М.А. Булгаков начал свой литературный путь уже сложившимся человеком (этот тезис неоднократно высказывался многими исследователями жизни и творчества писателя1). И естественно, что он «рано показал способность сохранять единое мироотношение не только в пределах одного, пусть небольшого произведения, но и в группе произведений, связанных тематически и хронологически»2. Внимание в данной главе обращено на выявление основных устойчивых способов использования приема сновидения в рассказах и повестях Михаила Булгакова 1920-х годов, кроме того, в связи с этим привлечены и некоторые фельетоны писателя. Поскольку «творчество одного автора от творчества другого отличается прежде всего репертуаром признаков, предпочтений и, более того, устойчивой связью определенных признаков с определенными смыслами»3, фельетонное наследие писателя, который делил свое творчество на «вымученное» и «истинное» в данном случае очень важно.
Конечно, фельетоны нельзя рассматривать как творческую лабораторию, ведь работа в «Гудке» и «Накануне» и создание «Белой гвардии», «Дьяволиады», «Роковых яиц», «Собачьего сердца» шли практически параллельно. Но в то же время следует учесть замечание Е. Кухты о том, что в «Гудке» Булгаков «как бы попробовал построить маленький сатирический театр», а герои его малых сатир — «персонажи откровенно условные, переходящие из фельетона в фельетон, знакомцы по литературной и театральной традиции»4. Именно традиционность, типичность как характерные для фельетонного наследия писателя качества, позволяют выявить те особенности подачи снов, которые воспринимались М. Булгаковым как «классические», присущие «сну» как приему. Таким образом, внимание в данной главе посвящено не просто определению видов, структуры и функций сна, свойственных рассказам и повестям писателя 1920-х годов, но выявлению их роли в организации повествования и развитии сюжета.
Внимание к подсознательной стороне психики в первой четверти XX века было вызвано не только нестабильностью исторической обстановки, но тенденцией в литературе «к синтезированию элементов классического и неклассического типов культур, возникшая на рубеже XIX и XX веков»5.
Ситуации сна, виды, формы подачи сновидений, характерные для ранних рассказов Булгакова, содержат в себе зародыш тех коллизий, которые будут развиты писателем позднее. Как отмечает Н.Ю. Соловьева: «Фантастический «сон», безумие, странный бред — такой видят действительность герои ранних булгаковских рассказов о войне. Уже здесь в творчестве писателя возникает тема безумия действительности, «сна» и кошмара, которые вытесняют реальность и становятся определяющими для людей. Человек, заблудившийся в яви и миражах действительности, безумный в сошедшем с ума мире, — вот что будет интересовать Булгакова в «Беге»»6.
В работе О.И. Акатовой представлен «анализ онирической поэтики рассказов писателя о событиях революции и гражданской войны», «исследуются основные функции сновидений, их характерные черты и свойства онирической действительности, а также отношение писателя к феномену сна как физического явления (обычный сон без сновидений) и собственно сновидению»7. Внимание исследовательницы направлено также на анализ мотивов, сопутствующих сновидениям. Подход к выбору текстов в работе Акатовой для анализа избирателен и противоречив: выбраны тексты, связанные тематически, в то время как сон как прием используется Булгаковым и в сатирических произведениях. Говорить о формировании ««сновидческого» стиля повествования» уместно лишь в отношении «Необыкновенных приключений доктора», «Записок на манжетах», «Красной короны».
«Записки юного врача» и «Морфий» имели долгую творческую историю и восходили к одним из ранних замыслов писателя, однако были опубликованы в 1925—1927 годах, когда Булгаков уже создал «Дьяволиаду», «Роковые яйца», «Собачье сердце», кроме того, это было время интенсивной правки романа «Белая гвардия». Поэтому утверждение о «Записках юного врача» и «Морфии» как о ранних произведениях не бесспорно. В работе О.И. Акатовой не рассмотрены структурные границы сновидений, а между тем это не только характеристика стиля повествования, но и отношение к классической и модернистской традиции, хотя некоторые исследователи и относят Булгакова к «архаистам» по типу мироотношения8, «традиционалистам по мироощущению»9.
В статье Е.В. Пономаревой «Взаимодействие классических и модернистских принципов организации художественного мира в новеллистике 1920-х годов» отмечена специфика повествования в ряде рассказов 1920-х годов, в том числе и в «Записках на манжетах», рассказах «Красная корона», «Китайская история» М. Булгакова: «в связи с актуализацией сознания в качестве объекта изображения, осмысления потребовались средства, позволяющие проникнуть в суть чувственной стороны (надсознательного, подсознательного, интуитивного), с тем, чтобы зафиксировать непосредственное восприятие мира. Поэтому в литературе обостряются тенденции к парадоксальному балансированию между полифонией и гомофонией сознания, к материализации подсознательных образов», что естественным образом приводит к «преображающему способу освоения действительности, в котором реалистическая вербализация уступает место модернистской метафоризации текста»10.
Примечания
1. См: Немцев В.И. Михаил Булгаков: становление романиста. Самара, 1991. С. 6—8.
2. Немцев В.И. Контексты творчества Михаила Булгакова (К проблеме традиций) // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова: Межвуз. сб. науч. трудов. Куйбышев, 1990. С. 16.
3. Фарино Е. Введение в литературоведение. СПб., 2004. С. 48.
4. Кухта Е. Сатирический театр фельетонов М. Булгакова в «Гудке» // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 249, 251.
5. Пономарева Е.В. Взаимодействие классических и модернистских принципов организации художественного мира в новеллистике 1920-х годов // Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения. Сб. науч. статей. Вып. 9. М., 2004. С. 416.
6. Соловьева Н.Ю. Пространство и время в пьесе М. Булгакова «Бег» и их воплощение на сценах московских театров // Проблемы эволюции русской литературы XX века. IV Шешуковские чтения: Материалы межвуз. науч. конференции. Вып. 6. М., 2000. С. 164.
7. Акатова О.И. Поэтика сновидений в творчестве Михаила Булгакова. С. 4.
8. Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1988. С. 27.
9. Немцев В.И. Михаил Булгаков: становление романиста. Самара, 1991. С. 4.
10. Пономарева Е.В. Взаимодействие классических и модернистских принципов организации художественного мира в новеллистике 1920-х годов. С. 417.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |