Заключение

Подведем итоги исследования. В литературоведении имеется много работ, посвященных рассмотрению вопроса идеального в творчестве Ф.М. Достоевского М.А. Булгакова. Однако проблема эта ставится обычно в ключе актуальности христианских мотивов, художественных особенностей произведений. Наше исследование было посвящено изучению самих принципов воплощения идеального в романах двух великих писателей. Вслед за О.Ю. Романовой мы оттолкнулись от тезиса смены самого представления об идеале и переходе от эпохи классически неделимого и вненаходимого идеала к периоду неклассического мышления, когда идеал в числе многих других важнейших мировоззренческих понятий перемещается в зону субъективности индивидуального сознания. Важной стороной предложенного в исследовании подхода к анализу содержания произведений является признание доминирования антропоцентрических моделей в культуре и неизбежности поэтому воплощения идеала, идеального именно в образе человека. Исследуя линию положительных героев в русской литературе, мы пришли к выводам о формировании особого художественного видения (решения) положительного героя. По нашему мнению, понятие «идеальности» в отечественной словесности тесно связано с понятием «героического», а под героическим в свою очередь понимается деяние, включающее и ратный, и духовный подвиг, сопрягающееся с самопожертвованием героя, его готовностью погибнуть ради идеи, которой он посвящает свой подвиг и гибель.

В эпоху реализма в литературе поиск положительного героя эпохи шел во всех общественных группах, при этом писатели были сосредоточены на создании обобщающих типов, в том числе и положительных героев. Но история словесности XIX века демонстрирует относительность понятия «положительный», все возрастающую степень субъективности в утверждении идеалов Добра, Красоты и Истины в образах конкретных персонажей. В связи с этим в литературе выработалась особая эстетическая модель героя, сочетающая положительное и негативное в образе одного персонажа, что увеличивало степень нечеткости и неясности воплощения идеального в литературе и одновременно усиливало психологизм и принцип правдоподобия. Антропоцентризм воплощения идеального выражается в русской литературной традиции в том, что ее положительные персонажи человечны, они имеют человеческие слабости и недостатки, их поступки не всегда безупречны с позиций идеала.

Такой подход позволил нам выделить важные идейные комплексы в обоих романах. Прежде всего, накопленные за столетие существования достоевсковедения научные наблюдения над поэтикой и эстетикой произведений Достоевского оказались вполне соответствующими концепции перехода от классического к неклассическому периоду. Мы показали в своей работе, что сами высказывания Достоевского об идеальном отражают глубокий кризис этого понятия в общественном сознании. Высказывая мысль об отрыве истины от Христа и желании в таком случае остаться с Иисусом, Достоевский уже утверждает, что единый и неделимый идеал Добра, Красоты и Истины расщеплен в современной позитивистской, прагматической эпохе. Попытка изобразить «положительно прекрасного человека», соотносимого с идеальным представлением Достоевского о человеке и в то же время погруженного в современную ему действительность, овладела писателем в полной мере при написании романа «Идиот». Многократно подчеркивались сомнения писателя в успехе задуманного, относительно холодный прием романа современниками. Во многом это связано с тем, что Достоевский в своем романе отразил эпоху перехода от классического мышления к неклассическому, тем самым создав «неудобный» для современников, находящихся внутри этой эпохи, текст. Достоевского обвиняли в неправдоподобии, глумлении, художественной беспомощности. Однако сегодня очевидно, что писатель сумел запечатлеть этот сложный момент смены парадигм сознания. В романе есть ориентация на такие «прекрасные лица» [Т. 28, Кн. 2, 251], как Дон Кихот Сервантеса, Пиквик Диккенса, Жан Вальжан Гюго и Рыцарь Бедный Пушкина. Все эти герои — прежде всего чудаки, странные люди, иногда даже буквально — странники. И выбор таких ориентиров для Достоевского не случаен.

Идеал, идеальное в представлениях писателя — понятие, выражающее представление о высшем совершенстве. Избирая литературный ряд, в который вписывается его «положительно прекрасный» герой, Достоевский имеет в сознании еще более высокий и светлый ориентир. Этим высшим совершенством, духовным идеалом для писателя был Христос и христианское вероучение. Христос является воплощением Добра, Красоты и Истины. Именно в единстве Добра, Красоты и Истины во Христе заключается специфика этико-эстетического идеала Достоевского. Сам этот выбор чрезвычайно показателен с точки зрения избранного нами подхода. В самом деле, мы видим, что Достоевский избирает героя, конкретного человека, Христос для него есть прямой идеал (а не абстрактное христианское учение или идея Бога, например). Антропоцентризм этого эталона очевиден. Вот почему Достоевскому так важен был подход Э. Ренана к изображению Христа как «простого человека», чья жизнь и смерть стала легендарной. В определенном смысле появление книги Ренана «Жизнь Иисуса» было также знаком перехода к неклассическим понятиям.

Однако, изображая своего положительно прекрасного героя, Достоевский далек от отождествления героя с Христом, и мы солидарны с теми учеными, кто осторожен в проведении прямых параллелей. В том-то и особенность художественного мышления Достоевского, что, воплощая свою любимую идею изобразить «положительно прекрасного человека», он остается верен художественной правде. Литературоведческие трактовки образа князя Мышкина иногда далеки от авторского понимания, но в большинстве своем приближают нас к этой идее.

Для нас чрезвычайно важным оказался следующий свод точек зрения на главного героя романа «Идиот»: «внешний» сюжет включает князя Льва Мышкина в литературную традицию (Дон Кихот, Пиквик, пушкинский Рыцарь Бедный и т. д.), «главный» («внутренний») — в эзотерическую традицию. Князь Мышкин при этом — «прекрасное дополнение к прежней галерее лиц Достоевского» (О. Миллер); «полное нравственное и духовное равновесие» (М.Е. Салтыков-Щедрин); «истинный виновник гибели Настасьи Филипповны» (М.С. Гус, Е. Курганов); «утопический герой» (Г.К. Щенников); «дух, заблудившийся на земле» (Вяч. Иванов); «князь Христос» (П.И. Сакулин); «современный святой» (Т.А. Новикова); «естественный человек» (Романо Гуарди, Ху Сун Вха), «необоженный» (М.М. Дунаев) и т. д.

Таковы оценки образа князя Мышкина в литературоведении и критике. Писатель показал в своем творчестве противоречия личности, потерявшей веру в Добро, Благо, мечущейся между Добром и злом, между Истиной и ложью, Мадонной и содомом. Проблема идеала в романе «Идиот» — это вопрос о роли и природе зла в мире, в обществе, определения ответственности за судьбу человека. Для положительных, идеальных героев Ф. Достоевского свойственно влечение к Добру, отвращение ко злу. Они, не думая, жертвуют собой ради счастья других, ради торжества Добра, Красоты, Истины. Однако трагизм романа как раз и связан с неустойчивостью этих понятий. «Априорная» идеальность героя оборачивается настоящей опасностью для окружающих. В мире расщепленного идеала человек, несущий в своем сознании и душе идеал цельный, «старинный», неизбежно оказывается, с одной стороны, идиотом, а с другой — провокатором и убийцей. Ужас несоответствия намерений и результатов оказывается главной линией сюжета. И в самом этом сюжете мы уже можем видеть особенности и уникальность воплощения идеального у Достоевского.

Идеальное Михаила Булгакова связано с выполнением миссии, высокого предназначения, сохранения собственного «я», восстановлением в себе Бога, а значит и самого себя, а также возможностью и желанием победить в себе «тварное» начало: лень, алчность, трусость. Трусость — самый большой порок и страшный грех. Эта идея — сквозная в произведениях М. Булгакова. Такое понимание идеального продиктовано духовным миром Булгакова и самой эпохой, в которую он жил и творил.

«Мастер и Маргарита» — «закатный» роман писателя. Духовный смысл этого романа может рассматриваться как поиски Бога, его воскрешение в каждом человеке. Истина для Иешуа — снятие покровов с явлений и вещей, освобождение ума и чувства от любых сковывающих догм. Истина Иешуа — это восстановление способности верно видеть жизнь, это воля и мужество не отворачиваться от темных сторон этой жизни, это Любовь, которая все понимает и разделяет.

Свое представление об идеальном начале Булгаков воплощает в образе Иешуа. В адрес героя в литературоведении были высказаны самые разные суждения. Некоторые критики уверенно ставят знак равенства между Иисусом Христом и Иешуа, однако как писатель Булгаков все же настаивает на самостоятельности своего героя, неоднократно акцентирует на этом внимание своего читателя. В.В. Петелин считает, что в романе нет образа Христа, как нет и образа Сатаны, что это произведение о Понтии Пилате и Иешуа, о соприкосновении добра и зла. При этом Иешуа — живой человек, не чуждый страха, простых человеческих эмоций. Идею «очеловеченного Христа» высказывают и В.М. Акимов, А.Н. Барков, Дерек Дж. Ханнс. Мысль о божественности души Иешуа, а также сочетании у героя человеческих и божественных деяний высказывает В.И. Немцев. В.И. Сахаров видит в Иешуа Христа только после распятия. Ж.Р. Колесникова выделяет отсутствие божественности в образе Иешуа Га-Ноцри. Именно это, по мнению исследователя, является главной отличительной чертой Иешуа Булгакова в сравнении с евангельским Христом. Некоторые критики находят в Иешуа черты пророка (М.С. Петровский). Для Булгакова он был не просто художественным образом. С Иешуа писатель связывает свои представления о бессмертии, о Боге, Человеке, Истине, Добре. Именно Иешуа способствовал воскрешению в Понтии Пилате доброго начала.

В литературоведении существует мнение, что своей убежденностью и бесстрашием, порывом творить добро и во всех людях видеть положительные стороны Иешуа напоминает Дон Кихота. Бесконечной проповедью добра, называнием абсолютно всех людей добрыми он походит на бунтаря, который и поплатился за все это жизнью. Часто пытаются сблизить Иешуа с князем Мышкиным Достоевского (В.И. Сахаров, А. Зеркалов, К. Степанян).

Таким образом, мы видим различное восприятие образа Иешуа Га-Ноцри. В целом, он вместе с Мастером и Маргаритой олицетворяет высшие человеческие ценности и нравственные законы, без которых немыслимо жить. Эти герои выступают символами Истины и справедливости, о которых беспрестанно твердит Иешуа Га-Ноцри, Любви и творчества, которыми жив Мастер.

В понимании проблемы идеального М. Булгаков схож с Ф. Достоевским. Их объединяет нравственная ответственность человека не только за свои поступки, но и за мысли. И Ф.М. Достоевский, и М.А. Булгаков увидели идеал человека в образе Христа.

Общепринято, что вера в Бога, его силу, мудрость сеет добро, способствует преодолению зла, страданий, спасает от бед и несчастий, возвращает человеку праведную жизнь через покаяние и осознание греховности своей души. Христос — Богочеловек. В нем соединены Божественная и человеческая природа. Согласно христианской идее, Иисус Христос принял добровольно страдания и смерть ради искупления первородного греха всего человечества. Оба писателя имели цель изобразить положительного героя с чертами Христа, однако они явно не ставили задачи художественно отобразить совершенный образ Христа. Христос в данном случае может рассматриваться как исторический ориентир в осознании идеального. Для нас здесь важно, что оба писателя реализовали антропоцентрический и субъективный подход к воплощению идеального в своих романах. Их любимые герои являются носителями доброго начала, истины, правды, человечности. Они обладают редчайшим свойством понимать окружающих, проникать в их проблемы, облегчать их страдания. Но это именно человеческие, а не божественные качества.

Композиционное построение романов, наличие в них сюжетных параллелей позволяют глубже понять авторскую идею. Очевидно, что парные сцены являют собой цепь нравственных побед и поражений князя Мышкина и Иешуа: в разговорах с одним или несколькими людьми Мышкин и Иешуа побеждают, пробуждают сознание, совесть своих собеседников. Но Мышкин теряется в присутствии большого количества людей, у него начинается припадок; в свою очередь, Иешуа оказывается не понятым толпой, перед которой он проповедует Истину, Добро. Таким образом, они никак не могли бы стать «вождями человечества». Здесь очевидно стремление обоих авторов показать одиночество героев на пути к Добру. И если герои Достоевского способны измениться и преобразиться лишь в присутствии Мышкина, то стоит ему на минуту покинуть людей, как снова вихрь эгоистических страстей разделяет их. Совсем иначе дело обстоит с героями Булгакова. Понтий Пилат и Левий Матвей готовы на подвиг и изменения, преображение и без присутствия Иешуа Га-Ноцри. Они действуют, так как бродячий философ постоянно остается в их сознании. Но их поступки далеки от того учения, что проповедовал Га-Ноцри.

Всюду, где появляется князь Мышкин, иерархические барьеры между людьми становятся вдруг проницаемыми, и между людьми образуется внутренний контакт, рождается карнавальная откровенность. Его личность обладает особою способностью сглаживать все, что разъединяет людей и придает ложную серьезность жизни. И то же самое можно сказать об Иешуа.

Рассматривая воплощение идеального в романах, мы обнаружили наличие двух стихий: добра и зла. И если в романе Достоевского «ведомства» эти этически разведены, то у Булгакова мы можем обнаружить очевидный этический релятивизм. Здесь силы зла однозначно выполняют работу, которую должно бы было делать Добро, Благо, «ведомство Света». Как бы ни трактовалась эта черта романа и конкретно образ Воланда, перед нами явное завершение расщепления неделимого и недостижимого идеала периода классической эпохи.

Князь Мышкин и Иешуа выступают в романах не просто добрыми и правдивыми людьми, попавшими в царство зла и обмана, — они идеологи, у них есть своя программа — восстановление оступившихся через общую любовь, сочувствие, проповедь добра, истины и консолидация общества на основе деятельной, христианской любви.

Но тот и другой герои терпят поражение. И это, возможно, наиболее яркая художественная идея романов: идеал Добра, Красоты и Истины утрачен в современном писателям обществе. Если в сознании самого Достоевского присутствует ностальгия по идеальной нерасчлененности Блага (подобно идее Золотого века), то для Булгакова очевидна утрата изначальной гармонии, подобие которой по парадоксальному стечению обстоятельств могут воссоздать лишь силы зла. Только они и могут восстановить справедливость в окончательно запутавшемся в нравственных вопросах обществе. Здесь нет даже мечты о нерасщепленном идеале, суррогатом которого в романе выступает покой. Таким образом, сопоставление романов Достоевского «Идиот» и Булгакова «Мастер и Маргарита» помогает нам выявить эволюцию такого важного понятия, как идеальное, в художественной практике XIX — начала XX веков.

Несомненно, актуальной задачей, на наш взгляд, остается рассмотрение эволюции идеального в более широком литературном контексте. Сама идея перехода классических представлений в неклассические как основа нашего подхода может быть подвергнута дальнейшему глубокому изучению. В частности, важно установить, насколько вероятны «рецидивы» классических представлений в более поздние эпохи, какова будет траектория развития неклассических понятий. Эпоха постмодернизма дает богатую почву для таких изысканий.

Предполагаем, что проведенное исследование имеет перспективы и в рамках достоевсковедения и булгаковедения. Было бы важно рассмотреть принципы воплощения идеального в творчестве Достоевского и Булгакова от ранних произведений к более поздним. Важной задачей остается и более подробное исследование поэтики воплощения идеального, основные линии которой были лишь обозначены в настоящем исследовании. Актуален и вопрос о литературном контексте, в котором создавались произведения писателя и который, несомненно, влиял на них.