Заключение

В обширном потоке научной литературы о Булгакове работы югославских ученых занимают особое место.

Их первые отклики на произведения русского писателя появились в конце 60-х — начале 70-х гг. после знакомства с романом «Мастер и Маргарита» сначала на русском и итальянском языках, а затем в переводе на сербохорватский. На этом, условно говоря, подготовительном этапе восприятия творчества Булгакова сербских и хорватских литературных критиков и писателей интересовали вопросы «реабилитации» произведений писателя в СССР, реакция советских литераторов на его последний роман. Югославские ученые стремятся поставить великое произведение Булгакова в европейский литературный контекст и соотнести его с произведениями Г. Гессе, Ф. Кафки, Т. Манна. Эти годы стали в югославском булгаковедении подготовительной стадией и в том смысле, что, наряду с появляющимися переводами произведений Булгакова на сербохорватский язык, в этот период бесспорно усиливается интерес научной и литературной общественности к его творчеству.

Если учесть то обстоятельство, что в те годы в Югославии была более благоприятная, чем в СССР и других социалистических странах, эстетико-идеологическая ситуация, то неудивительно, что первая монография о творчестве автора «Мастера и Маргариты» — «Утопия Михаила Булгакова» — появилась в Югославии в середине 70-х годов. Она принадлежала перу сербского ученого профессора Белградского университета М. Йовановича, который обратил внимание, помимо прочего, на те проблемы, которые советские ученые тогда не имели возможности рассмотреть объективно. Очевидность несвободы высказываний о Булгакове в советской печати отмечает М. Чудакова, говоря при этом, что были темы «особенно трудные для обсуждения в 60-е — 80-е годы (практически еще и в 1987-м) — булгаковская трактовка христианства, Булгаков и Сталин. Эти темы оказались почти полностью переданы самиздату и зарубежному булгаковедению»¹. Среди первых, кто затронул эту тему, был М. Иованович. Югославский автор в первой половине 70-х гг., т. е. когда писалась и была опубликована его монография, имел возможность осветить многие проблемы творчества русского писателя, которых не могли коснуться его советские коллеги. Кроме тех тем, о которых говорила М. Чудакова, Йованович был свободен в толковании взглядов Булгакова на историю, его отношения к экзистенциализму, масонским и религиозным учениям. Он первым сумел поставить целый ряд важнейших вопросов, помогающих проникнуть в художественный мир Булгакова. Ему принадлежит приоритет в обращении ко многим проблемам, эстетики и поэтики Булгакова, в создании комплексной концепции его творчества. Сейчас, по прошествии четверти века с момента появления книги Йовановича, многие выдвинутые им положения выдержали проверку временем, другие уточнены, оспорены или разработаны глубже и им самим и русскими, и европейскими учеными. Но, важно подчеркнуть научную значимость самой постановки им многих проблем именно в середине 70-х гг., и отметить, что немалая их часть занимает булгаковедов до сих пор.

Кроме того, Иованович выдвигает гипотезу о том, что роман «Мастер и Маргарита» был подготовлен многими предыдущими произведениями Булгакова, исследует «феномен повседневности» и особенности жанра «романа-тайн», как одной из составляющих сложной жанровой структуры романа Булгакова. И хотя некоторые их этих вопросов в той или иной степени затрагивались в работах русских авторов, в монографии Йовановича они получили более развернутое, иногда и довольно спорное, освещение, в частности, расширенное толкование термина «повседневность».

Когда Йованович приступил к написанию следующей монографии — «Михаил Булгаков — книга вторая», российское и зарубежное булгаковедение располагало рядом новых исследований, касающихся многих проблем творчества писателя. И все же оставалось еще достаточно «неясных» мест. На них и сосредоточил свое внимание сербский ученый, вступая в полемику с одними авторами и ища поддержки у других. Его прежде всего интересует философская основа романа «Мастер и Маргарита» и в первую очередь присутствие в нем философии Канта. Он опровергает бытующую в булгаковедении точку зрения, что Булгаков, познакомился с Кантом через Достоевского. Йованович высказывает свое мнение по этому поводу: Булгаков самостоятельно изучал Канта и выработал на его философию свой взгляд. Это подтверждается и тем, полагает Иованович, что Достоевский и Булгаков подходили к учению Канта по-своему и в зависимости от своих творческих позиций, которые у них далеко не совпадали. Йованович специально останавливается на отношении Булгакова к каноническим и апокрифическим текстам евангелий, на его отношении к Данте и Гете и конечно, к русской литературной традиции — Пушкину, Гоголю, Достоевскому. Далее Йованович рассматривает несколько очень важных и до сих пор дискутируемых в науке вопросов. Присутствие в романе Булгакова Данте он увязывает с проблемой «художественной правды» (глава «Разговор с Данте»). Поиску источников романа Мастера посвящено полемическое к точкам зрения И. Бэлзы и Н. Утехина исследование отношения Булгакова к каноническим и апокрифическим текстам евангелия, в частности к «Евангелию от Матфея» (гл. «Триумф мистификации»). Йовановича не менее интересует и проблема «полигеничности» образа Воланда. В число возможных прототипов этого персонажа Булгакова — Сталина, Мефистофеля, Вергилия, чёрта из «Братьев Карамазовых» Йованович включает и Свидригайлова из «Преступления и наказания» Достоевского (гл. «Воланд и... Свидригайлов»). Большой знаток русской литературы М. Йованович в этой монографии затрагивает также тему «Булгаков и Чехов», поднимает вопрос о возможном влиянии Булгакова на поэзию А. Ахматовой, а также на таких писателей как Б. Окуджава, В. Войнович, В. Аксенов, В. Орлов, Ч. Айтматов, Ю. Самедоглу и А. Арканов, называя их «плеядой» Булгакова (гл. «Еще о «неясных местах»», «Еще о «неаутентичных записках»», «О акмеистской поэтике» и «Навстречу «плеяде» Михаила Булгакова»). Понимая, что каждое большое литературное произведение основано на «тайных знаниях» их авторов, Йованович считает роман Булгакова до сих пор до конца не разгаданным, «шифр» этого произведения каждый раз по-своему будут разгадывать многие исследователи настоящего и будущего.

В эти же 70-е — 80-е годы, составляющие второй этап в восприятии Булгакова в Югославии, вышло несколько работ по компаративистике и теории литературы, в которых Булгаков занимал весьма заметное место. Профессора Загребского университета А. Флакер и М. Солар исследуют природу авангардизма XX века, применимость самого термина «авангард» к разнородным «измам» в литературе этого столетия. Мнения их несколько расходятся. Солар причисляет роман «Мастер и Маргарита» к стилистически смешанному типу произведения, включающему в себя и черты авангардизма и реализма. А. Флакер считает, что это произведение невозможно втиснуть в рамки стилевой формации авангардизма, но в то же время нельзя не принимать во внимание, что автор этого произведения формировался как писатель в эпоху русского авангарда.

В рассматриваемый период в работах хорватских литературных критиков был поставлен очень важный для изучения русско-югославских литературных отношений вопрос о влиянии творчества Булгакова на прозу молодых хорватских писателей «фантастов» 70-х гг. Правда, этот вопрос был именно только поставлен и не получил достаточного обоснования. Действительно, более очевидным было влияние на этих писателей произведений Х.Л. Борхеса, но в то же время видимо неслучайно в каждой работе о прозе хорватских «фантастов» возникало имя Булгакова и, наряду с типом борхесианской фантастики, в их творчестве выделялся и «тип фантастики булгаковско-кафкианской». К сожалению, специально этой проблеме пока посвящена только одна статья В. Ристер, в которой она сопоставляет произведения «фантастов» и Булгакова. После рассмотрения статьи можно сделать вывод о том, что скорее можно говорить не о прямом влиянии Булгакова на хорватских прозаиков, а при наличии некоторого типологического сходства, лишь об использовании ими общей сатирико-гротесковой традиции европейской литературы, частью которой является и М. Булгаков.

В 90-е годы исследования творчества Булгакова были продолжены преимущественно в работах общетеоретического и сравнительно-исторического плана. Наряду с другими русскими писателями XX века — А. Белым, Б. Пильняком, Ю. Олешей, М. Платоновым — в книге В. Ристер «Образ в гротесковой структуре», рассматривается и Булгаков. В книге «Обольщение иронией» Г. Слабинац при рассмотрении фантастики Булгаков ставится в один ряд с Э. По, Ф. Кафкой, А. Белым, Дж. Свифтом, О. Хаксли и другими писателями.

Обе исследовательницы, придерживаясь структуралистской методологии, анализируют роман «Мастер и Маргарита» в связи с общетеоретическими проблемами — гротеска, иронии, фантастики, метатекстуальности, функции имен и костюма (одежды) в создании сатирической картины, использование элементов народного кукольного театра и др.

Систематизация работ о Булгакове, появившихся в Югославии в 70—90-е гг. и их периодизация позволили автору диссертации проследить эволюцию взглядов сербских и хорватских ученых на творчество русского писателя и, в первую очередь, на роман «Мастер и Маргарита», а также определить тот вклад, который они внесли в общее булгаковедение.

Примечания

1. Чудакова М.О. Булгаков и его интерпретаторы // Михаил Булгаков: современные толкования. С. 20.