Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны.
М.А. Булгаков
— Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, — недружелюбно насупившись, проговорил кот, — и еще считаю долгом предупредить, что кот — древнее и неприкосновенное животное.
М.А. Булгаков
Кто такая интеллигенция?
Слово происходит от латинского Intelligentia или Intellegentia — понимание, знание, познавательная сила. Intelligens переводится с латыни как знающий, понимающий, мыслящий. Придумал это слово в 1860-е годы напрочь забытый писатель Петр Дмитриевич Боборыкин (1836—1921). За свою долгую, почти 85-летнюю жизнь он написал больше пятидесяти романов и повестей. Его хвалили, ценили, награждали... Но его литературные заслуги напрочь забыты, а в историю Боборыкин вошел как создатель слова «интеллигенция».
Словом «интеллигенция» сразу стали обозначать как минимум три разных сущности.
Во-первых, вообще всех образованных людей. В.И. Ленин называл интеллигенцией «...всех образованных людей, представителей свободных профессий вообще, представителей умственного труда... В отличие от представителей физического труда»1.
Если так, то интеллигентами были цари, воины и жрецы в Древнем Египте и Вавилоне, средневековые короли и монахи, а на Древней Руси — не только летописец Нестор, но и князья Владимир и Ярослав. А что?! Эти князья уже грамотные, знают языки, даже пишут юридические тексты и поучения детям.
Тем более интеллигенты тогда Петр I, все последующие русские цари и большинство их приближенных. В XVIII—XIX веках к этому слою надо отнести всех офицеров и генералов, всех чиновников и священников...
Во-вторых, в число интеллигентов попали все деятели культуры, весь слой, создающий и хранящий образцы культуры.
Совершенно очевидно, что творцы культуры совершенно необязательно входят в этот общественный слой. Приходится создавать словесные уродцы типа «дворянская интеллигенция», «буржуазная интеллигенция» и даже «крестьянская интеллигенция». Ведь Пушкин и Лев Толстой — творцы культуры, но к интеллигенции как общественному слою никакого отношения не имеют. А поскольку такого общественного слоя нет ни в одной другой стране, то и Киплинг, и Голсуорси, и Бальзак — в точности как Пушкин и Лев Толстой, — в одном смысле интеллигенты, а в другом — вообще не имеют к интеллигенции никакого отношения.
Известно письмо Пушкина профессору Московского университета, историку и публицисту Михаилу Петровичу Погодину, с такими словами: «Жалею, что вы не разделались еще с Московским университетом, который должен рано или поздно извергнуть вас из среды своей, ибо ничего чуждого не может оставаться ни в каком теле. А ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету»2.
Пушкин в роли гонителя интеллигенции?!
Поди разберись...
В-третьих, интеллигенцией стали называть «общественный слой людей, профессионально занимающийся умственным, преим. сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры»3.
Это определение понять уже несколько сложнее... Действительно, какой труд надо считать в достаточной степени сложным и творческим? Кого считать развивателем и распространителем культуры?
По этому определению можно отказать в праве называться интеллигентами Пушкину и Льву Толстому — для них гонорары были только одним из источников дохода. Профессионалы — но не совсем...
Или можно исключить из числа интеллигентов — инженеров: решить, что они не развивают культуру.
Словом, это определение открывает дорогу какому угодно произволу. Не зря же появились словесные уродцы типа «дворянской интеллигенции», «феодальной интеллигенции», «технической интеллигенции» или «творческой интеллигенции». В общем, нужны уточнения.
В-четвертых, интеллигенцией часто называли некий слой «борцов с самодержавием».
Интеллигенцией очень часто называли себя именно те, кто посвятили себя «построению нового общества», «разрушению старого темного мира», «борьбе с угнетением», «борьбе за трудовое крестьянство» и так далее. Сейчас в России эта категория людей ассоциируется больше всего с марксистами и социал-демократами. Но в России было полным-полно и народовольцев, из которых плавно выросли эсеры, и анархистов разных направлений, и националистов — от русских черносотенцев до украинских сторонников Петлюры, польских — Пилсудского, эстонских — Пятса.
То есть идейно эта группа невероятно разнообразна и текуча. Все время возникают новые партии и партийки, какие-то группочки и группки, отпочковываются «направления» и создаются «учения»... Но в главном эта категория очень похожа... В каждом «учении» и «направлении» считают правыми только себя, — и не только правыми, но попросту единственными порядочными, честными и приличными людьми. Фразы типа «каждый порядочный человек должен!» или «Все уважающие себя люди...» (после чего высказывается невероятнейший предрассудок) — это только внешнее проявление их невероятной, неприличнейшей агрессивности.
Каждый «орден борцов за что-то там» предельно агрессивен и по отношению ко всем другим орденам, и ко всем, кто вообще ни в какой орден не входит. Каждый орден считает интеллигенцией себя и только себя... В крайнем случае, других идейно близких, но вот отнести к интеллигенции того, кто вообще не «борется», — это свыше их сил!
Эти «ордена борцов» и создали дурную репутацию и слову «интеллигенция», и всякому, кто захочет себя этим словом определить. Как раз те, кого «орден борцов» охотно взял бы в качестве своего рода живого знамени, — известные и знаменитые, тот самый «культуроносный слой», — начинают открещиваться от интеллигенции.
Стало широко известно, что знаменитый поэт Афанасий Фет завел себе привычку: проезжая по Москве, он приказывал кучеру остановится около Московского университета и, аккуратно опустив стекло, плевал в сторону «цитадели знаний». Вряд ли тут дело в особой «реакционности» Фета или в его мракобесии. Скорее получается так, что с точки зрения Фета как раз Московский университет и был рассадником мракобесия...
Но самое масштабное открещивание российских интеллектуалов от интеллигенции связано со сборником «Вехи». Происхождение сборника таково: издатели заказали статьи об интеллигенции нескольким самым известным ученым и публицистам того времени.
Подчеркну еще раз: все будущие авторы «Вех» — это люди известные, яркие, к фамилии каждого из них прочно добавлено слово «известный» или «выдающийся». Высказывания авторов «Вех»: С.Н. Булгакова, М.О. Гершензона, А.С. Изгоева, Б.А. Кистяковского, П.Б. Струве, Н.А. Бердяева — это голос тех, кого «авангард революционных масс» очень хотел бы считать «своими». Но кто с плохо скрытым отвращением «своими» быть не захотел. Цитировать «Вехи» не буду, отсылая заинтересовавшихся к первоисточнику4. Почитать же «Вехи» очень советую — впечатляющая книга, и желания называться «интеллигентом» сразу становится поменьше.
Наверное, самое справедливое и честное будет отнести слово «интеллигенция» к общественному слою русских европейцев, возникшему еще в XVIII веке. Это образованные люди, не вошедшие в дворянство, но несравненно выше необразованного «народа».
Самому «слою» разночинцев это определение очень понравилось. Можно ли назвать шибко творческим труд копииста или даже коллежского асессора, чина VIII класса; много ли развивал и распространял культуру зубной врач или гинеколог в городе Перемышле или в Брянске — судите сами. Но как звучит!
Ничуть не меньше это слово понравилось и образованным купцам, верхушке мещанства. Ни Гучковы и Милюковы, ни Лианозовы и Путиловы не были разночинцами... Но они кончали уж по крайней мере гимназию, часто и университет.
Интеллигенция с самого начала очень четко осознавала и оговорила во многих текстах, что она — никак не дворянство! Это было для интеллигенции крайне важно!
Но точно так же интеллигенция знала и то, что она — никак не народ. Она болела за народ, хотела его просвещения, освобождения и приобщения к культурным ценностям...
В XVIII веке существовала формула, вошедшая даже в официальные документы: «дворянство и народ». Теперь возникает еще «интеллигенция и народ».
Сколько нас было?
По переписи 1897 года интеллигенция в Российской империи насчитывала 870 тысяч человек. Из них 4 тысячи инженеров, 3 тысячи ветеринаров, 23 тысячи служащих в правлениях дорог и пароходных обществ, 13 тысяч — телеграфных и почтовых чиновников, 3 тысячи ученых и литераторов, 79,5 тысячи учителей, 68 тысяч частных преподавателей, 11 тысяч гувернеров и гувернанток, 18,8 тысячи врачей, 49 тысяч фельдшеров, фармацевтов и акушерок, 18 тысяч художников, актеров и музыкантов.
В аппарате управления промышленностью и помещичьими хозяйствами трудилась 421 тысяча человек, насчитывалась 151 тысяча служащих государственной гражданской администрации, 43,7 тысячи генералов и офицеров.
Впрочем, далеко не все чиновники и тем более военные согласились бы называть себя интеллигенцией.
К 1917 году, всего за 20 лет, численность интеллигенции возросла в два раза и достигла полутора миллионов человек. С членами семей — 5—6 миллионов человек из 140 миллионов жителей империи.
Интеллигенция была крайне неравномерно распределена по территории страны. В Средней Азии на 10 тысяч жителей врачей приходилось в 4 раза меньше, чем в Европейской России. Плотность интеллигенции сгущалась к городам, но Петербург и Москва уже не играли той абсолютной роли, что в начале — середине XIX века.
По численности интеллигенция — это небольшой европейский народ типа каталонцев или шотландцев. Нас было так немного, что интеллигенция и Москвы, и Петербурга почти поголовно знала друг друга.
Если появлялся однофамилец — непременно искались родственные связи. Однофамилец киевских Булгаковых, Сергей Николаевич Булгаков (1871—1944) — философ, экономист, публицист, богослов и общественный деятель — был знаком с отцом писателя А.И. Булгаковым. Ходила семейная легенда о родстве семьи писателя с философом Булгаковым, ибо родом они были все из Орловской губернии.
Пользуюсь случаем уточнить — мои предки, петербуржцы Спесивцевы, вовсе не родственники балерине Ольге Александровне Спесивцевой (1895—1991). Насколько мне известно, дед Ольги Александровны происходит из той же крепостной деревни помещиков Спесивцевых, что и мой прадед, Павел Николаевич Спесивцев (1868—1938)5.
Согласно Брокгаузу и Эфрону, «Спесивцевы — дворянский род. Восходит ко 2-й половине XVII в. Федот Алексеев сын Спесивцов, в 1678 и других годах по разряду писан был в числе дворян с поместным окладом. Происшедшие от этого рода Свирид Афанасьев и Дмитрий Титов дети Спесивцовы с потомством их, по Именному Высочайшему указу, от 11 Декабря 1796 года на докладе Правительствующего Сената, обращены в первобытное предков их дворянское состояние и выключены из подушного однодворческого оклада. Род внесен в VI часть родословной книги Курской губернии»6.
В 1860-е годы бездетные помещики Спесивцевы отпускали на свободу без выкупных платежей всех, кто соглашался принять их фамилию. Николай Павлович Спесивцев (1832—1877) был в их числе. И предок О.А. Спесивцевой.
Тем более мы не в родстве с руководителем Московского молодежного театра Вячеславом Спесивцевым, священником Павлом Викторовичем Спесивцевым, стоматологом Еленой Григорьевной Спесивцевой и множеством других лиц с той же фамилией.
Тут интереснее всего то, что одна фамилия тут же заставляет предполагать родство — ведь интеллигенция старой России действительно была «большой деревней».
Одно время автор сих строк развлекался — читал русскую классику и искал там семейных знакомых. Чаще всего — находил, порой в самых неожиданных местах.
Историческое место интеллигенции
Вообще-то, слово «интеллигенция» в Европе известно, но только одна страна Европы использует это слово в таком же смысле, как и Россия: это Польша. Там даже такие известные люди, как пан Адам Михник или пан Ежи Помяновский, называют себя интеллигентами.
Во всех странах находились до ужаса «передовые» и «прогрессивные» личности, которым нравилось быть интеллигентами именно в некоем «революционном» смысле. Француз Жан-Поль Сартр и американский еврей Говард Фаст называли себя интеллигентами.
Другие интеллектуалы, как Герберт Уэллс или Томас Веблен, говорили об особой роли интеллигенции в мире. Якобы она идет на смену классу капиталистов, и в будущем умники, ученые интеллектуалы оттеснят буржуазию от власти, станут правительством мира. Для них слово интеллигенция тоже оказалось удобным.
Во время беседы с Гербертом Уэллсом товарищ Сталин разъяснил, что «капитализм будет уничтожен не «организаторами» производства, не технической интеллигенцией, а рабочим классом, ибо эта прослойка не играет самостоятельной роли»7.
С чего Сталин взял, что рабочий класс играет именно что самостоятельную роль — особый вопрос, и задавать его надо не мне.
Но со всеми интеллигентами разъяснительную работу провести не удалось. Избежал ее потомок выходцев из России, американский физик и писатель Исаак (Айзек) Азимов. В своих фантастических книгах он создавал мир будущего, где все события и перспективы сосчитаны, учтены и управляются с позиций разума невероятно умными учеными8. Правда, слова «интеллигенция» Айзек Азимов не использует.
Но, конечно же, абсолютное большинство европейских интеллектуалов становиться интеллигентами и не подумает. У них в отношении этого слова преобладает недоумение: они понимают, что их интеллектуалы и русские интеллигенты — не совсем одно и то же. Выразить это различие не всегда просто. Британская энциклопедия определяет интеллигенцию так: «Особый тип русских интеллектуалов, обычно в оппозиции к правительству».
Во всей Европе, а потом и во всем мире слово «интеллигенция» применяется в основном к странам третьего мира — к странам догоняющей модернизации. Так и пишут: «интеллигенция народа ибо» или «интеллигенция Малайзии». Там и правда есть интеллигенция, очень похожая на русскую! Как русская интеллигенция была не буржуазной, а патриархальной — так и эта патриархальна.
Если не блудить словами, то «интеллигенция» — это сословие феодальной Российской империи, выделенное по признаку образованности. Сословия — это и юридически закрепленные права, и обязанности, и свои обычаи, этнография, особенности поведения. Принадлежность к сословию всегда видна не меньше, чем принадлежность к народу.
Представители аграрной цивилизации
И Булгаков, и его герои — яркие представители этого патриархального сословия. Они не столько специалисты, сколько ученые книжники, хранители культурной традиции.
«Мастер и Маргарита» — не «научная фантастика», а скорее фэнтези. Мастер — не «сумасшедший ученый», силой ума и таланта создающий новые механизмы или новые источники энергии. Это вам не капитан Немо и не Робур-завоеватель Жюля Верна, не мистер Кейвор и не Человек-невидимка Уэллса.
Единственный инженер в романе — оставшийся неназванным муж Маргариты.
Русская интеллигенция сложилась как часть аграрной цивилизации. Ученые книжники к средневековым монахам были ближе, чем к инженерам XX столетия. Они были семейственны, патриархальны, очень преданны культурным традициям и России петербуржского периода ее истории, и Европе Нового времени.
Не носители прогресса, а просветители, они искренне хотели, чтобы весь народ сделался таким же образованным и культурным. Исторические предшественники интеллигентов, книжники XV—XVI веков, не могли этого хотеть, а вот с середины XIX века реальным стало массовое просвещение по крайней мере большинства: благодаря массовому образованию и широчайшему распространению книгопечатания. Вот интеллигенты этого и хотели...
Великое многообразие
Интеллигенция перед Катаклизмом была немногочисленна, но невероятно разнообразна.
Далеко не все, кого готовы были считать интеллигенцией сами интеллигенты, так уж хотели к ней относиться. Например, в 1910 году студенты Электротехнического института сильно подрались со студентами Университета — не желали, чтобы их называли интеллигентами. «Мы работаем! — гордо заявляли студенты — будущие инженеры. — Мы рабочие, а никакая не интеллигенция!»
Второе: в интеллигенцию постоянно пытались пролезть те, кого туда пускать не хотели: скажем, сельские акушеры, фельдшера, телеграфисты, машинисты, станционные смотрители (в смысле — которые на железной дороге). А что?! Работа у них такая, которой надо еще научиться, умственная работа; кто посмеет сказать, что это работа не творческая и не сложная?! К тому же они живут в самой толще народа, мало от него отличаются и, наверное, несут в него культуру.
Среди сельских учителей число выходцев из крестьян и мещан к 1917 году по сравнению с 1880-м возросло в 6 раз и составило почти 60% всех сельских учителей.
Правда, интеллигенция, имеющая высшее образование и живущая в городах, относится к этой интеллигенции сложно... Еще сложнее, чем относилось дворянство к интеллигенции, — то есть сильно сомневаются и в ее культуроносности, и в ее отличиях от народа... Если они и признают эту интеллигенцию, то с оговорками: мол, это «сельская интеллигенция» или «местная интеллигенция». Мне доводилось даже слышать о «железнодорожной интеллигенции».
А сомнения такого рода не способствуют консолидации сил и объединению всего общественного слоя.
Обреченные
Великолепны многие места из записок Шаляпина. Между Февральской революцией и Октябрьским переворотом, по пути в театр он проходил мимо дворца М.Ф. Кшесинской. Этот дворец захватили и превратили в свое гнездо большевички, с его балкона постоянно слышались агитационные речи.
Сохранилась городская легенда, как проходили мимо дворца археолог Михаил Артамонов, учитель Льва Гумилева, и Николай Гумилев. С балкона что-то нес плешивый Ленин.
— Послушаем его?
— Да чего дурака этого слушать, — пожал плечами Николай Гумилев.
Шаляпин же постоянно слышал с балкона пожелания «уничтожать гадов», которые жили в дворцах. «Слушал я эти речи с некоторым смущением и даже опаской, — вспоминал Шаляпин, — так как одет... был в костюм, сшитый лучшим портным Лондона, и невольно чувствовал, что принадлежу, если не душою, то костюмом, к этим именно кровопийцам... И я осторожно улетучивался»9.
Казалось бы, Шаляпин никогда не выступал против советской власти. «Зато» у него отобрали запасы вина, коллекцию оружия, серебро, сняли со счета 200 тыс. рублей, другие вклады, забрали автомобиль, отняли дом. Да еще все время требовали новых и новых «взносов».
К тому же ему все время мешали работать. Мешала не сама по себе власть, не государство как таковое. Мешали те же самые «борцы за счастье пролетариата», которые травили Булгакова.
«Я иногда спрашиваю себя с удивлением, как это могло случиться, что в моей столовой, в которой сиживали Римские-Корсаковы, Серовы, Стасовы, Горькие, Рахманиновы, Репины, Дальские, — как в ней могли очутиться все эти Куклины и Рахия, о которых мне теперь омерзительно вспоминать...»10
Как-то раз пьяный Рахия заявил Шаляпину, что «таких людей как я [Шаляпин. — В.С.] надо резать». Шаляпин полюбопытствовал: «Почему?» «Ни у какого человека не должно быть никаких преимуществ над людьми. Талант нарушает равенство», — ответил Рахия. А Куклин добавил, что никто, кроме пролетариата, не должен существовать»11.
Вот оно!!! Интеллигент опасен даже не тем, что у него есть хороший костюм, привычка умываться или поедать щи не чавкая. Он чужд и опасен потому, что знает и умеет нечто, не очень внятное для пролетариев.
Советское государство скорее использует знания и умения интеллигента. Оно захочет, чтобы интеллигент обучил лояльных к государству выдвиженцев. Для вырвавшегося на свободу быдла «талант нарушает равенство».
Не всякий интеллигент — Шаляпин или Булгаков. Но ведь и знание французского языка, и умение посылать телеграммы, и знания, позволяющие преподавать физику в школе, — это тоже ведь «нарушение равенства».
В итоге «Свобода» превратилась в тиранию, «братство» — в гражданскую войну. «Равенство» привело к принижению всякого, кто смеет поднять голову выше уровня болота»12.
Шаляпин начал чувствовать, «что робот меня задушит, если я не вырвусь из его бездушных объятий»13.
Шаляпин издал свою книгу в Германии, потом в Париже. Булгаков не имел возможности говорить и писать то же самое. Но вряд ли он чувствовал иначе.
Примечания
1. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Том пятый. — М.: Политиздат, 1963. — С. 309.
2. Пушкин А.С. Письмо М.П. Погодину от 27—30 июня 1831 // Пушкин А.С. Собр. соч. в X тт. Том X. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1949. — С. 361.
3. БСЭ, издание третье. Том 10. — М., Советская энциклопедия, 1972. — С. 311.
4. Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. — М.: Типография В.М. Саблина, 1909.
Есть несколько переизданий после 1991 года.
5. Тепляков В.К. Павел Николаевич Спесивцев // Устойчивое лесопользование. 2018. № 3 (55).
6. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в 82 т. и 4 доп. т. Том 31 (61). — СПб.: Изд-во Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона, 1900.
7. БСЭ, издание второе. Т. 18. — М.: Советская энциклопедия, 1953. — С. 271.
8. Азимов А Основатели. — М.: Кириллица, 1992.
9. Шаляпин Ф.И. Маска и душа. Мои сорок лет на театрах / Ф.И. Шаляпин. — СПб.: Азбука-классика, 2010. — С. 230.
10. Шаляпин Ф.И. Маска и душа. Мои сорок лет на театрах / Ф.И. Шаляпин. — СПб.: Азбука-классика, 2010. — С. 279.
11. Там же. — С. 280.
12. Там же. — С. 284.
13. Шаляпин Ф.И. Маска и душа. Мои сорок лет на театрах / Ф.И. Шаляпин. — СПб.: Азбука-классика, 2010. — С. 289.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |