Вернуться к А.Н. Барков. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение

«Женщина непомерной красоты»

Красавица, изящная, умница, талантливая...

В.В. Вересаев1

Она в четырнадцать лет перерезывала кошкам горло!

В.Н. Бунина2

Я никогда не видела в ее лице, никогда не слышала в ее голосе никакой прелести. Вероятно, и без прелести она в свое время была прекрасна.

Н. Берберова3

Ее или порицали или восхваляли, любили или ненавидели, превозносили до небес или клеймили.

Н.А. Розенель4

«— Вы были женаты? — Ну да, вот же я и щелкаю... на этой... Вареньке, Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое... музей». Не содержит ли этот монолог Мастера намека на конкретную личность, близкую Горькому?

Поскольку четырехтомная «Летопись жизни и творчества А.М. Горького» обошла молчанием целый ряд относящихся к жизни писателя фактов, приходится воспользоваться сведениями, содержащимися в романе Н. Берберовой «Железная женщина». Оказывается, что в жизни Горького, кроме его жены Екатерины Павловны, значительную роль играли по крайней мере еще три женщины, с которыми он в разное время состоял в гражданском браке: Мария Федоровна Андреева, которой он посвятил поэму «Человек»; жена его друга А.Н. Тихонова-Сереброва Варвара Васильевна Шайкевич, якобы имевшая от Горького ребенка, и Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг, которой посвящен роман «Жизнь Клима Самгина».

Итого — две женщины с именем Мария («Манечка»?) и одна — Варвара («Варечка»?). Выбор сужается одной из ранних редакций, в фабуле которой козлоногий толстяк, принявший Маргариту за Клодину, называет ее Манькой5.

В окончательной редакции такой прямой намек снят, однако в нее включены другие моменты, позволяющие определить личность той, которая послужила прототипом образа Маргариты.

Первый относится к эпитету «светлая», к героине романа имеющему весьма отдаленное отношение. Зато в театральной Москве он в свое время был известен: так называли возвратившуюся с Капри знаменитую актрису Марию Федоровну Андрееву (сценический псевдоним; по паспорту — М.Ф. Желябужская), поступившую на работу в Свободный театр.

Второй момент, указывающий на личность Андреевой как возможный прототип образа Маргариты, связан с описанным в романе эпизодом с выигрышем Мастером ста тысяч рублей. Такой «выигрыш», только не по облигации, а по страховому полису, известен. Речь идет о сумме, на которую застраховал свою жизнь меценат, потомственный почетный гражданин Савва Тимофеевич Морозов. Перед самоубийством в 1905 году он завещал страховую премию Андреевой, в то время — одной из ведущих актрис Художественного театра. Вступив в права наследования, Андреева использовала 10 тысяч на выплаты по обязательствам Горького (в романе — несколько наоборот: Мастер передал Маргарите такую же сумму — еще один «Черный снег» вместо «Белой гвардии»?..), остальные отдала на нужды РСДРП Л.Б. Красину, возглавлявшему Боевую техническую группу при ее Центральном Комитете.

Что же касается корзины с грязным бельем, в которой Мастер нашел свой выигрыш, то грязи по поводу судьбы полиса С.Т. Морозова в бульварной прессе было более чем достаточно.

Черты биографии М.Ф. Андреевой содержат ряд интересных совпадений с фабулой романа. Во-первых, с ее чертами совпадает описание Маргариты как «кудрявой черноволосой женщины». Во-вторых, в романе героиня охарактеризована как «женщина непомерной красоты». Андреева считалась одной из самых красивых женщин России, ее портреты писали И.Н. Крамской, И.Е. Репин (ее черты проявляются в его иллюстрациях к «Маленьким трагедиям» А.С. Пушкина), И. Бродский. Л.Н. Толстой как-то воскликнул в восхищении, что такой актрисы он в своей жизни не встречал и что Андреева «красавица и чудный человек».

Трудно обойти вниманием и такое совпадение. С одной стороны, родословная Маргариты восходит к одному из старинных домов Европы; являясь женой крупного специалиста, инженера высокого ранга, она обрекает себя на неустроенную жизнь в роли тайной жены писателя-мастера. С другой стороны, происхождение М.Ф. Андреевой по отцу — из дворян Юрковских, по матери — из остзейских баронов Блюменфельдов; ее муж — действительный статский советник (гражданский чин, соответствующий генерал-майору; позже — еще выше на ступень — тайный советник) А.А. Желябужский, инспектор Московско-Курской и Муромской железных дорог. Несмотря на блестящую карьеру в Художественном театре, связи в высшем обществе (дружила, например, с сестрой царицы, супругой дяди Николая Второго — московского генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича), Андреева, увлекшись в начале века идеями марксизма (примем на веру приписываемое ей восторженными биографами «увлечение»), стала выполнять ответственные задания большевиков. В качестве примеров можно привести добывание бланков паспортов, значительных средств для нужд партии («желтая пресса» обвиняла ее в «краже» трех миллионов у Саввы Морозова, хотя меценат передавал ей деньги по доброй воле), финансирование и издание в 1905 году организованной по указанию В.И. Ленина и редактируемой Горьким газеты «Новая жизнь» (это — «первая» горьковская «Новая жизнь»; вторая, в которой публиковались его «Несвоевременные мысли», издавалась в 1917—1918 г.), предоставление Н.Э. Бауману в своей квартире убежища в то время, когда за его выдачу была обещана награда в пять тысяч рублей...

Как пишут биографы Андреевой, в 1903 году она посещает Нижний Новгород, где встречается с уже знаменитым пролетарским писателем, затем по своей инициативе выезжает в Женеву, где знакомится с Лениным и получает от него задание по более тесному вовлечению Горького в орбиту деятельности большевиков6. В конце 1903 года она становится гражданской женой Горького, в 1904 году вступает в партию по личной рекомендации Ленина; он же присваивает ей партийную кличку «Феномен».

О гражданском браке было объявлено в присутствии влюбленного в Андрееву Саввы Морозова при встрече Нового 1904 года на вечеринке в Художественном театре7.

Связанный с этим эпизод интересно описан Натальей Думовой8 через воспоминания А.Н. Тихонова:

«Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня за рукав.

— Тихоныч, милый, спрячьте это пока у себя... Мне некуда положить.

Андреева, очень красивая, в открытом белом платье, протянула Тихонову подаренную ей Горьким рукопись поэмы «Человек». В конце была сделана дарственная приписка — о том, что у автора поэмы крепкое сердце, из которого Мария Федоровна может сделать каблучки для своих туфель.

Стоявший рядом Морозов взял рукопись, прочел последнюю страницу и поднял глаза на счастливое лицо актрисы:

— Так... так... новогодний подарок! Влюбились? Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал закуривать папиросу, но не с того конца».

Именно к этому периоду относятся весьма интересные воспоминания В.В. Вересаева, примыкавшего в то время к социал-демократам:

«Осенью 1903 года кончился срок моих высылок из столиц и я поселился в Москве [...] Однажды как-то приехало несколько артистов Художественного театра, в том числе Качалов и Мария Федоровна Андреева, красавица, пожинавшая общие восторги в роли Кэт в «Одиноких», Наташи в «На дне» и в других. Она как-то необычно скромно сидела за ужином, много говорила со мной и моей женою, звала к себе, а мы ее звали к себе.

И вот скоро она приехала к нам. Была очень мила и даже странно как будто льнула к нам. Сказала: «Садитесь ко мне в сани, едем ко мне». Маруся сказала, что ей одеться нужно.

— Пустяки, у нас очень просто, мы живем колонией, по-студенчески. Ее ждал у подъезда великолепный лихач, и мы на нем помчались с нею на Георгиевский (ныне Вспольный) переулок. Подъехали к крыльцу большого, великолепного особняка, вошли, — обширный вестибюль, зала со сверкающим паркетом, потом гостиная, потом столовая. Разряженные гости, встал навстречу плотный барин в форменной тужурке — А.А. Желябужский, муж Андреевой. Вот так студенческая колония!.. Изысканный обед, помнится, даже лакеи в перчатках. Был гам, между прочим, знаменитый миллионер Савва Тимофеевич Морозов с плоским лицом и калмыцкими глазками, плотный. После обеда Мария Федоровна повела к себе наверх, на антресоли. Она много нам рассказывала про Горького [...]

Мы стали бывать у нее довольно часто. Она заезжала за нами и увозила к себе. [...]

Очень часто бывал у нее этот самый С.Т. Морозов. На меня он производил впечатление, что он тайно влюблен в Андрееву. Да, вероятно, и много было у нее поклонников — красавица, изящная, умница, талантливая»9.

Не правда ли, при чтении этого описания, принадлежащего перу деликатнейшего Вересаева, ощущается какая-то недоговоренность? «Странно как будто льнула к нам»...

Такой же феномен, только в еще более отчетливо выраженной форме, присутствует и в воспоминаниях Ф.И. Шаляпина, который не раз бывал и в этом доме, и присутствовал на той самой вечеринке в Художественном театре, и в квартире Горького и Андреевой на Воздвиженке в Москве, и на Кронверкском проспекте в Петрограде, и на Капри... И вот во всей его объемной книге мемуаров нет ни единого упоминания об Андреевой — как будто бы эта особа вообще не существовала10.

...После поражения Декабрьского вооруженного восстания Андреева по заданию партии сопровождает Горького в эмиграции, выполняя при этом личные поручения Ленина. В совершенстве владея несколькими иностранными языками (в романе Булгакова этими качествами обладает Мастер), занимается переводами, в том числе романа Бальзака «Тридцатилетняя женщина»; этот роман в ее переводе четырежды издавался в нашей стране — дважды до революции и дважды — после. Здесь уместным будет вспомнить, что Маргарита описана Булгаковым тоже как «тридцатилетняя женщина».

...Помните — в романе, в тринадцатой главе, Мастер и Бездомный:

«...Историк по образованию, он [...] кроме того, занимался переводами.

— С какого языка? — с интересом спросил Иван.

— Я знаю пять языков, кроме родного, — ответил гость, — английский, французский, немецкий, латинский и греческий. Ну, немножко еще читаю по-итальянски».

А вот отрывок из письма Андреевой с Капри: «Теперь могу свободно переводить: с итальянского, испанского, французского, английского, немецкого. Перевожу добросовестно, не сочиняя и довольно хорошим русским языком...»11.

Примечательно то, что это письмо от декабря 1911 года было адресовано в Москву актрисе МХТ Т.В. Красковской и Н.А. Румянцеву — администратору, помощнику режиссера и члену правления МХТ с 1902 по 1925 год. То есть, с текстом этого письма Булгаков мог ознакомиться как работник театра. Как видим, здесь тоже просматривается уже знакомый прием «Черный снег» — «Белая гвардия», как это имело место с эпизодом передачи десяти тысяч рублей. То есть, некоторые горьковские элементы приписываются Маргарите, а андреевские — Мастеру.

Но есть в романе элемент, присущий как Горькому, так и Андреевой. Щелкая пальцами и стараясь вспомнить имена своих многочисленных жен, Мастер использовал в качестве наиболее характерных примет «полосатое платье» и «музей». Насчет полосатого платья судить, конечно, трудно. А что касается музея, то здесь есть о чем сказать.

В 1912 году Горьким и Андреевой в Италии был основан музей и библиотека по истории борьбы за политическое освобождение России. 19 декабря 1912 года Горький писал с Капри А.Н. Тихонову: «Посодействуйте музею, затеянному нами [...] Подробности о музее — у М[арии] Ф[едоровны]. Всякие подробности у нее. Я пишу ей почти дневник, со временем он станет достоянием потомства...» (увы, этот «почти дневник» обнаружен так и не был, хотя Мария Федоровна намного пережила Горького)12.

И, уж поскольку речь зашла о музеях, то как тут не вспомнить неоднозначно воспринимаемую роль Горького и Андреевой, работавших в послереволюционном Петрограде в комиссии по отбору музейных ценностей для продажи за границу... Ценностей, которые в своем письме к Ленину из Берлина (25 января 1922 года) Андреева небрежно обозначила французским выражением bric-a-brac — безделушки: «Сейчас у нас большие надежды, что добудем денег в хорошей валюте за наши bric-a-brac»13.

Теперь вспомним «длинное непечатное ругательство» в лексиконе Маргариты. Конечно, при пользовании респектабельными литературными источниками поиск «непечатных ругательств» — дело бесперспективное.

Но все же... «Жаль, если милейшая гусыня Ядвига Нетупская все это похерила, — к сожалению, одно время она усиленно занималась такими геростратовскими делами». Это — выдержка из датированного 15 марта 1927 года письма М.Ф. Андреевой А.В. Луначарскому14.

Примечания

1. В.В. Вересаев. Указ. соч., с. 435.

2. Устами Буниных. Запись от 23 ноября/6 декабря 1918 г.

3. Н. Берберова. Указ. соч., с. 477.

4. Н.А. Луначарская-Розенель. Женщина большой судьбы. В сборнике «М.Ф. Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы». М., «Искусство», 1968, с. 549.

5. Великий канцлер. «Слово», № 7 — 1991 г., с. 75.

6. В книге о М.Ф. Андреевой («Феномен». Л., 1986, с. 71—72) Н.А. Волохова ссылается, в частности, на мнение знавшего Андрееву 30 лет С.Ф. Хундадзе: «Андреева достаточно ярко передала Ленину свои впечатления о поездке в Нижний, о жизни и условиях его [Горького] творчества. Несомненно, что и Ленин и Андреева с этого момента стали всемерно помогать Горькому прочнее связаться с социал-демократами».

7. Н.А. Волохова. Указ. соч., с. 79.

8. Н. Думова. Друзья Художественного театра. «Знамя», № 8 — 1990 г., с. 209.

9. В.В. Вересаев. Указ. соч., с. 434.

10. «Летопись жизни и творчества Ф.И. Шаляпина». Ленинград, «Музыка», 1989 г. Содержание книги свидетельствует о том, что на протяжении многих лет Андреева и Шаляпин были тесно связаны.

11. М.Ф. Андреева. Переписка, воспоминания, статьи, документы. М., «Искусство», 1968, с. 215.

12. Там же, с. 231.

13. Там же, с. 346.

14. Там же, с. 377.