Введение

Диссертационная работа посвящена изучению традиции немецкого романтика Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) в произведениях русского писателя М.А. Булгакова (1891—1940).

Проблема художественной традиции — одна из актуальных в современном литературоведении. Её значение усиливается в XX столетии, литературно-художественная жизнь которого является результатом итогового взаимодействия предшествующих эстетических систем и поиском обретения собственных путей развития. Гофман и Булгаков — два художника, принадлежащих к различным культурно-историческим эпохам, национально-литературным школам и направлениям. Сопоставительный анализ творчества удаленных в пространственно-временном отношении авторов обусловливает обращение к разным методикам изучения проблемы взаимовлияний и требует дополнительной интерпретации основных положений, связанных с изучением романтической традиции в целом, а не только её гофмановской разновидности. В отечественной и зарубежной науке существует ряд фундаментальных работ, в которых сходные вопросы получают многоаспектное освещение. Можно выделить несколько основных подходов ученых в исследовании романтической традиции.

В первом из них романтизм рассматривается как явление конкретной культурно-исторической эпохи (конец XVIII — начало XIX веков), проявившее в наиболее сконцентрированном виде все основные художественно-эстетические принципы, свойственные данному методу. Он не может возникнуть вторично, но при этом способен сохранять или возобновлять свое существование в виде традиции, становясь важным элементом внутри другого художественного (и, в частности, реалистического) метода, проявляя себя на разных структурно-семантических уровнях литературного произведения: тематическом, поэтологическом, жанрово-композиционном и стилистическом.

В зарубежных исследованиях такое понимание романтизма представлено в известных трудах Р. Гейма, О. Вальцеля, В. Беньямина, а в отечественной науке наиболее концептуальное выражение получило в сравнительно-историческом литературоведении в работах В.М. Жирмунского, Г.А. Гуковского, В.В. Ванслова, И.Ф. Волкова и других ученых¹.

Второй подход в изучении романтизма связан с его пониманием как универсального типа творчества, который, наряду с реализмом, соотносится с двумя основными тенденциями развития искусства.

Немецкие исследователи Г. Пранг, Г. Дишнер, Р. Фабер отмечают «протеизм» романтического метода, обусловливающий отсутствие его четких историко-временных границ². В работах отечественных ученых — У.Р. Фохта, Л.И. Тимофеева, Н.А. Гуляева, И.В. Карташовой, А.А. Гаджиева, В.И. Хрулева³ и др. — романтизм рассматривается как особый тип творческого мышления и миропонимания, проявляющий себя на разных этапах литературного процесса.

Типологический подход раскрывает новые аспекты проблемы диалектики литературных влияний. В художественном произведении могут одновременно сосуществовать и романтические и реалистические элементы, которые не находятся в отношении подчиненности и обладают эстетической самостоятельностью, они взаимообогащают друг друга, но сохраняют при этом собственную значимость.

В 80—90-е годы появляется ряд работ, авторы которых (Д. Наливайко, И.А. Тертерян и др.)⁴ предпринимают попытку рассмотрения романтизма как эстетической системы. Продуктивность системного подхода заключается в изучении эволюции, определенной трансформации романтизма (что свидетельствует о его динамичности), сохраняющем при этом свои специфические признаки и свойства, имеющие универсальное значение для данной системы (что обусловливает его единство).

У немецких исследователей это направление в литературоведении открыли известные труды Х.А. Корфа, идеи которых были подхвачены более поздними поколениями ученых⁵.

Однако проблема гофмановского наследия в творчестве Булгакова — автора XX века — обусловливает обращение ещё к одному аспекту исследования романтической традиции. Художественно-литературная жизнь последнего столетия во многом опирается на предшествующий культурный опыт. И значение сочетаемости различных форм эстетического освоения исторических и культурных процессов усиливается. Формируется новый подход в освоении традиции (в том числе и романтической), которая может обнаруживать свое присутствие в художественном произведении в неявном виде (в качестве ссылок, цитат, разнообразных формул, структур и т. д.), представляя тем самым своеобразный «текст в тексте.» Появляется возможность интертекстуального подхода к освоению традиции, наиболее глубоко разработанного в трудах В. Изера, Р. Барта, Ж. Дерриды⁶, а в отечественном литературоведении, представленного работами ученых структурно-семиотической школы — Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского и др.⁷

Таким образом, анализ романтической традиции предстает перед нами как сложная теоретическая проблема, требующая комплексного рассмотрения с привлечением методик различных школ и научных направлений.

В зарубежном литературоведении феномен писательской индивидуальности Гофмана рассматривается либо в русле романтической эстетики, либо как факт жизненной исключительности писателя, обусловленный его биографией.

Так, К. Гюнцель в предисловии к сборнику документальных материалов о судьбе Гофмана отмечает появление фантасмагорий и сатиры немецкого романтика лишь как следствие его «трудных взаимоотношений с окружающим миром»⁸, а двуплановость его произведений К. Гюнцель связывает с музыкальной одаренностью Гофмана. Подчеркивая, что именно благодаря этому писатель стал «достоянием Европы», известным в Париже и Петербурге, исследователь тем не менее не указывает на примеры очевидного воздействия гофмановского таланта.

Р. Сафранский также в основном сосредоточен на отношении Гофмана к романтической атмосфере Берлина и, в частности, вокруг журнала «Athenäum». Внимание ученого сконцентрировано на репутации «политической неблагонадежности» Гофмана⁹, которого обычно вырывали из контекста общественной жизни Германии XIX века.

В. Эттельт исследует воздействие романтизма на эстетические принципы Гофмана, подчеркивает значение для него философских взглядов Шеллинга и даже близость некоторых позиций с отдельными положениями философии Гегеля¹⁰. Однако и здесь Гофман скорее обращен в прошлое, нежели в будущее, то есть в перспективу дальнейшего воздействия его творчества на мировой литературный процесс.

Таким образом, в зарубежном гофмановедении преобладает аспектный принцип исследования.

Сходные подходы в освоении наследия немецкого автора обнаруживают и отечественные исследователи. В контексте романтической эпохи черты художественного мышления и метода Гофмана рассматривают В.И. Грешных, А.В. Карельский, Ф.П. Федоров¹¹; особенности поэтики — Н.М. Берновская, О.Б. Вайнштейн, Д.Л. Чавчанидзе¹²; жанрово-композиционные особенности произведений — М.И. Бент, Е.В. Карабегова, Л.В. Славгородская¹³; вопросы синтеза искусств и стиля — Н.А. Корзина, А.В. Скобелев¹⁴.

Вместе с тем в зарубежном литературоведении выделяется ряд работ, в которых сделана попытка проблемного рассмотрения традиции Гофмана. В частности, немецкий ученый И. Ингман¹⁵, анализируя рецепцию наследия немецкого романтика в России XIX столетия на мотивном уровне произведений Гоголя, отмечает, что проблемно-типологическое сопоставление творчества двух художников приводит к более полному раскрытию авторской индивидуальности каждого из них.

В монографии М. Мильнера с разных сторон исследуются «амбивалентная метафора произведения искусства»¹⁶, зеркало как отражение нарциссического комплекса романтического героя, художественные возможности фантасмагории. Ученый выделяет на перечисленных основах гофмановскую традицию в литературе второй половины XIX века.

Сходным образом швейцарский германист Х. Гроб определяет архетипы произведений Гофмана и создает концепцию «коллективного бессознательного» в романтическом творчестве¹⁷.

Обращение к наследию Гофмана с позиций нового литературоведческого опыта обнаруживает перспективы другого научного подхода в изучении его произведений. Исследование разнообразных форм воздействия традиции романтического автора на творчество писателей XIX—XX веков позволяет увидеть художественно-эстетическую продуктивность многих гофмановских открытий, сохранивших свое непреходящее значение для других этапов развития литературного процесса.

В отечественной гофманистике начало подобному научному направлению на материале русской литературы XIX столетия положили исследования А.Б. Ботниковой, отмечающей, что для художественного развития России прошлого века прежде всего был близок Гофман-психолог и Гофман-критик. Ученый рассматривает непосредственное влияние и заимствование поэтических элементов произведений немецкого автора Одоевским, полемическую форму творческих связей с романтическим писателем у Пушкина, диалектическое восприятие романтической традиции Гоголем и эстетическую трансформацию гофмановских принципов и форм у Достоевского¹⁸.

Однако в произведениях немецкого автора воплощены многочисленные идейно-образные и сюжетно-тематические «ряды», характерные для романтизма, но функционирующие и в наше время¹⁹.

Так, процессуальное понимание жизни как акта постоянного творчества, рождения приводит к появлению образа творца, художника, музыканта, созидающее начало которого противостоит логике тотального саморазрушения. Примером частного проявления последней становится тема опасности излишней рационализации мышления и дегуманизации человеческих отношений, утраты духовного начала, наиболее ярко воплотившаяся в механических образах автоматов, кукол и т. д.

Не менее важной является и разработанная у Гофмана проблема свободы человека, раскрытия сложности и многогранности его натуры, тончайших психологических нюансов (появление образа двойника), возможность выбора в своих поступках и связанная с этим романтическая концепция судьбы. Первостепенное значение для литературы XX века имеют гофмановские формы художественного воплощения романтической иронии.

Сохраняет свою значимость для современности представленная в произведениях немецкого писателя тема вечного поиска идеальной, свободной от земных условностей любви и новое понимание женского образа. Немаловажное воздействие на дальнейшее развитие литературы оказали созданные Гофманом инфернальные и фантастические герои, существенно обогатившие способы конструирования художественной реальности.

Безусловного внимания заслуживает романтический подход к проблеме историзма, нашедший у Гофмана наиболее яркое воплощение в принципе «местного колорита» и особенностях бытописания.

Актуальными для развития современной литературы являются разработки Гофмана в области образной и сюжетной организации произведения, в основе которой находится контрастный принцип, совмещение противоположностей: реального и фантастического, духовного и материального, рационального и интуитивного, бытового и символического, придающих тексту многоплановость повествования.

В этой связи для нас особое значение имеют труды, в которых рассматривается текстовое воздействие Гофмана на писателей XX века. Здесь необходимо выделить исследования А.А. Гугнина, В.А. Фортунатовой, Г.А. Фролова²⁰.

Подобные работы устанавливают необходимость новых теоретических и практических представлений о классике европейского романтизма, каким является Э.Т.А. Гофман, создают аналоговый уровень изучения наследия немецкого автора, о котором пойдет речь в настоящей диссертации.

Существующая на сегодняшний день обширная литература о творчестве Гофмана и Булгакова образует два изолированных, неперекрещивающихся в аспекте специального сопоставления ряда исследований. Хотя следует заметить, что за последнее время появилось несколько работ о творчестве Булгакова, авторы которых признают устойчивость гофмановского влияния в произведениях русского писателя. Но вместе с тем показательна и диаметральная противоположность в оценке степени воздействия немецкого романтика на современного автора. Так, В.Я. Лакшин не разделяет точки зрения о значительном влиянии гофмановских произведений: «...блестящий Гофман, автор «Кота Мурра», не прошел мимо внимания писателя с такой литературной культурой, как Булгаков. Но вряд ли следует преувеличивать тут меру влияния»²¹.

Однако В.И. Гусев, напротив, усматривает в булгаковских произведениях образцы «высокого романтизма», роман «Мастер и Маргарита» определяется им как «произведение... целиком выполненное в традициях классического романтизма; это очевидно и не требует доказательств. Гоголевское, гофмановское, фаустовское и т. п. начала видны здесь невооруженным глазом»²². Излишняя категоричность подобных суждений в среде литературоведов предполагает более аналитический и объективный подход к проблеме.

П.Р. Абрагам, исследуя роман «Мастер и Маргарита», отмечает сходство фантастики Булгакова и Гофмана²³. При этом автор работы подчеркивает, что в «чистом виде» фантастика у современного писателя встречается довольно редко и только в реалистическом контексте. На литературную близость Булгакова Гофману, по мнению исследователя, указывает и образ двойника. Кроме того, в духе романтической традиции писатель свое собственное состояние соотносит с нравственностью всего общества, авторское «я» становится адекватным человеческому бытию в целом.

В содержательной работе, посвященной изучению творческой истории романа Булгакова «Мастер и Маргарита», Б.В. Соколов отмечает сильное влияние романтизма (в том числе и гофмановского), связанное прежде всего с образом Мастера. На обращение Булгакова к романтической традиции свидетельствуют и некоторые сюжетные аналогии. Ученым отмечается параллель между началом романа «Мастер и Маргарита» (сцена появления Воланда и его свиты на Патриарших прудах) и предисловием романа Гофмана «Эликсиры Сатаны»: начало действия в обоих случаях на закате жаркого дня, перед наступлением сверхъестественных событий Берлиоза охватывает «томление неизъяснимое», «таинственные нити проявления жизни готовы оборваться» и т. д.²⁴ Романтическая традиция у Булгакова, по мнению Б.В. Соколова, представлена именами ещё двух авторов — Ф.Г. Клопштока и Г. Гейне («Мессиада» и «Путевые картины»). К сожалению, подобные ценные наблюдения далее не получают развитие.

В.И. Немцев указывает на близость Булгакова к позднеромантической концепции человека и истории. По мнению автора работы, романтизм привлекал Булгакова идеальной ориентацией. Это был уход от действительности для нового осмысления современности с точки зрения «возвышенного» человека²⁵.

Одной из немногих работ, в которой изучается проблема гофмановского наследия в творчестве Булгакова более подробно на основе анализа художественных текстов, является исследование М.Б. Ладыгина «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова и традиции романтического романа (к вопросу о типологии жанра)»²⁶. Анализируя особенности романтического романа, автор статьи обращается к сопоставлению образных систем писателей, устанавливает типологическое сходство героев (роман «Мастер и Маргарита» и «Принцесса Брамбилла»). И следователь считает, что названные произведения написаны только для одного героя, а это является характерной чертой романтического художественного текста. Анализ образной системы дает возможность М.Б. Ладыгину заключить, что Булгаков и Гофман оказываются сближены в трактовке инфернальных образов. Кроме того, на восприятие романтической традиции указывает и тематическое сходство. Развитие темы искусства приводит к созданию аналогичной структуры произведений Гофмана и Булгакова, выразившейся в романах «Мастер и Маргарита» и «Житейские воззрения кота Мурра». В то же время отмечаются черты, выделяющие булгаковские произведения из ряда западноевропейских романов. По мнению автора работы, оптимистическое начало произведений русского писателя не так уж часто встречается в немецком романтизме, в частности, у Гофмана.

Л.Н. Дарьялова²⁷ обращается к сопоставительному анализу особенностей художественного мышления Гофмана и Булгакова. В качестве его доминирующей черты исследователь выделяет диалогичность, благодаря которой раздробленность, фрагментарность бытия «перетекает» в сложную, но единую, целостную гуманистическую концепцию мира. Диалогичность художественного мышления Гофмана и Булгакова получает разнообразные формы художественного воплощения, которые обнаруживают сходство на уровне повествования (диаструктурность текста), образа художника (Крейслер и Мастер), композиционных и стилевых особенностей произведений (пересечения фантастики и реальности, принцип иронии).

Таким образом, перечисленные выше работы позволяют говорить о признании со стороны отечественных ученых влияния Гофмана на творчество Булгакова. Однако характер подобных исследований сводится к частным наблюдениям или констатации отдельных разрозненных фактов. Но при этом вне сферы внимания литературоведов остается типология гофмановских мотивов в художественном мире Булгакова, их сопоставление с общей художественной концепцией современного (XX века) автора.

В этой связи несомненную ценность для постановки проблемы имеют свидетельства самого Булгакова об интересе к романтической традиции²⁸ и творчеству Гофмана. Заявляя о себе как о «мистическом писателе», изображающем действительность в «черных и мистических красках» (5, 446), Булгаков в какой-то мере уже определил круг авторов, близких ему по идейно-философским, нравственным и художественным убеждениям, в их число входит и Гофман.

Так, в письме от 6—7 августа 1938 года Булгаков прямо указывает на собственную близость к жизненной и творческой судьбе немецкого романтика. В 1938 в журнале «Литературная учеба» была опубликована статья И.М. Миримского «О социальной фантастике Гофмана». Вот что по этому поводу Булгаков пишет жене: «Я случайно напал на статью о фантастике Гофмана. Я берегу её для тебя, зная, что она поразит тебя также, как и меня. Я прав в «Мастере и Маргарите»! Ты понимаешь, чего стоит это сознание — я прав!»²⁹.

Исследователи, работающие с рукописями автора, отмечают, что статья эта сохранилась в архиве со следами многочисленных пометок писателя. Приведем несколько примеров, так сильно поразивших Булгакова в своем сходстве с немецким романтиком. Многие из них относятся к особенностям художественной манеры, стиля (определенного как сочетание реального с фантастическим, вымышленного с действительным), многообразию форм сатирического изображения реальности (от добродушного юмора до уродливого гротеска). Безусловно важной и острой для Булгакова была и мысль о противостоянии гения и филистерства, приводящего художника к безумию или гибели. Не остался без внимания у Булгакова и тот факт, что Гофман не был понят и воспринят литературным окружением своего времени. Все эти замечания о немецком романтике XIX века оказались чрезвычайно близки и русскому писателю, творившему уже в другом столетии.

Для нас данные наблюдения интересны и показательны ещё в одном аспекте. Изучая особенности развития романтической литературы, необходимо учитывать не только характер прямого воздействия одного автора на другого, но и движение самой логики романтического художественного мышления. Это позволит выйти на теоретический уровень осмысления проблемы гофмановской традиции в творчестве Булгакова, рассмотреть конкретные факты и примеры на фоне их включенности в широкий контекст эпохи, увидеть общие закономерности литературного процесса.

Кроме того следует отметить, что непосредственно прямые ссылки Булгакова на творчество немецкого романтика встречаются не так часто. Но примечательна другая особенность. Поэтический мир Гофмана причудливо входит и растворяется в художественной реальности булгаковских произведений через многочисленные аллюзии, переклички, цитаты, образы и пр. В этом смысле гофмановское влияние ощутимо уже в самом начале творческого пути Булгакова. Так, в фельетоне «Столица в блокноте» (1922 г.) встречаем: «...за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны (большевистские фокусы!), из воздуха соткался милиционер. Положительно, это было гофмановское нечто...» (2, 262).

Вместе с тем многоуровневый характер гофмановской традиции включает не только особенности художественно-эстетического влияния, но соотносится и с более широким кругом исторических, социальных, мировоззренческих, психологических и биографических аспектов, которые также рассматриваются при сопоставительном анализе жизненного и творческого пути двух авторов.

Таким образом, сложный, комплексный характер гофмановской традиции включает в себя многочисленные звенья, что приводит к необходимости выделить её первичный уровень и вторичный, своего рода метатрадицию, связанную с принадлежностью Гофмана к романтизму и огромному воздействию этого художественного метода на русскую литературу.

Актуальность данной диссертационной работы определяется более полным изучением творчества Гофмана и Булгакова на основе сопоставительного анализа произведений известных писателей.

Новизна работы состоит в том, что признанный классик европейского романтизма Гофман и классик русской литературы Булгаков оказываются сближены в аспекте их романтического мировосприятия, в воплощении основных романтических универсалий в непосредственной художественной практике.

Методологической основой диссертационной работы являются принципы историко-сравнительного, типологического и структурно-семиотического подходов, а также принципов исследования зарубежных ученых по проблеме усвоения предшествующего художественного опыта.

Изучая реальность, которая существует в произведениях современного писателя и имеет конкретную форму зависимости от гофмановской традиции, мы призваны выработать её концептуальное описание. В этом состоит цель настоящей работы. Цель определила задачи, решаемые в ходе исследования:

— выяснить основные аспекты изучения наследия Гофмана в соотнесении с его актуальностью для развития художественно-эстетического процесса XIX—XX веков и раскрыть связующий характер традиции немецкого писателя у Булгакова, обращаясь не только к сходным элементам творчества, но и на основе взаимоотношений текстовых элементов с внетекстовыми реалиями и значениями: особенностями историко-культурного контекста, взглядами писателей на проблемы окружающей их действительности и искусства, их размышлениями о творческой и жизненной позиции художника и его роли в обществе, восприятием романтической традиции в эпоху Булгакова и др.;

— определить сходство и своеобразие принципов характерологии гофмановских и булгаковских героев;

— проанализировать основные формы стилевого наследия Гофмана в произведениях Булгакова.

Практическое применение диссертационной работы состоит в том, что результаты научного исследования могут использоваться в качестве материала в курсах по теории и истории литературы, специальных курсах, посвященных проблеме литературных взаимодействий романтизма и реализма.

Апробация работы. Материалы и результаты диссертации нашли свое отражение в публикациях и обсуждались на конференциях по проблемам романтизма в русской и зарубежной литературе (VI Гуляевские чтения, Тверь, 1996 г.), взаимосвязям и взаимодействиям русской и зарубежной литературы в Санкт-Петербургском государственном университете (1997 г.), IX Пуришевских чтениях (Москва, 1997 г.), первой нижегородской сессии молодых ученых гуманитарных наук (Нижний Новгород, 1998 г.) и других вузовских конференциях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых, отражая специфику поставленной проблемы, разделена на ряд параграфов, заключения и библиографии, включающей 269 наименований. Объем работы 185 страниц.

Примечания

1. R. Haym. Die romantische Schule. Berlin, 1870; O. Walzel. Deutsche Romantik. Leipzig/Berlin, 1908; W. Benjamin. Der Begriff der Kunstkritik in der deutschen Romantik. Bern, 1920; Ванслов В.В. Эстетика романтизма. M., Искусство, 1966; Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л., Наука, 1978; Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., Искусство, 1989; Великий романтик Байрон и мировая литература. М., Наука, 1991; Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., Интрада, 1995.

2. Prang H. Begriffsbestimmung der Romantik. Darmstadt, 1968; Dischner G., Faber R. (Hg). Romantische Utopie, utopische Romantik. Hildesheim, 1979.

3. Тимофеев Л.И. Советская литература. Метод. Стиль. Поэтика. М., Сов. писатель, 1964; Гаджиев А.А. Романтизм и реализм. Баку, Изд-во ЭЛМ, 1972; Хрулев Б.И. О природе романтического мышления // О традициях и новаторстве в литературе. Уфа, изд-во Башк. гос. ун-та, 1976; Гуляев Н.А., Карташова И.В. Введение в теорию романтизма. Тверь, ТГУ, 1991; Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., Аспект-пресс, 1995.

4. Наливайко Д. Романтизм как эстетическая система // Вопросы литературы. 1982. № 11; Тертерян И.А. Романтизм как целостное явление // Вопросы литературы. 1983. № 4; Бент М.И. Течения или этапы? Ещё раз о единстве романтизма // Вопросы литературы, август, 1990.

5. Korff H.A. Humanismus und Romantik. Leipzig, 1925; Korff H.A. Geist der Goethezeit. Bd. 3. Leipzig, 1940. Bd. 4. Leipzig, 1953; Schenk H.G. Geist der europäischen Romantik. Frankfurt a.M., 1970; Bänsch D. (Hg) / Zur Modernität der Romantik. Stuttgart, 1977.

6. Деррида Ж. Философия и литература // Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., РИК «Культура», 1993; Барт Р. Избранные работы. Семиотика, Поэтика. М., Прогресс «Универсал», 1994; Изер В. Историкофункциональная текстовая модель литературы // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1997. № 3.

7. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., «Прогресс», 1992; Успенский Б.А. Избранные труды. В 2 т. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., «Гнозис», 1994.

8. Günzel K. Das Leben zwischen Kunst und Wirklichkeit // Hoffmann E.T.A. Leben und Werk in Breiten Selbstzeugnissen und Zeitdokumenten, 3. Aufl., Вerlin, Verlag der Nation, 1984, S. 8—9.

9. Safranski R. E.T.A. Hoffmann: Das Leben eines skeptischen Phantasten. München-Wien: Hauser, 1984.

10. Ettelt W. E.T.A. Hoffmann: Der Künstler und Mensch, Würzburg: Königshausen und Neumann, 1981.

11. Структура мышления Э.Т.А. Гофмана в новелле «Кавалер Глюк» // В мире Гофмана. Калининград, Калинингр. ун-т, 1994; Карельский А.В. От «субъективного пламени» к «теплу объективности» (Жизненные воззрения Э.Т.А. Гофмана) // Карельский А.В. От героя к человеку, два века западноевропейской литературы. М., Сов. писатель, 1990; Федоров Ф.П. Проблемы искусства в творчестве Э.Т.А. Гофмана. Дис. ... к. филол. наук. Л., 1972.

12. Берновская Н.М. О романтической иронии в творчестве Э.Т.А. Гофмана. Дис. ... к. филол. наук. М., 1971; Вайнштейн О.Б. «Волшебные стекла» Э.Т.А. Гофмана // Литературные произведения XVIII—XIX веков в исторической и культурном контексте. М., МГУ, 1985; Чавчанидзе Д.Л. Некоторые особенности художественного образа и сюжета Э.Т.А. Гофмана. Дис. ... к. филол. наук. М., 1969.

13. Бент М.И. К эволюции жанра новеллы в «Серапионовых братьях» Гофмана // Проблемы литературы и поэтики в зарубежной литературе XIX—XX веков. Пермь, ПГУ, 1987; Карабегова Е.В. Немецкая романтическая волшебно-фантастическая повесть и её развитие от иенских романтиков к Э.Т.А. Гофману. Дис. ...к. филол. наук. М., 1984; Славгородская Л.В. Романы Э.Т.А. Гофмана. Дис. ... к. филол. наук. Л., 1972.

14. Корзина Н.А. Стиль прозы Э.Т.А. Гофмана и романтический синтез искусств. Дис. ... к. филол. наук. Калинин, 1985; Скобелев А.В. Фантастическое как средство выражения авторской позиции (Э.Т.А. Гофман «Выбор невесты») // Форма раскрытия авторского сознания (на материале зарубежной литературы). Воронеж, ВГУ, 1985.

15. Inghman N.W. H.T.A. Hoffmann's reception in Russia. Würzburg, Jal-Verl., 1974.

16. Milner M. La fantasmagorie: Essai sur l'optique fantastique. Paris: PUF, 1982, p. 134.

17. Grob H. Puppen, Engel, Enthusiasten: Die Frauen und Helden im Werke E.T.A. Hoffmanns. Bern, 1984.

18. Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература (первая половина XIX века). Воронеж, изд-во Воронеж. ун-та, 1977.

19. Träger K. Geschichte und Romantik. Berlin, 1984.

20. Гугнин А.А. Некоторые проблемы изучения постмодернизма // Проблемы истории литературы. М., МГОПУ, 1996; Фортунатова В.А. К традиции Гофмана в литературе ГДР и ФРГ // Межлитературные связи и проблема реализма. Горький, ПГУ, 1988; Фролов Г.А. Наследие романтизма в современной немецкой литературе (Восточная Германия). Автореф. дис. ... д. филол. наук. М., 1991.

21. Лакшин В.Я. Мир Михаила Булгакова // Булгаков М.А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 1. М., Художественная литература, 1992. С. 41.

22. Гусев В.И. Современная советская проза и классическая традиция. М., Знание, 1979. С. 33.

23. Абрагам П.Р. Роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова в аспекте литературных традиций (проблемы интерпретации). Дис. ... к. филол. наук. М., 1989.

24. Соколов Б.В. Творческая история романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Дис. ... д. филол. наук. М., 1991. С. 252.

25. Немцев В.И. Проблема автора в романах МА.Булгакова («Белая гврадия», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита»). Дис. ... к. филол. наук. М., 1986.

26. Ладыгин М.Б. «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова и традиции романтического романа (к вопросу о типологии жанра) / Типологии и взаимосвязи в русской и зарубежной литературе. Красноярск, КГПИ, 1981.

27. Дарьялова Л.Э.Т.А. Гофман и М. Булгаков: некоторые аспекты художественного мышления // В мире Гофмана. Калининград, Калинингр. ун-т, 1994.

28. В этой связи обратим внимание, что эпоха романтизма в целом вызывала значительный интерес Булгакова и как читателя, и как слушателя. Здесь следует отметить работы, посвященные анализу романтической музыкальной традиции в творчестве современного автора. К ним относятся исследования И. Бэлзы, Б. Гаспарова, С. Кузнецова, О. Кушлиной, Д. Магомедовой, Я. Платека, Ю. Смирнова, М. Тросниковой. Немецкую философскую и теологическую традицию конца XVIII — начала XIX веков в булгаковском контексте рассматривает г. Лесскис.

29. Булгаков М.А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 3. М., Художественная литература, 1992. С. 593 (Далее ссылки на произведения Булгакова приводятся по названному изданию с указанием в скобках номеров тома и страницы).