Михаил Булгаков родился в Киеве на рубеже веков и эпох, 15 мая 1891 года. Окончив гимназию в шестнадцатилетнем возрасте, он поступает в университет и проходит обучение на медицинском факультете. В эти годы он еще даже и не помышляет о литературе и не имеет ни малейшего понятия о том, какой необычный разворот в его жизни готовит ему судьба. В 1916 году он заканчивает обучение в университете, после чего переходит работать в госпиталь. Летом этого же года, он получает свое первое назначение и отправляется в село Никольское, в небольшую земскую больницу, расположенную в Смоленской губернии. Именно здесь к нему неожиданно приходит мысль написать первые рассказы и из небольших отрывков он создает «Записки юного врача», в которых рассказывает о жизни в небольшом провинциальном городке.
Спустя два года он решает вернуться в родные края, однако там его поджидает черная полоса. В феврале 1920 года Булгакова настигает тиф. С трудом вылечившись, писатель путешествует во Владикавказ, а затем переезжает в Москву, которая сразу покоряет его сердце. Он находит себе работу в качестве секретаря в Главполитпросвете при Наркомпросе под руководством супруги Владимира Ильича Ленина. Однако уже в 1921 году Главполитпросвет расформировывается и писатель начинает работать с издательствами «Гудок», «Россия» и «Рабочий». В 1923 году ему удается выпустить свое произведение «Записки на манжетах». Он постепенно становится участником нескольких пользовавшихся популярностью литературных кружков. В Москве рождаются три первые сравнительно небольшие по размеру, повести фантастического содержания («Дьяволиада», «Роковые яйца», а позже в 1925 году и острая, политическо-сатирическая — «Собачье сердце»).
Однако здесь же, в столице, Булгакова начинает настигать чувство отстраненности от устоявшейся к тому времени пролетарской политической системы. Чем больше он развивается душевно и профессионально, тем больше начинает чувствовать себя чужим и по причине того, что не родился в Москве и что самое главное, потому что психологически и культурно не вписывается в царящие в литературной (и не только) Москве «твердолобые» порядки. В его записках и репликах все чаще проскальзывает сожаление о том, что подавляющая часть прослойки интеллигенции была беспощадна вырезана (в том числе буквально) взявшим власть коммунистическим режимом. И чем дальше, тем все более явственно становятся заметны эти нотки и в его полноформатных произведениях. В «Дьяволиаде» герой противопоставлен бюрократической системе, в «Роковых яйцах» показана нерасторопность и косность мышления новых большевистских чиновников, а запрещенная в последствии на многие годы, повесть «Собачье сердце» и вовсе бьет крупнокалиберными орудиями (устами Профессора Преображенского) по самым больным местам установившегося режима, идеалы и главное методы которого становятся Булгакову все более и более чужды.
Ответ оскалившейся системы, почувствовавшей, что Булгаков «не наш» не заставил себя ждать. Пролетарские драматурги и несметное число критиков начинают ревностно относиться к успехам молодого писателя и решают предпринять все меры, чтобы его первые пьесы сняли с проката, а вновь написанные вовсе никогда не увидели свет.
Здесь же, в Москве, в 1924 году Булгаков переживает тяжелое расторжение брака со своей женой. Спустя еще один год его новой супругой становится Любовь Евгеньевна Белозерская. В этом году также выпускается пьеса «Зойкина квартира», а затем и переработанная версия «Белой гвардии» в формат драматургии — «Дни Турбиных», которая неожиданно начинает пользоваться большой популярностью у жителей столицы. Она ставится во МХАТе по личному указу Иосифа Сталина, который также часто и сам был ее зрителем.
Однако советская пресса в целом не одобряет труды Булгакова и, не смотря на относительную благосклонность первого лица, продолжает атаку на молодого писателя. Нападки усиливаются с каждым годом, а Булгакову, с его весьма мнительным характером, становится все сложнее достойно сдерживать их.
В 1928 году он пишет еще одну пьесу — «Бег», и уже в следующем году заводит знакомство с Еленой Шиловской, которая спустя три с половиной года становится его новой супругой. В этом же году печать творчества писателя останавливается, а все его пьесы в очередной раз запрещаются к показу. Булгаков терпит до последнего, старается не подливать масла в огонь, но конфронтация с литературным и театральным миром накаляется до предела и становится неизбежной. Булгаков в очередной раз вынужден выверять движения, шагая по лезвию пролетарской бритвы. Одно неверное движение, неосторожный призыв и его судьба может измениться навсегда. В приступе раздражения и разочарования, Булгаков включает в повесть «Собачье сердце» абзацы, которые заведомо не могут быть приняты цензурой. Взрывной характер Булгакова делает свое дело. Затаив обиду, он выплескивает на страницы своих произведений все большее недовольство, диктатурой большевистского режима, не отдавая себе отчет в том, что играет с огнем. После очередной ссоры с чиновниками, осуществляющими цензуру, Михаил Афанасьевич адресует открытое письмо правительству, в котором описывает ситуацию, в которой оказался и требует либо права на эмиграцию, либо работу во МХАТе. Ответом становится звонок лично Иосифа Сталина, который советует писателю остаться в СССР и продолжать работу в театре.
Будучи польщенным вниманием первого лица государства, Булгаков решает остаться, однако ему по-прежнему очень сложно определиться со своими общественно политическими симпатиями. Критиковать систему еще сильнее, ему не позволяет совесть, а сбавить обороты и замолчать — не позволяет трепетный нрав и врожденное желание говорить и писать правду, какой бы горькой и неудобной она не была бы. В результате ему приходится делать то, что, пожалуй, является единственным приемлемым и возможным в сложившейся для него ситуации. Он на какой-то момент возносится над противостояниями идей и социально-политических движений. Смотрит ретроспективным взглядом на гибнущее белое движения и крепнущее коммунистическое словно сверху, не имея никакого желания глубоко влезать в кровавую бездну идеологических противостояний. Именно такую окраску в результате мы видим в «Белой гвардии», которая первоначально задумывалась как масштабная работа, изображающая крах белого движения (а какой крах не рождает сочувствия?). Такую же окраску получают и «Дни Турбиных». Социально-политический аспект приглушен, и точка внимания читателя и зрителя перемещается в семейно-культурную плоскость, как и полагается строгой классической ретроспективной прозе.
Однако затишье для Булгакова длится не долго. Несмотря на благосклонность первого лица, розни внутри литературно-театральной отрасли так и не утихают. 22 сентября 1926 года Булгакова вызывают на допрос в ОГПУ, где он, среди прочего, произносит: «На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать. Из рабочего быта мне писать трудно. Я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но все-таки знаю его не очень хорошо. Да и интересуюсь я им мало. Я очень интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю её, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы её мне близки, переживания дороги. Значит, я могу писать только из жизни интеллигенции в советской стране. Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порою, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги. Я всегда пишу по чистой совести и так как вижу...»
Оставаться в покрасневшей России и иметь возможность резко высказываться на темы подобные тем, что проскакивают в «Собачьем сердце» возможным, конечно же, не представлялось. Повесть, написанная в январе—марте 1925 года, только в июне 1987 впервые доходит до массового читателя, за два года до падения СССР, журнал «Знамя» помещает повесть на своих страницах. Таким образом, повесть кочевала в самиздате больше шестидесяти лет.
Таким образом, в 1926 году Булгаков снова подходит к опасной черте. Если все его предыдущие произведения, так или иначе, не имели политической окраски, то с написанием «Собачьего сердца» он вступает на весьма опасный для своей творческой карьеры путь. Шариков, традиционно воспринимается как гротескный образ люмпен-пролетариата, неожиданно для себя получившего большое количество прав и свобод, однако в то же время быстро обнаруживает в себе эгоистические интересы и способность предавать и уничтожать как своих друзей (уничтожая других бездомных животных), так и тех, кто наделил его новыми возможностями (профессор Преображенский и доктор Борменталь). В подобных пассажах не заметит отвращение автора к режиму разве что слепой. «Собачье сердце» — яркая, не прикрытая политическая сатира на руководство государства середины двадцатых годов. В каждом из персонажей можно заметить отчетливую связь со многими фигурами того времени. Шариков-Чугункин — Сталин (у обоих «железная» вторая фамилия), профессор Преображенский — Ленин (преображавший страну), доктор Борменталь, постоянно конфликтующий с Шариковым — Троцкий, Швондер — Каменев, ассистентка Зина — Зиновьев и так далее. Таким образом, в повести Булгаковым были предсказаны даже массовые репрессии тридцатых годов. Схожие саркастические реплики Булгаков позднее вложит и в уста персонажей «Мастера и Маргариты» — «Он умен, — подумал Иван, — надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя!»
Не смотря на продолжающиеся противостояния в литературной среде, зимой 1928 года Булгакову все же удается заключить новый договор с МХАТом на написание пьесы под названием «Бег» и уже весной пьеса передается заказчику. «Бег» — не что иное, как вольное продолжение, линии «Белой гвардии», которое писатель так и не смог довести до формата большого классического, строгого романа (а задумывал он изначально роман в трех томах). Однако из-за цензурных преград при жизни писателя пьеса «Бег» так и не была реализована даже несмотря на заступничество Максима Горького. Булгаков в очередной раз начинает шагать по лезвию бритвы. Скандал выходит за пределы профессиональных кругов и снова попадает в руки первого из большевиков. В письме 2 февраля 1929 года Сталин пишет следующее: «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. «Бег», в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление. Впрочем, я бы не имел ничего против постановки «Бега», если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам ещё один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти, по-своему «честные» Серафимы и всякие приват-доценты, оказались вышибленными из России не по капризу большевиков.
Однако вспыльчивый характер Булгакова снова берет свое. Он отказывается вносить какие-либо правки под указку даже первого лица советской России. С 1930 года в течение шести лет писатель начинает трудиться режиссером-ассистентом, на время откладывая написания новых работ. Этот период его жизни фиксируется в его трудах, известных под названием «Записки покойника» и «Театральный роман». В 1932 году происходит невероятное и неожиданное, в том числе для самого Булгакова событие. Сталин все же разрешает писателю поставить «Дни Турбиных» в ее первоначальном виде, но только во МХАТе.
В 1934 году в жизни писателя наступает последняя белая полоса. Его зачисляют в союз советских писателей и в этом же году, воодушевленный изменением своего положения в литературном и театральном обществе, он приступает к написанию первой версии своего известнейшего романа «Мастер и Маргарита». Роман дается ему очень тяжело, забирая у него последние физические и душевные силы. Он часто меняет название, экспериментирует с персонажами, серьезно увлекается религиозными материалами и источниками. Впечатленный трудами Гете, Булгаков начинает создание романа о дьяволе в человеческом образе, однако потом приходит к мысли о необходимости добавить в роман и исторический подтекст, смешивая настоящее и прошлое.
Тем временем немногочисленные выпущенные им романы и постановки не позволяют Булгакову вести, достойную его амбициям жизнь. Пытаясь изменить свое положение, Булгаков снова вынужден продемонстрировать лояльности системе и режиму, хотя дается это ему крайне тяжело и в первую очередь психологически. Дописать свой новый большой роман о дьяволе и нечистой силе в задуманном им большом формате ему не удается, а постановки и работа в театре занимают все больше и больше времени.
В 1939 году Булгаков начинает написание пьесы о молодости Сталина, которую называет «Батум», однако получает отказ на ее постановку (Сталин в последний момент высказывается о неуместности подобной постановки, хотя в целом и высоко оценивает пьесу как таковую). В этом же году, почти сразу после получения этой новости, у Булгакова начинаются проблемы со здоровьем. Он страдает от гипертонического нефросклероза, его зрение ухудшается. При этом автор все чаще начинает прибегать к морфию. В этом же году Булгаков разрабатывает новый каркас романа, который он уже твердо решает назвать «Мастер и Маргарита». Впоследствии именно это произведение и принесет ему значительное и столь страстно желанное им признание, к сожалению уже посмертное. В «Мастере и Маргарите» самобытный, высокохудожественный стиль Булгакова находит свое высшее законченное выражение.
Вынужденный работать в стол, так как выпуск его книг в очередной раз приостанавливается усиливающимися недоброжелателями имеющими выход на Сталина, Булгаков решает отдать роману «Мастер и Маргарита» все остающиеся у него силы. Он чувствует, какая огромная работа им уже проделана и старается завершить начатое, однако судьба распоряжается иначе. Эта работа, несомненно, самое гениальное и самое неоднозначное из всех произведений Булгакова, в котором, как ни в каком другом романе Булгаков раскрывается перед нами всеми гранями своего таланта. Ведь, как я уже писал ранее. Только по-настоящему большая, масштабная работа может дать возможность раскрыться выдающемуся литературному таланту.
Булгаков пишет «Мастер и Маргарита» в разгул репрессий, когда один за другим были повержены, исключены из партии, лишились своих постов или были расстреляны многие его прежние враги: литературные чиновники, карманные партийные критики и руководители отделов культуры — все те, кто хулил и травил его долгие годы. Булгаков следит за этой дьявольской вакханалией с мистическим чувством (чему быть того не миновать), которое и находит свое отражение в романе. Главным его героем, как известно, является сатана, действующий под именем Воланд. Появившись в Москве, Воланд обрушивает всю свою дьявольскую силу на власть имущих, творящих беззаконие. Он расправляется и с гонителями писателя — мастера, жизнь которого имеет множество параллелей с самим Булгаковым (хотя полностью отождествлять Булгакова с мастером было бы все же слишком прямолинейно; ниже, в моей расширенной работе по анализу этого романа, вы сможете более глубоко погрузиться в эту важную тему).
Нетрудно, таким образом, понять, и кто стоял за образом Воланда. Философско-религиозная концепция романа весьма непроста. Пожалуй, этот роман можно было бы назвать одной из самых сложных с композиционной точки зрения работ рубежа тридцатых и сороковых годов советской эпохи.
Важно отметить, что сам Булгаков был человеком далеким от ортодоксального православия. Бог, видимо, представлялся ему чем-то вроде всеобщего закона или неизбежного хода событий. В создании образа Христа (в романе он выступает в виде персонажа Иешуа Га-Ноцри) Булгаков сознательно руководствуется апокрифическими источниками, а Евангелия отбрасывал как ложные. Во встроенном романе мастера о Понтии Пилате есть суд, казнь и погребение Иешуа, но нет его воскресения. Нет Богородицы; сам Иешуа не потомок знатного еврейского рода, как в Евангелии, — он бедный сириец, который не знает своего родства и не помнит своих родителей. Никто не понимает Иешуа с его учением, что «злых людей нет на свете» (даже его единственный апостол Левий Матвей). Его попытка разбудить в людях их изначальную добрую природу вызывает лишь всеобщее озлобление. Только Воланд понимает Иешуа, но не верит в возможность твердого обращения людей к добру. Но верит ли в это сам Булгаков? На этот вопрос каждый из читателей отвечает по-своему.
Отнюдь не в новозаветной трактовке представлен и сам дьявол. В романе Булгакова Воланд предстает подлинным «князем мира сего». Нет даже намека на какое-то соперничество его в этом смысле с Христом. В нем олицетворена та сила, что «вечно хочет зла и вечно совершает благо». И в самом деле, Воланд в романе наказывает лишь явных безбожников, его подручные заставляют платить по счетам плутов, обманщиков и прочих негодяев, на протяжении романа они не раз творят «праведный суд» и даже «добро». И все же Воланд остается дьяволом, демоном зла, который не хочет и не может дать людям благодати.
Затравленный же, сломленный несправедливой советской критикой и жизненными невзгодами, Мастер находит в нем своего спасителя. Но он получает от дьявола не свет, не обновление, а только вечный покой в потустороннем мире. Исполненный глубокой философской грустью финал романа был чем-то схож с концом самого автора.
Умирает Булгаков очень рано 10 марта 1940 года, причиной чему стало наследственное заболевание почек. Михаил Афанасьевич не доживает даже до своего 49-летия.
За свою непродолжительную, но очень яркую жизнь, Булгаков успевает поделиться со мной всего десятью сравнительно большими произведениями, однако память о нем и его творчестве, как видите, живет в моей душе до сих пор. Да, произведения Булгакова за редким исключением не отличаются остросюжетностью (за исключением, пожалуй, «Роковых яиц» и «Мастера и Маргариты»). Однако читая и перечитывая его труды, наслаждаешься скорее иным: необычным, самобытным стилем и мастерским умением владеть словом. Ведь у многих его современников и последователей не было и этого. Я ценю Булгакова за атмосферу его произведений, за его внутреннюю высококультурную самоцензуру, позволявшую ему достойно описывать даже самое нелицеприятное. Мне нравится, что он не писал о жизни в совхозах, мне нравится, что его произведения не испещрены скучной социалистическо-коммунистичекой патетикой, мне нравится, что в его взгляде на мир всегда присутствовала, пусть и немного язвительная, но все же юмористическая нотка. Несмотря на то, что Булгаков не решился на эмиграцию, придворным пролетарским мастером, потакающий чаяниям колхозно-пролетарского кровавого режима, он все же не стал. Попытка создать насквозь мифологическую пьесу «Батум», прославляющую «молодого революционера» — И.В. Сталина и уничижающую царскую Россию и последнего русского императора, закончилась для драматурга полной творческой неудачей. На чуждые его музе темы, в рамках заданных идеологических конструкций с успехом Булгаков писать не мог. Булгаков — настоящий чистокровный творец, свободный художник, которого все же не сломала цензура.
Есть у произведений Булгакова и еще одна интересная особенность. Произведения малого объема способны произвести на меня гораздо более сильные и запоминающиеся впечатления, чем большая проза, предстающая перед моими глазами менее сюжетно напряженной и более монотонной. В этом смысле для меня он в какой-то мере является продолжателем заложенной Чеховым литературной традиции. К сожалению, за двадцать лет своего творчества Булгаков, по моему мнению, так и не смог раскрыться полностью. А ведь намеченные им цели были весьма высоки и близки мне по духу: сила Булгакова не только в уникальном стиле изложения, но и в разножанровости. В этом аспекте, он в каком-то смысле является и моим учителем. В его арсенале вы найдете фельетоны и небольшие рассказы, серьезную прозу революционно-военных лет и исторические очерки, мистические повести и театральные пьесы. Увы, скоротечная болезнь и последующая смерть Булгакова, не позволяют мне в полной мере насладиться широким спектром его крупномасштабных повестей и романов, но тем ценнее становится мне те, которые все же были написаны. У Булгакова всегда есть чему поучиться, причем как начинающему литератору, так уже довольно опытному писателю.
Огромным достоинством Михаила Булгакова является его высокопрофессиональное владение приемами изложения. В противовес многим его коллегам и тем более последователям, в его книгах вы не встретите скабрезных слов и описаний, тошнотворных грубостей и ругательств. Автор умело и тонко обходит стороной все непристойности: «Персиков отошел, ворча сквозь зубы какие-то бранные слова.», произнес четыре слова, совершенно невероятных и вызванных сводящим с ума страхом, или уж в крайнем случае «Затем страшная матерная ругань перекатывалась в воздухе и чей-то визгливый голос кричал» («Роковые яйца 1924 г.), «Когда его отводили спать, он, пошатываясь в руках Борменталя, очень нежно и мелодически ругался скверными словами, выговаривая их с трудом.» («Собачье сердце» 1925 г.)
В рассказах Булгакова в разных ракурсах решается одна и та же проблема, которая волновала писателя всю жизнь — это долг, честь и назначение человека на земле, его миссия в жизни. Именно эти аспекты раскрывают особенности языка и стилистики писателя. С тех пор, как были написаны эти рассказы, прошел почти век, а эпоха, в которой жили герои, ассоциируются с нашим временем, таким же хаотичным и жестоким. Наверное, поэтому в сегодняшней России есть огромное желание читать Булгакова; к его произведениям обращаются и мастера кино.
Булгаков старался избегать журналистских и писательских штампов, никогда не напускал на своих страницах тумана, даже с чисто утилитарной целью обойти цензурные капканы. Булгаков начинал с достаточно традиционного бытописательства, пусть и осложненного модернистскими влияниями, в «Записках юного врача» и московских фельетонах. Однако с концом эпохи нэпа цензурно приемлемым стало только описание «нового быта» и «нового человека». Булгакову неоднократно безуспешно предлагали написать «коммунистические достижения или успехи коллективизации», прославляющие «великие стройки» пятилетки. В ответ писатель в пьесе «Адам и Ева» превосходно спародировал зачин халтурного «колхозного романа»: «Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц.»
В «Записках на манжетах» и «Записках юного врача», а также «Необыкновенных приключениях доктора» и других произведениях раннего Булгакова можно заметить забавные эпизодические приемы использования коротких рубленых фраз, свойственные модернистской литературе предреволюционной эпохи и первых послереволюционных лет. В московских сатирических повестях («Дьяволиада» и особенно «Роковые яйца» и «Собачье сердце») Булгаков вырабатывает свой собственный оригинальный стиль. Здесь приближающийся к литературной норме авторский текст сочетается с комическим просторечием отдельных персонажей. В результате рождаются забавные фразы, запоминающиеся читателям парадоксальным сочетанием несочетаемого и раскрывающие интеллектуальный уровень тех, кто претендует на власть в новом обществе. Например, в ней вы можете обнаружить следующее обращение председателя домкома Швондера: («Общее собрание просит вас добровольно, в порядке трудовой дисциплины, отказаться от столовой»). Шариков же награжден малограмотной, но развязанной речью завсегдатая кабаков. Примером может служить обращение к Филиппу Филипповичу: («Что-то вы меня, папаша, больно утесняете»).
В сатирических повестях, имеющих научно-фантастическую основу, проявляется умение Булгакова просто, с минимумом словесных приемов, рассказывать о достаточно сложных материях. Например, в «Роковых яйцах» следующим образом изображено созревание яиц, которые все, к несчастью, принимают за куриные: — («Действительно, картина на глазах нарождающейся новой жизни в тонкой отсвечивающей кожуре была настолько интересна, что все общество еще долго просидело на опрокинутых пустых ящиках, глядя, как в загадочном мерцающем свете созревали малиновые яйца». Здесь яйца рептилий в красном луче жизни увидены глазами простых смоленских крестьян, а не ученого-биолога.
Стиль и слог Булгакова эволюционировали на протяжении всего периода его творчества. Его слог весьма самобытен и воспринимается естественно и живо даже в мои дни, когда я перечитываю работы Булгакова почти вековой давности. Описания выполнены культурно и красиво и это, безусловно, способствует приятному восприятию текста. Произведения Булгакова отличаются чистотой атмосферы. Здесь вы не встретите описаний распития горячительных напитков, смакования сигарет или папирос, скабрезных и грязных описаний нелицеприятной стороны жизни людей, чем будут отличаться писатели, именующие себя его последователями.
В романе «Белая гвардия», как самом строгом и каноническом труде, писатель стремился совместить приемы написания Толстого и Гоголя. Здесь вы найдете длинные повествовательные периоды, подчеркивающие эпический характер происходящего в произведении, красивые пейзажные описания, красочные диалоги, передающие настроение героев гармонично соседствуют здесь с философско-публицистическими рассуждениями о причинах и ходе переломных исторических событий 1917—1919 гг. на Украине. Булгаков пускает в ход прием передачи живой разговорной речи толпы короткими рублеными фразами, широкое использование песенных текстов для выражения чувств персонажей и атмосферы действия. Патетику Льва Толстого Булгаков предпочитает слегка смягчать свойственной ему иронией. Есть у «Белой гвардии» и еще одна отличительная особенность. Это, пожалуй, единственный роман Булгакова, где обильно используется разговорный язык, представляющий собой смесь русского и украинского просторечия, характерную для Киева того времени. В первой по настоящему масштабной прозе, обнаруживается также сочетание трагического с комическим, что получит развитие в пьесах «Дни Турбиных» и «Бег».
В своих пьесах Булгаков также стремится к максимальной выразительности при минимальном наборе средств изложения. Его персонажи, как правило, лишены длинных чеховских монологов, а серьезные программные декларации часто сопровождаются сатирическими репликами, как, например, в финале «Дней Турбиных». В том числе в этом, помимо прочего, и есть секрет широкой зрительской популярности булгаковской драматургии, как прижизненной так и посмертной.
Интересно также заметить, что в прозе же тридцатых годов у Булгакова неизменно присутствует незримый герой-рассказчик (и в биографии «Мольера», и в «Театральном романе», и в «Мастере и Маргарите»). Рассказчик-ведущий «Мольера» под маской беспристрастия полон сопереживания отнюдь не о безоблачной судьбе господина королевского комедианта (чья жизнь все же оказалась полегче булгаковской). За шутками, которые автор вкрапляет в повествование, более ясно проступает трагедия Жана Батиста Поклена де Мольера, гения, вынужденного зависеть от милости непостоянного в своих симпатиях короля Франции. Эпиграфом к мольеровской биографии Булгаков избрал слова римского поэта Квинта Горация Флакка: «Что помешает мне, смеясь, говорить правду?» Рассказчик в «Мольере» как раз и говорит сквозь смех горькую правду, не сумев обмануть тогдашнюю цензуру, но заставляя нас задуматься о сходстве Франции эпохи «короля-солнца» и Советского Союза тридцатых годов в плане отсутствия творческой свободы. Рассказчик «Мастера и Маргариты» постепенно окрашивает свое «правдивое повествование» эмоциональным отношением к происходящему. Когда Коровьев-Фагот от имени жильца Тимофея Квасцова по телефону доносит о долларах, будто бы спрятанных в квартире Никанора Ивановича Босого, автор заключает этот эпизод следующей ремаркой: «И повесил трубку, подлец!» А представляя читателям Маргариту, голосом автора явно говорит уже сам Булгаков: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!». Этот стиль вскоре окажет влияние и на других писателей последней трети двадцатого века.
До наших дней сохранился черновик булгаковского письма в Париж от 12 мая 1934 г. И.А. Булгакову с разбором стихов младшего брата. Это — единственный дошедший до моих дней развернутый отзыв писателя о поэзии. Он сообщал брату Ивану: «Твоя муза мрачна и печальна, но у каждого своя муза, надо следовать за ней». Интересно, что несмотря на все превратности судьбы, булгаковская муза мрачной до конца все же не стала, хотя местами и приобретала весьма зловещий характер (как в некоторых эпизодах убийств в «Роковых яйцах и Мастере и Маргарита»).
Булгаков, в отличие от многих своих последователей, прекрасно придумывал забавные имена и фамилии. Можно вспомнить Полиграфа Полиграфовича Шарикова из «Собачьего сердца», Пьера Бомбардова из «Театрального романа», Варенуху, Лиходеева из «Мастера и Маргариты» и многих других. Комический эффект достигается писателем за счет использования несущих сатирический смысл необычных корней, по образцу реально существующих имен собственных. Например, выдуманный Полиграф, по аналогии с Евграфом, высмеивает проведенную Советской властью замену имен из святцев новыми «революционными» именами, а религиозных праздников — профессиональными (вроде Дня полиграфиста). Или в качестве фамилии использовалось слово, способное вызвать смешные ассоциации, особенно учитывая занимаемую персонажем должность. Так, фамилия театрального администратора Варенуха означает, если воспользоваться гоголевским примечанием ко второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1832), вареную водку с пряностями, и может быть понята еще и как намек на склонность Ивана Савельевича к выпивке, подобно его шефу Степану Богдановичу Лиходееву Приемы такого рода не позволяли и не позволяют скучать булгаковским читателям до наших дней. Неизменная точность деталей создает эффект достоверности в самых невероятных вымышленных ситуациях, вроде пытающегося купить билет в трамвае говорящего кота Бегемота.
Сам Булгаков также считал именно язык самым важным элементом литературного произведения. В письме начинающему писателю Савелию Савину, приславшему на его отзыв роман «Юшка», он призывает своего корреспондента «менять язык, поскольку из всех способов ознакомить читателя с Вашим замыслом изволили выбрать самый неудобный». К собственному творчеству Булгаков в первую очередь подходит с позиций читателя. Булгаков не старается быть сложным, во имя еще большей красоты и величия текста как такового и старается максимально соблюдать принцип разумной достаточности, считая именно лаконичность — одним из важнейших аспектов успеха произведения у читателя. Он пишет просто и правильно, облекая мощный полет фантазии в формы, понятные всем — и ищущему изысканность интеллигенту, и простому рабочему, вроде тех, чьи не слишком грамотные корреспонденции когда-то приходилось править ему еще в издании «Гудок». Весьма скоро Булгакову начинает претить избыточная и вычурная, как он считал, метафоричность, столь характерная для советской литературы двадцатых годов. Булгаковский язык и стиль обретают ту прозрачную простоту и красоту, к которым стремился еще Лев Толстой в последний период своего творчества. Булгаков, убежденный, что своих героев автор должен любить, чтобы затем их полюбил читатель (исключением из всех героев Булгакова в этом смысле является лишь мастер, которого он сознательно и даже уничижительно выводит с маленькой буквы), не допускал искусственной усложненности языка как самоцели, которой должны были бы подчиниться и развитие сюжета, и характеры персонажей. Поэтому булгаковская проза читается с необычайной легкостью, той, что можно встретить у Чехова, и той которую так не просто обнаружить у Толстого и Достоевского. Внимание читателя лишний раз не отвлекается от мастерски задуманного и реализованного сюжета и, тем не менее, приводит к легкому осмыслению сложных метафорических оборотов. В пьесах же речь персонажей по своему строю оказывается очень близка к реальной разговорной, будучи разделенной на не очень длинные фразы, она мало отступает от литературной нормы и легко воспринимается читателями, позволяя без труда следить за развитием действия. Для Булгакова характерно непринужденное изложение идейного содержания произведений, где язык и стиль как раз помогают восприятию заложенного в текст смысла. Однако ясность и простота не означали для Булгакова самоценного стремления к гладким фразам, годным разве что для грамматических прописей. Он просто пишет хорошим языком, правильным, чистым, почти академическим, щеголевато отделывая каждую фразу, гладко причесывая каждую страницу.
Как обычно, в завершении общего эссе и перед тем как перейти к более детальному литературному анализу каждого произведения в отдельности, я бы хотел привести книги, которые, по моему мнению, производят хорошее впечатление и которые разочаровывают и от которых ждешь большего.
Если у вас есть возможность прочитать только пять книг, я рекомендую прочитать именно их:
Книги, которые произвели очень хорошее впечатление:
1. «Мастер и Маргарита»
Вершина творчества автора.
2. «Собачье сердце»
Небольшая, но безмерно мною любимая.
3. «Белая гвардия»
Масштабная и великолепно исполненная большая историческая проза.
4. «Иван Васильевич»
Самая маленькая по объему, но, пожалуй, самая запоминающаяся и остроумная.
5. «Жизнь господина де Мольера»
Добротная, качественная, написанная с неподдельным интересом автора к теме.
Книги, которые сильно разочаровали:
1. «Записки на манжетах»
2. «Похождения Чичикова»
3. «Дьяволиада»
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |