Заключение

Сатира Булгакова сочетает в себе злободневность, глубину постановки социально-политических проблем с высоким уровнем их художественного воплощения, богатством поэтики. Возникшая на волне расцвета сатирико-юмористической литературы 1920-х годов, сатирическая проза Булгакова коррелирует с творчеством других писателей той эпохи. В то же время со всей очевидностью проявились и дифференциальные признаки, проистекающие из особой точки зрения Булгакова на сущность и перспективы общественных процессов в стране, на корни пороков, а также из своеобразия художественного видения мира писателем.

В то время как многие литераторы утверждали, что революция целительна для человека, несет полноту и радость бытия, а пороки представляют собой «остаточные явления» дореволюционной жизни, Булгаков имел по этому поводу свое, отличное от других мнение. Уродливые явления действительности, являющиеся объектом осмеяния в творчестве Булгакова, рассматриваются им прежде всего как закономерный результат социальных преобразований в России.

Сатирические повести и фельетоны М. Булгакова органично связаны между собой, они как бы продолжают и дополняют друг друга и логично вписываются в общую художественную картину мира писателя.

Действительность, окружающая Булгакова, воспринимается им как абсурд, нелепость, хаос. Вполне закономерным поэтому видится очевидный крен булгаковского реализма в сторону гротескного типа и способа трансформации «странного» материала действительной жизни в гиперболизированно-безумный, деформированный художественный мир.

Абсурд как художественный принцип приводит, с одной стороны, к разрушению реальности, к мистике, фантастике в изображении, а с другой — к комедийности. Сплетение фантастического и комического и порождает булгаковский гротеск, базирующийся на алогизме жизненных ситуаций. Явления, которые взгляду нормального, здравомыслящего человека представляются не только несправедливыми, порочными, но и странными, абсурдными, противоречащими своим исходным началам, писатель охотно избирает в качестве объекта художественного анализа.

Гротеск является доминирующим элементом булгаковской поэтики комического. Развиваясь в русле реалистического направления, булгаковский гротеск включал в себя черты романтизма и модернизма. Реалистическая основа оказывается органично соединенной с достижениями романтиков и символистов, московская гнетущая действительность — со свободной инфернальной фантазией, злободневная сатира — с философией, пространство обыденности — с мистическим пространством. Совмещая две разнонаправленные силы — мистику (уводящую от реальности) и комедийность (приземляющую нас на твердую жизненную почву), — Булгаков создает парадоксальную жанрово-стилевую модель «трагического гротеска».

Изображаемое и обличаемое Булгаковым общество противоречиво соединяет в себе черты беспорядка, хаоса первых послереволюционных лет и застывшей, косной государственно-бюрократической системы в ее новейшей модификации. Именно гротеск с его стремлением сближать противоположное как нельзя лучше подошел для совмещения и разоблачения таких, казалось бы, разнородных явлений, как хаос и незыблемость, образовавших причудливый сплав в новом российском государстве.

С помощью комического Булгаков «снижает» мистику, переводит ее из фантастического плана в реальный; с помощью «мистического» писатель углубляет сатиру, делает ее более емкой и многозначной, выходит к философским обобщениям. Булгаков-сатирик стремится исследовать общественные конфликты не только в социально-историческом, но и морально-этическом плане, в контексте человеческого бытия.

В сатирической прозе Булгакова с большой силой воплотились характерные для гротеска мотивы «механичности», «кукольности», мертвенности. В «Дьяволиаде», например, механична, безжизненна вся окружающая героя действительность. Автоматизм по своей функции связан здесь с материалом социально-политических явлений. Мир вокруг героя бездушен и мертв, автоматизирован и обезличен.

Широко использует Булгаков прием зоологизации (особенно в «Роковых яйцах» и «Собачьем сердце») — как при построении сюжета, так и на уровне стиля. Такие характерные для поэтики Булгакова признаки, как перемещение персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов, гротескная подмена человека или какой-то части его тела механизмом, роднят творчество сатирика с произведениями Гоголя и Щедрина. Вместе с тем, использование элементов научной фантастики дает нам право считать Булгакова одним из основателей жанра сатирической научно-фантастической повести.

Одним из ведущих в сатире Булгакова является мотив «внешнего знака» (приоритет формального аспекта человеческой деятельности перед сущностным). В поэтике комического это воплощается в виде противоречия между формой и содержанием. Форма, оболочка, «внешний знак» не просто опережают содержание, но нередко и замещают, подменяют его собой. Знаковая функция отдельных «внешних» черт человека (одежда, документы, должность, имя и т. д.) доминирует в современном Булгакову обществе, умаляя ценность личностных качеств индивидуума.

Персонажи булгаковской прозы отличаются большим разнообразием, пестротой комической окраски. Но сквозь эту пестроту можно увидеть определенные типологические черты, позволяющие проводить параллели между героями различных рассказов и фельетонов, сопоставлять этих героев с персонажами других произведений Булгакова, а также обнаруживать влияние русской и мировой культурной традиции.

Отображая окружавшую его действительность, писатель нередко использует прием театральной маски. При всей бесконечной вариативности этих масок в современных Булгакову условиях, создающую мозаичную картину «случайностного реализма» в духе чеховской юмористики, сатирик явно стремится в кажущихся новыми лицах прочесть родословную, установить их связь с прежними социально-нравственными типами человеческой природы и общественного быта.

Революция перевернула всю страну, сломала многие общественные перегородки, по-иному стала трактовать значимость различных социальных слоев. Булгаков в своей сатире делает акцент на отсутствии у человека культуры, знаний и необходимых профессиональных качеств. Писатель рассматривает проблему «человека не на своем месте».

В большой группе комических персонажей, вызывающих смех от несоответствия личностных качеств и занимаемой должности, можно выделить разряд героев, объединенных маской «шарлатанства». Гротескный образ лекаря-шарлатана (традиционный для карнавальной культуры и комедии дель арте) привлекал писателя прежде всего своей емкостью, богатыми возможностями для совмещения противоположностей. Маска ученого-шарлатана воплощена в фигурах бойкого лектора, которого никто не может понять, многословного начальника-докладчика и т. д. Тип лектора-докладчика, скрывающего внутреннюю пустоту за частоколом псевдонаучных фраз, идеологических штампов или бюрократического канцелярита, — характерная примета эпохи, достоверно переданная писателем.

Субъектом и объектом сатирического разоблачения выступают у Булгакова авантюристы и мошенники. Наличие в произведениях писателя подобных персонажей создавало благоприятную основу для всевозможных трансформаций и мистификаций. Несомненна генетическая связь этой модели с плутами и авантюристами различных эпох (от испанского плутовского романа XVI века до новелл О. Генри). Общее условие для широкого распространения подобного типа — «смутное время», ломка прежних устоев, дестабилизирующие процессы в обществе.

Подхалимы и карьеристы, нэпманы и приспособленцы всех мастей образуют еще одну группу комических персонажей Булгакова. Неоднозначное отношение к ним со стороны сатирика обусловлено резко критической оценкой тех социальных факторов, которые стимулировали рост данной группы людей в современном писателю обществе.

Важную группу составляют комические персонажи — выходцы из «низов», олицетворяющие простой народ. Это тип «маленького человека», хорошо знакомый нам по литературной традиции. Отношение сатирика к этому типу также неоднозначно. Люди, которые терпят притеснения со стороны вышестоящих начальников, безуспешно пытаются преодолеть бюрократические препоны, испытывают иные трудности в социальной жизни, вызывают у Булгакова сочувственное к себе отношение. Но при этом писатель далек от идеализации «масс». Он высмеивает неразвитость, бескультурье, отсталость людей, подчеркивая особую опасность агрессивного невежества, когда оно обретает хотя бы минимальную власть.

Отдельную группу образуют бюрократы и начальники, чиновники всех мастей, угнетающие слабого, «маленького человека». К сатирическим персонажам, олицетворяющим власть, писатель был особенно беспощаден. В образах руководителей различного уровня писатель наиболее резко обличает агрессивность, хамство, склонность к насилию, к авторитарным методам руководства. Общее количество подобных персонажей в произведениях Булгакова является значительным и создает эффект единой враждебной силы. Комический характер здесь зачастую обусловлен коллизией социальной полноправности и личной ущербности.

Сатира уступает место юмору, когда речь идет о героях-интеллигентах, терпящих притеснения со стороны «активистов». Так, например, применительно к образу Персикова есть основания говорить об использовании форм комического, которые связаны с юродивыми и юродством. Улыбку в этом случае вызывают явления достойные и в нравственном смысле значительные. Действия героя механистичны в смысле отступления от ситуации, но они в высшей степени одухотворены и оправданны в смысле соответствия его внутреннему строю и убеждениям, а через них и внеличным моральным, онтологическим ценностям.

Такое переключение на внутренний мир персонажа неизбежно приводит к обращению комики в трагизм. Смех над подобным персонажем вскоре переходит в сочувствие и сострадание. Причем само осознание того, что мы смеялись над достойным, заставляет нас раскаиваться в своем смехе и с еще большей силой любить этого героя.

Важной чертой поэтики комического является «театрализация» прозы Булгакова. Драматургичность не просто вносит в текст фельетонов и повестей соответствующие приемы комедийного сюжетосложения, но и способствует остранению материала действительности с одновременным повышением зрительной выразительности. С этой устойчивой ориентацией писателя на театрализацию связано и весьма плодотворное восприятие Булгаковым мощной карнавальной традиции мировой культуры.

Учет специфики карнавализованного мышления дает возможность по-новому, гораздо глубже и ближе к собственно булгаковскому языку, прочесть произведения сатирика. Булгаков использует фарсовые элементы для создания карнавальной атмосферы «веселой вольности», временного освобождения от господствующей правды и существующего строя, отмены всех иерархических отношений, норм и запретов. Карнавализация в творчестве Булгакова приводит к развенчанию самодовольной серьезности общепринятых истин, к «веселой относительности» и бесстрашности, что исключает всякую однозначность, метафизическую статичность и догматическую скованность. Смех Булгакова, направленный на травестирование всего торжественно-высокопарного, позволяет взглянуть на мир по-новому, почувствовать относительность существующего миропорядка.

Можно сделать вывод о проявлении восприимчивости писателя к ренессансному типу мышления, способному выразить мироощущение, «враждебное всему готовому и завершенному, всяким претензиям на незыблемость и вечность» [10, с. 16]. Булгаков творчески воспринял по-карнавальному раскованный тип игрового поведения и вольного обращения со всем миром, облаченный в разнообразные формы амбивалентного карнавального смеха.

Вместе с тем Булгаков как писатель нового времени не только следует карнавальной традиции, но и отступает от нее. Поэтому фарсовые мотивы, образы, сцены переосмысливаются, усложняются. Усиливается трагизм, который просвечивает сквозь фарс. Все это зачастую наполняется социальным звучанием и ведет к постановке философских проблем. Трагифарсовое восприятие и отображение жизни — одно из специфических качеств Булгакова-художника.

В соответствии с тенденциями, присущими литературе нового времени, традиции карнавала у Булгакова подвергаются корректировке в сторону усиления отрицающего, критикующего, т. е. собственно сатирического начала. Карнавальный утверждающий момент «смены и обновления» (М. Бахтин) отходит на второй план, уступая место сатирическому обличению бездуховного — как в человеке, так и в обществе в целом. Так, например, в «Собачьем сердце» карнавальный сюжет «увенчания-развенчания» шутовского короля кладется в основу сатирического осмеяния укоренившегося в общественном сознании мифа о возникновении в результате революции улучшенной человеческой породы. Традиционное карнавальное противопоставление сил порядка (правительства) и беспорядка (бунта) в повести также усложнено. Профессор Преображенский выступает одновременно и как противник правящей идеологии, и как консервативный страж порядка, в то время как Шариков, бунтуя против своего «благодетеля», оказывается востребованным властными структурами.

Еще одна важная черта булгаковского таланта — склонность к иронии и самоиронии. Ирония делает насмешку писателя более тонкой, уводя повествование от схематичного и прямолинейного бичевания порока. Избрав ее своим оружием, Булгаков тем самым отказался от роли учителя и проповедника. Иронию писателя питало критическое отношение к уродствам жизни, поэтому сквозь ироническое повествование просвечивает трагическое неприятие действительности. В то же время ирония окрашивает повествование в более мягкие тона, переводя его в лирический план, приоткрывая искреннюю любовь автора к людям и тревогу за судьбу страны.

Важным средством выражения комического в сатирико-юмористической прозе Булгакова 1920-х годов являются языковые формы комизма. Писатель мастерски использует сочетание стилистически разнородной лексики («совмещение планов»), несоответствие стиля речи и обстановки, в которой она произносится, несоответствие содержания и формы выражения.

Часто герои Булгакова не к месту употребляют газетный стиль, комически перенасыщая свою речь политической и экономической лексикой, смысл которой зачастую неясен слушателям либо самому говорящему. Сатирик фактически создает пародию на стиль доклада как формы «идеологической работы среди населения». Пародируется также стиль лозунгов, документов, газетных заметок. При этом бросается в глаза обилие канцеляризмов, используются громоздкие грамматические конструкции, создающие эффект комического абсурда.

Широко использует Булгаков в комических целях метонимию и гротескные сравнения. В них снижение происходит за счет передвижения персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов. Параллельно с фантастическими метаморфозами сюжета (или помимо этого) происходит «комическое сдвижение лексических планов» (Ю. Манн), развитие гротескных мотивов на уровне стиля.

Нередко Булгаков прибегает к комическому переосмыслению слова или фразы, Порой комическое изменение семантики приводит к сатирически заостренной двусмысленности, Близким к переосмыслению является прием комического уточнения слова и реализация (буквализация) метафоры.

Разнообразные приемы комического в языке булгаковских произведений способствуют созданию гротескной картины действительности, помогают передать ироничное отношение автора к изображаемому, а также являются средством характеристики распространенного после революции неразвитого типа мышления.

Осознавая себя неразрывно связанным с классическими традициями, писатель ориентировался прежде всего на таких замечательных мастеров XIX века, как Пушкин, Достоевский, Толстой, а в области сатиры и юмора своими учителями считал Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Булгаков творчески перерабатывал традиции, выступив одновременно в роли классика и новатора, создав оригинальный художественный мир.

Ироничный, совмещающий в себе обличение и сострадание булгаковский смех, который звучал в условиях предельно неблагоприятных, осознается нами сегодня как историко-культурный феномен. Критический смех Булгакова не является мизантропическим, отчуждающе-разрушительным, так как имеет весомые идейно-нравственные основания и в этом смысле оправдан и положительно значим. Этот смех, будучи сопряжен с недогматическим, вольным философствованием, диктовался гражданским миросозерцанием, защищал достоинство человека и помогал писателю отстоять собственную духовную независимость.