Иван начинает свой путь в романе под псевдонимом Бездомный. По нашим подсчетам, в первой главе это наименование встречается 19 раз, в остальных главах значительно реже (пять случаев употребления в третьей и шестой (+ 1 вместе с именем Иван) главах, два случая — в пятой (+ 1 вместе с именем и отчеством), восьмой (+ 1 вместе с именем и отчеством) и тринадцатой главах, один случай в четвертой главе), один раз вместе с именем и отчеством в главе 11 (в заявлении Ивана в милицию), один раз в главе 27 вместе с именем и отчеством, один раз с именем, и, наконец, в эпилоге наличествует единичный случай употребления псевдонима Бездомный вкупе с именем Иван.
Временем всевластия псевдонима Бездомный в душе и над душой Ивана является глава 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными», где перед читателем возникает довольно-таки известный для своих двадцати трех лет «поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный» (III: 5), создавший поэму об Иисусе Христе, где главный персонаж «получился, ну, совершенно живой» (III: 7).
С.Н. Булгаков видел в псевдонимности пародию на «священное, мистическое переименование, преображение имени» (Булгаков 1998: 26), которое, впрочем, вскоре также посетит Ивана. Пока же он оставляет в тени свою настоящую фамилию Понырев, обернувшись к литературному миру своим ликом, обозначенным псевдонимом Бездомный. Имя «накладывается, как краска или румяна на поблеклую кожу» (Там же: 263) и начинает лицедействовать, представляя собой «чистый вид актерства в имени» (Там же). П.А. Флоренский, рассматривая явление лжеимени, пишет: «Настоящее имя делается одним среди многих, случайным и внешним придатком. Настоящее имя сознается как нечто внешнее личности, извне внедренное в ее жизнь, могущее быть, как начинает казаться личности, произвольно замененным и даже вовсе снятым. Наконец, при дальнейшем расстройстве личности, оно вовсе утрачивается, но вместе с ним утрачивается и непрерывность самосознания. Если Я предицируется, при этом очевидно под каким-то новым углом или с какой-то частной стороны, новым именем, то в связи с ним образуется и новая, самостоятельно от прошлой протекающая, полоса самосознания; но это — другая личность, может быть некоторый поразительный психический комплекс, завладевший данным организмом и провозгласивший себя личностью, может быть одержащее данный организм постороннее существо, но, во всяком случае, это не есть то, забвенное самосознание. Оно пришло вместе с именем» (Флоренский 1998: 493).
Псевдоним Бездомный — знак времени, выпавшего на долю Ивана. Подобный псевдоним — скол с литературной эпохи, он типичен для той среды литераторов, представителем которой является Иван, что сразу же распознает мастер, услышав его фамилию.
Бездомный — типичный пример псевдонимов поэтов, создававших стихи, далекие от литературы. «Бездомный — литературный псевдоним Ивана Николаевича Понырева, в духе известных псевдонимов времени, таких, как Демьян Бедный, Иван Приблудный» (Лакшин 1989б: 25). М.О. Чудакова отмечает, что наименование Ивана «ассоциируется со многими характерными литературными псевдонимами тех лет (И. Приблудный; Безымянный — ранний псевдоним А. Безыменского; см. также Бездомный, Безродный — «Новый мир», 1927, № 2, стр. 94) и именами героев литературы и кино (например, герой кинофильма 1928 г. «В большом городе» Граня Бессмертный, провинциальный паренек, приехавший в Москву и ставший знаменитым поэтом <...>)» (Чудакова 1976а: 220—221). Среди возможных прототипов Ивана Бездомного исследователи называют следующие имена:
1) Демьян Бедный (Гаспаров 1993: 33; Мягков 1993: 114; Вулис 1991: 167). Интересно сопоставление схожих инициалов действительных имен и псевдонимов булгаковского персонажа и его возможного прототипа Иван Бездомный — Иван Понырев и Демьян Бедный — Ефим Придворов (Кузякина 1988: 408).
Н. Кузякина обратила внимание на интереснейший факт: когда редакция «Гудка» призывала Демьяна Бедного к сотрудничеству, а тот все не спешил с ответом, то «по странностям судьбы вместо него, через два дня, на страницах газеты появилась, возможно, и не первая обработка Булгакова, но первая, о которой категорически можно сказать, что она принадлежит ему, судя по типажно-иронической подписи: «Иван Бездомный»» (Там же: 394). У Б.С. Мягкова на этот факт сложилась иная точка зрения: «В том же «Гудке» — тогдашнем месте работы Булгакова — нашелся и прямой тезка-однофамилец Ивана Бездомного. Рабкор — железнодорожник из Пензы — таким псевдонимом подписывал свои небольшие корреспонденции о состоянии дел в Пензенском транспортном узле. Их, безусловно, видел и, возможно, правил начинающий газетчик знаменитой «четвертой полосы». А потом, по всей вероятности, псевдоним этого пензенского рабочего, так запомнившийся писателю, перекочевал на страницы романа» (Мягков 1993: 116).
2) Александр Безыменский (Гаспаров 1993: 33; Мягков 1993: 114).
3) Михаил Голодный (Мягков 1993: 114; Вулис 1991: 167).
4) Иван Приблудный (Мягков 1993: 114, 132; Макарова 1997: 59).
5) Иван Старцев (Чудакова 1988: 124—125; 1991: 11; Макарова 1997: 59).
6) Б.С. Мягков указывает также на «прямого однофамильца» Ивана, представителя литературного объединения поэтов-пролеткультовцев «Кузница» Касьяна Бездомного (Мягков 1993: 113—114). Кроме того, исследователь возможными прототипами Ивана называет поэта Ивана Молчанова и Сергея Александровича Ермолинского, который в своих воспоминаниях о Булгакове «подчеркивает, что выполнил своего рода наказ Мастера (Булгакова) и Маргариты (Елены Булгаковой): рассказал о запомнившихся ему событиях жизни писателя, как ученик об учителе» (Там же: 116).
М.О. Чудакова полагает, что возможным прототипом Ивана был друг Булгакова — Павел Сергеевич Попов: «Первые документальные свидетельства их отношений датируются только 1928 годом — в архиве Булгакова сохранилось письмо Попова с Кавказского побережья от 8 сентября 1928 г. В это время имя Булгакова уже присутствует в переписке Попова с его друзьями. <...> (В это же самое время в черновых рукописях романа Булгакова Иванушка получил фамилию Попов)» (Чудакова 1987: 143).
В первой тетради рукописей романа 1928—1929 гг. первоначальное наименование персонажа Антоша Безродный Булгаков зачеркивает и подписывает сверху Иванушка Попов (Ф. 562, к. 6, ед. 1, л. 7). Дальше наименование в некоторых местах исправляется, в некоторых нет. Такая картина наблюдается на протяжении всей главы. Только в конце ее имя Иванушка оказывается написанным сразу, а не как более позднее исправление имени Антоша (Там же: л. 40), а также в небольшой вставке: «Владимир Миронович, обнаруживавший недюжинную эрудицию, а Иванушка слушал своего наставника, изредка издавая меткие реплики» (Там же: л. 16). В главе 3 «Доказательство инженера» персонаж именуется Иванушка Безродный без каких-либо исправлений. Здесь также узнаем отчество персонажа: Воланд обращается к нему Иван Сергеевич (Там же: л. 50). В сцене, когда Иван является в Шалаш Грибоедова после смерти Берлиоза, меняется фамилия: впервые Безродный зачеркнуто и вверху исправлено на Бездомный (Там же: л. 69). Дальше в главе наименование Безродный встречается без исправлений.
Во второй тетради 1928—1929 гг. фамилия Безродный зачеркивается и исправляется на Бездомный (Ф. 562, к. 6, ед. 2, с. 4—6), имя героя не меняется, он по-прежнему Иванушка. В главе 3 «Шестое доказательство» персонаж именуется Иванушка, Берлиоз называет его Иван, Воланд — Иван Николаевич. В главе «Мания фурибунда», подписанной К. Тугай, персонаж сразу, без каких-либо исправлений, именуется Бездомный (Там же: с. 100).
В первом варианте главы «Дело было в Грибоедове» 1931 года наименование персонажа снова меняется: «Приведение оказалось не привидением, а известным всей Москве поэтом Иванушкой Безродным и Иванушка имел в руке церковную свечу зеленого воску» (Ф. 562, к. 6, ед. 3, л. 5). В конце главы к герою возвращается наименование Бездомный: так Иван представляется, когда пытается дозвониться из клиники в Кремль (Там же: л. 13).
Во втором варианте этой главы того же года у героя появляется совершенно новое наименование: «Привидение оказалось не привидением, а знаменитым известным всему СССР поэтом Иваном Покинутым и Иван имел в руке закопченную церковную свечу зеленого воску» (Ф. 562, к. 6, ед. 4, л. 7).
В этой же тетради Булгаков начинает роман заново под названием «Консультант с копытом». Здесь читаем: «Антон Миронович Берлиоз (потому что это был именно он) вел беседу с Иваном Петровичем Тешкиным, заслужившем громадную славу под псевдонимом Беспризорный» (Там же: л. 15). Первоначально имя героя здесь было Павел, но оно сразу же было зачеркнуто, имя Иван написано не как позднее исправление сверху, а рядом как продолжение предложения. Здесь персонаж именуется также Ваня Беспризорный и Иванушка. Быстро мелькнувшее здесь имя Павел, возможно, также указывает на соотнесенность образа Иванушки с П.С. Поповым.
В главе 1 «Никогда не разговаривайте с неизвестными» редакции романа, начатой в 1932 году, наименование персонажа Иван Николаевич Попов, псевдоним Бездомный: «спутник его Иван Николаевич Попов известный поэт, пишущий под псевдонимом Бездомный» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 2).
В редакции романа 1937 г. — «Князь тьмы» — Иван наконец-то получает фамилию Понырев, хотя первоначально вариантом здесь была исправленная сразу фамилия Нещадный (Ф. 562, к. 7, ед. 5, с. 3). В этой редакции отсутствует псевдоним Ивана, но это явление в истории наименования персонажа мы рассмотрим несколько позже, когда речь пойдет непосредственно о его фамилии Понырев.
Псевдоним Бездомный является образцом имен собственных с прозрачной внутренней формой, с ясно прочитывающимся значением слова, положенного в основу образования наименования. Таким же характером обладают и все остальные псевдонимы Ивана в черновиках романа. Традиция бытования имен, дающих «лобовую характеристику» персонажам, восходит к русской комедии XVIII века (Фонякова 1990: 45). Родственность псевдонима Бездомный (ср. Безыменский, Бедный, Голодный, Приблудный) именам-маскам литературы XVIII века отметил А.З. Вулис (Вулис 1991б: 167). Наименование Бездомный можно определить как памфлет на псевдонимы литераторов, современников Булгакова.
Псевдоним поэта Бездомный говорит о бездомности того, что претендовало называться литературой, ушедшей из отчего дома, но так и не обретшей дома собственного. В таких именах царит ущербность.
Подобный псевдоним характеризует не только литературную жизнь, но и эпоху в целом. В романе Булгакова предстает время, когда люди отказывались от своих отцов, от своего Дома. «Внутренняя форма имени Бездомный отражает сущность мировоззрения поэта — новую идеологию тоталитарной системы на разрыве всех связей с прошлым — культурных, общественных, правовых, религиозных, человеческих (связь на основе рода)» (Стойкова 2000: 106). С.Н. Булгаков отметил, что псевдонимность «в наши дни все чаще касается фамилий, определяющих род и племя. Это, конечно, практически наиболее тяжелый и важный случай псевдонимии» (Булгаков 1998: 265).
«— Вот, доктор, — почему-то таинственным шепотом заговорил Рюхин, пугливо оглядываясь на Ивана Николаевича, — известный поэт Иван Бездомный...» (III: 69). Когда Рюхин представляет Ивана Бездомного, последний уже, переживая сомнения, становится на путь, который приведет его к Дому, но внешняя оболочка, данная ему временем и средой, не оставляет его. Для окружающих Иван — Бездомный. Этот псевдоним «передает социальный статус и мироощущения героя как пролетария мира» (Стойкова 2000: 131). Псевдоним Бездомный выглядит зеркалом, в которое глядится современная Ивану заблудившаяся действительность.
Иван выбирает ущербный псевдоним Бездомный в такт времени и той среде, где он вращается. Но может быть, его обездоленное имя говорит о состоянии души, у которой нет Дома? «Губительность отречения подчеркивается прозрачной внутренней формой псевдонима: в словообразовательной структуре слова приставка без- реализует значение «отсутствие», семантика корня -дом — указывает на то, что отсутствует, утрачено, отрицается» (Там же: 106).
В творчестве Булгакова важнейшим значением обладает тема Дома. Вероятно, поэтому Булгаков заменил псевдоним Ивана ранних редакций Безродный на Бездомный, так как понятие Дом шире понятия Род, включает и его в себя. Как отмечает Ю.М. Лотман, «дом у Булгакова — внутреннее, замкнутое пространство, носитель значений безопасности, гармонии культуры, творчества. За его стенами — разрушение, хаос, смерть. Квартира — хаос, принявший вид Дома и вытеснивший его из жизни» (Лотман 1996: 274). В романе «Мастер и Маргарита» «наряду с темой бездомья сразу же возникает тема ложного дома. Она реализуется в нескольких вариантах, из которых важнейший — коммунальная квартира» (Там же: 265). Квартира, таким образом, является антидомом, псевдодомом, а «главное свойство антидомов в романе состоит в том, что в них не живут — из них исчезают (убегают, улетают, уходят, чтобы пропасть без следа)» (Там же: 267). «И вот два года тому назад начались в квартире необъяснимые происшествия: из этой квартиры люди начали бесследно исчезать» (III: 77). Противопоставление истинного Дома и псевдодома, ложного дома, антидома, является фольклорной традицией. «Среди универсальных тем мирового фольклора большое место занимает противопоставление «дома» (своего, безопасного, культурного, охраняемого покровительственными богами пространства) антидому, «лесному дому» (чужому, дьявольскому пространству, месту временной смерти, попадание в которое равносильно путешествию в загробный мир)» (Там же: 264).
Иван отказывается от своего имени, следуя моде, и, как совершенно справедливо отмечает Е.А. Яблоков, «будучи «Бездомным», Иван, по-видимому, ни от чего не отрекался: скорее, не сумел ещё ничего приобрести — ни «Рода», ни «Дома»» (Яблоков 1988: 29). Иван, как блудный сын, покидает отчий дом, не понимая еще его значения. Отправившись в дальнее путешествие, он проходит через испытания, душевные муки и заслуженно обретает свой Дом. В.Я. Лакшин отмечает, что «для близких писателю героев тема дома возникает еще и как тема нравственного бездомья, духовного одиночества» (Лакшин 1994: 260).
В.И. Немцев, рассматривая отголоски травестийного стиля литературы эпохи Возрождения в романе «Мастер и Маргарита», выделяет явление «скитальчества», в которое вовлечены главные герои романа, лишенные Дома, в том числе и Иван Бездомный. Через скитальчество героев ждет прозрение (Немцев 1991: 109—110; 1999б: 41). А.З. Вулис отмечает соотнесенность Ивана с героями плутовских романов: «О причастности Ивана к жанру пикарески свидетельствует его псевдоним. Плутовской роман отразил в свое время развитие бродяжничества, «бездомности», возведенной в степень социального явления. В своем герое Булгаков усматривает другую бездомность — духовную» (Вулис 1991б: 77—78).
Псевдоним Бездомный ввиду своей прозрачности и прямолинейности стоит в одном ряду с фамилиями других персонажей, тех, чьего густонаселенного общества так или иначе касается меч суда Воланда и его свиты. Например, Лиходеев, Босой, Рюхин и др. Но откровенные фамилии других персонажей являются их постоянным грузом, от которого нельзя избавиться, лицом, которое не скрыть ни под какой маской. Персонажи эти, пережив столкновение с Воландом и его свитой, может быть, и становятся лучше, но Иван — «единственный реальный «земной» персонаж, переживший качественное изменение личности» (Стойкова 2000: 104). Бездомный — всего лишь суетное псевдоимя, временная оболочка, «маска» (Суран 1991: 63), от которой Иван избавляется, встретившись с Воландом, а затем с мастером. Как только в мыслях Ивана зарождается сомнение, его псевдоимя сразу же отпадает. Ведущей формой его именования становится имя Иван.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |