«Дьяволиада» написана в 1923 году. Это, пожалуй, первая повесть, которую можно считать законченным цельным произведением Булгакова, которое дошло до моих дней. Вниманию читателей наконец-то предстает самостоятельное произведение, не дневник и не история с заимствованными у Гоголя персонажами. Булгаков прорисовывает своего первого героя, делопроизводителя Короткова, эдакого маленького человечка, не справившегося с давлением на него гигантской дьявольской машины — имя которой бюрократия.
Написана повесть от лица всевидящего автора. Это рождает приятные ощущения от прочтения и настраивает меня, как читателя, на нужный лад (хотя объем ее, конечно же, более чем скромен; он в десять раз меньше «Мастера и Маргариты», которую Булгакова начнет писать через шесть лет). Хотя я и не очень люблю именование глав в серьезной прозе, здесь я стараюсь закрывать на это глаза, ибо знаю, что Булгаков не откажется от этого оформления и в своих будущих работах, вплоть до самой последней и значительной.
В «Дьяволиаде», повести из одиннадцати небольших глав, впервые проглядывается собственный булгаковский стиль. Здесь мы можем встретить красивые художественные обороты, которыми автор не скупится одаривать нас («вытравил у себя в душе мысль», «Лицо Короткова сменило гнилую зеленую плесень на пятнистый пурпур», «вмиг расселись по столам, как вороны на телеграфной проволоке», «увидал открытую пасть освещенного лифта», «пожал ему руку, что тот встал на одну ногу, словно аист на крыше», «Он музыкально звякнул ключом в замке», «отвага смерти хлынула ему в душу») и т. д. Мне весьма импонирует, что автор вырабатывает свой фирменный, ироничный стиль, прибегая к столь любимому мною приему одушевлению неодушевленного («молчание лопнуло», «прозвенел два раза Коротков совершенно как разбитый о каблук альпийский бокал», «страх пополз через черные окна в комнату»). Все это значительно оживляет текст и это первая сравнительно большая проза Булгакова, где мы видим успешное применение этих литературно-художественных приемов.
В этой повести Булгаков впервые начинает радовать внимательного читателя своими весьма необычными описаниями, причем не только внешности, но и голоса — («Этот голос был совершенно похож на голос медного таза и отличался таким тембром, что у каждого, кто его слышал, при каждом слове происходило вдоль позвоночника ощущение шершавой проволоки», «прохрустел осколками голоса Коротков», «заревел Кальсонер, меняя тонкий голос на первый свой медный бас», «голос старичка стал пророчески грозным и налился колоколами»). Чувствуется, как язык писателя оживает, и проза начинает играть совершенно по новому, совсем в иной, более вкусной тональности. Все эти «он изящно махнул белой рукой», «сладко продолжал», «туманно подумал, судорожно переводя дух», «взволнованно перебил», внимательный читатель обязательно заметит в повести и именно это придает тексту красочность и живость, которую, в общем-то, с первых глав и не ожидаешь.
Впрочем, здесь же все еще можно заметить и весьма куцые предложения вроде «Зеркальная кабина стала падать вниз, и двое Коротковых упали вниз». Но в целом, положительное, однозначно затмевает посредственное. Любопытно отметить, что именно в «Дьяволиаде» впервые появляется излюбленная тема трамваев и котов. К ней Булгаков будет прибегать и в других своих книгах.
Фабула «Дьяволиады» предельно тривиальна и весьма незамысловата, но при этом атмосфера произведения не отталкивает. Она натуралистична, а большего для такого произведения, в общем-то, и не требуется. В мои дни подобную работу могли бы назвать не иначе как триллер на тему мистификации бюрократии.
Сам же писатель предельно критически относился к «Дьяволиаде»: «Повесть дурацкая, ни к черту не годная». (Запись в дневнике от 26 октября 1923 года). Булгаков предлагал ее журналу «Россия», но получил отказ. Опубликовать ее автору удалось лишь в следующем году в альманахе «Недра» причем за весьма скромный гонорар.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |