языкового воздействия на сознание и восприятие адресата, композиционной организации текста и дискурса и т. д. В конце 1960-х годов оформляется особое научное направление, во многом объединившее разрозненные подходы к изучению нарративного текста, — нарратология (теория повествования). Становление нарратологии привлекло внимание лингвистов к научным проблемам, связанным с организацией художественного повествования, ускорило создание теоретической базы и единого терминологического аппарата. Наше исследование повествовательной структуры романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» учитывает достижения этой дисциплины и опирается на них.
Термин «нарратология» следует понимать в двух смыслах: в широком — «как исследующую тенденции и результаты осознания меры нарративности других, нежели литература, областей знания» [Леонтьева 2005: 10—13]
(усилиями историков, философов, культурологов категория нарративности получила широкое распространение в специальных и междисциплинарных исследованиях и богатое концептуальное наполнение), в узком смысле — как дисциплину, имеющую отношение, прежде всего, к литературной теории и лингвистике (см.: [там же]). Мы будем придерживаться в работе второго, узкого, определения.
Теоретическими основами направления1 послужили концепции повествования русских формалистов В.Я. Проппа [1969], В.Б. Шкловского [1925], Б.В. Томашевского [1996], Б.М. Эйхенбаума [1969], труды В.В. Виноградова [1959, 1971, 1980], Г.О. Винокура [1990, 1991], В.М. Жирмунского [1977] и др. В большой мере предвосхитили положения современной теории повествования идеи М.М. Бахтина (см. работы: [Бахтин 1975, 1979] и др.), сформулировавшего ряд важнейших проблем: проблему взаимоотношений «я» — «другой» (определяющих отношения «автор» — «читатель», «автор» — «персонаж»); проблему диалогической природы высказывания, предполагающей участие в коммуникации двух сознаний, субъектов; проблему «вненаходимости» автора, представляющего собой в произведении «сознание, объемлющее весь художественный мир» [Бахтин 1986: 14] и др. (о роли литературно-теоретических взглядов М.М. Бахтина в становлении современной нарратологии см., например, [Ермоленко 2001]).
В своем подходе к изучению текста нарратология занимает промежуточное положение между структурным анализом (структурализмом), с одной стороны, и рецептивной эстетикой и рецептивной критикой (школой реакции читателя) — с другой. Если структурализму свойственно понимание художественного произведения как автономной структуры, не зависящей ни от своего автора, ни от читателя, то для рецептивной эстетики и рецептивной критики типична тенденция к «растворению» произведения в сознании воспринимающего читателя [Ильин 2004в: 280]. Нарратологи не отказываются от сформулированного структуралистами понятия «глубинной структуры» текста, но переносят акцент на принцип взаимодействия и функционирования элементов этой структуры, на процесс ее реализации в ходе активного диалогического взаимодействия читателя и писателя, понимают структуру как динамическое образование. По мнению нарратологов, художественный повествовательный текст предполагает наличие коммуникативной цепи, которая, как показал Р. Якобсон, состоит из отправителя информации (автора), сообщения (коммуниканта, имеющего знаковый характер) и получателя информации (читателя) [Якобсон 1975: 198]. Согласно схеме Якобсона, для того чтобы сообщение могло выполнять свои функции, необходимы такие связывающие адресанта и адресата элементы коммуникации, как: контекст, о котором идет речь (референт), код, полностью или хотя бы частично общий для адресанта и адресата, и контакт (физический канал и психологическая связь между адресантом и адресатом, обусловливающие возможность установить и поддерживать коммуникацию).
Вслед за В.Л. Шуниковым (см. [Шуников 2006]) выделим два направления теории повествования:
1) теория повествовательных уровней, представленная работами: немецких нарратологов, авторов «Erzähltheorie» — Э. Лайбфрида, Ф.К. Штанцеля, В. Фюгера, В. Шмида и др.; англоязычных литературоведов — С. Чэтмана, Н. Фридмана, Дж. Манфреда и др.; французских структуралистов — Ж. Женетта, М. Бал; представителей формальной школы — Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского; представителей отечественной структуральной поэтики — Б.О. Кормана, Б.А. Успенского, Ю.М. Лотмана), а также работами В.В. Виноградова, К.Н. Атаровой и Г.А. Лесскиса;
2) анализ дискурса — направление, возникшее на основе концепций Т.А. ван Дейка, Х. Перельмана, М. Фуко, М. Пеше и П. Рикера, а в отечественном литературоведении — исследований М.М. Бахтина, В.И. Тюпы (см. [Тюпа 2001]), И.В. Кузнецова (см. [Кузнецов 2003]), И.В. Саморуковой (см. [Саморукова 2002]) и др.
Наше исследование находится преимущественно в русле первого подхода.
Под влиянием новой научной парадигмы интерес к проблемам организации литературного нарратива и нарратива вообще возникает в рамках лингвистической науки. В лингвистике формируется целый ряд дисциплин, занятых изучением языка художественной литературы (теория художественной речи, наука о поэтическом языке, теория словесности, поэтика и др.), языка текста (стилистика, лингвистика текста, коммуникативная стилистика и др.). В качестве лингвистической основы нашей работы отметим исследования в рамках относительно недавно оформившейся в отечественной науке лингвистики нарратива, предмет и задачи которой Е.В. Падучева определила как изучение «формальных правил извлечения из повествовательного текста всей той семантической информации, которую получает из него человек как носитель языка» [Падучева 1995: 41].
Как и нарратология, лингвистика нарратива исходит из коммуникативного понимания природы словесного искусства, но уточняет положение о коммуникативной природе текста. Представители данного направления, в частности Е.В. Падучева, Е.А. Попова (см. работы: [Падучева 1991, 1995, 1996], [Попова 2001, 2002, 2005, 2006]) различают два типа коммуникативной ситуации общения: каноническую и неканоническую, свойственную нарративу. Каноническая ситуация (разговорный дискурс) понимается как ситуация, в которой реализуются свойства естественного языка — дейктичность (обозначения объектов, участков времени и пространства ориентированы на коммуникативную ситуацию и ее участников), экспрессивность (самовыражение говорящего), диалогичность, или коммуникативная направленность (язык предполагает не только говорящего, но и синхронного адресата, слушающего). Коммуникативная ситуация нарратива понимается при этом как неполноценная, при которой перечисленные свойства языка, характерные для разговорного дискурса, так или иначе редуцируются или модифицируются, т. к. некоторые существенные единицы разговорного языка не могут быть употреблены в нарративе, по крайней мере, в их первичном значении. Развитие новых повествовательных форм рассматривается в связи с этим как «способ преодоления ограничений, накладываемых на язык повествователя неполнотой коммуникативной ситуации» [Падучева 1996]. Большое значение имеет для нас разрабатываемая лингвистикой нарратива концепция эгоцентрических средств языка, маркирующих позицию говорящего в высказывании, предложенная Е.В. Падучевой классификация основных типов повествовательных форм и теоретическое лингвистическое обоснование их рассмотрения.
Примечания
1. Об истории становления нарратологии см., например: [Трубина 2002].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |