4.5. Азазелло

«Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий, в котелке на голове и с торчащим изо рта клыком, безобразящим и без того невиданно мерзкую физиономию. И при этом еще огненно-рыжий» (III: 86). Так, минуя зеркальные пространства неведомого пятого измерения, на сцене романа появляется «слуга и личный палач самого мессира» (Зеркалов 2004: 71). А через несколько секунд богатым шлейфом за ним возникает его яркое демоническое имя, облаченное в звуки самого певучего в мире языка: «— Ты не похож на архиерея, Азазелло, — заметил кот» (III: 86).

Наименование Азазелло представляет собой ничем не скрываемое ветхозаветное имя Азазел / Азазель (Зеркалов 2004: 70; Соколов 1996: 9), будто украсившее себя итальянским окончанием (Зеркалов 2004: 70), подобно Бегемоту, в ту знаменательную ночь позолотившему свои роскошные усы. Сведения об Азазеле содержатся в «Книге Левит», в апокрифической «Книге Еноха» и в талмудической литературе (Там же). Л.М. Яновская приводит важные доказательства того, что Булгаков не мог взять это имя непосредственно из Библии: «В «синодальном» издании Ветхого Завета на русском языке этого имени нет. Четырежды упомянутое в книге Левит, оно во всех четырех случаях в русском переводе заменяется эвфемизмом: вместо «козел для Азазела» (точнее — «козел к Азазелу») читается — «козел отпущения». <...> Азазел (Азазил, Азазель) упоминается в энциклопедических словарях и комментариях Библии; например, в названии книги известного — и уважаемого Булгаковым — литератора Н.Н. Евреинова «Азазел и Дионис. О происхождении сцены в связи с зачатками драмы у семитов» (Ленинград, 1924)» (Яновская 2002: 113). В словаре Брокгауза и Ефрона даются следующие сведения об Азазеле: «Азазел — значит козлоудаление или козлоотпущение. В день грехоотпущения, по закону Моисееву (Левит, XVI) избирались два козла, один для жертвоприношения, а другой для отпущения в пустыню, по предварительном возложении на него грехов народа. <...> Позднейшее же еврейское предание обозначает А., как одного из ангелов, сброшенных с неба, во время войны титанов. <...> А., как злой гений, упоминается многократно в апокрифической книге Еноха (VII, 1; X, 12; XIII; XV, 9)» (Энциклопедический словарь, т. 1, 1890: 201). По книге Еноха, Азазел «научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря Азазелу женщины освоили «блудливое искусство» раскрашивать лицо. Поэтому именно Азазелло передает Маргарите крем, волшебным образом меняющий ее внешность. <...> Вероятно, Булгакова привлекло сочетание в одном персонаже способности к обольщению и убийству» (Соколов 1996: 9). С темой оружия и ролью, которую Азазелло играет в романе, связано еще одно значение древнего имени Азазел: «Другие, основываясь на созвучии слов, принимали А. за греческого Марса, носившего у сирийцев имя Азиза <...>, или за египетское божество Isis (Изиду)» (Энциклопедический словарь, т. 1, 1890: 201).

В тетради с материалами к роману 1938—1939 гг. имя Азазел оказывается рядом с именем Абадонна, и оба они объединяются дьявольским треугольником (см. Воланд). Почему? Вспомним эпизод казни барона Майгеля на весеннем балу у сатаны: «Абадонна оказался перед бароном и на секунду снял свои очки. В тот же момент что-то сверкнуло огнем в руках Азазелло» (III: 280). В древних верованиях арабских племен «Азазел приходил к умирающему только вторым. Первым был ангел смерти Аваддон. Тоже черный, как Азазел, он обладал крыльями, увешанными парами человечьих глаз. Если Аваддон смотрел в глаза человеку, тот должен был умереть» (Немцев 1999а: 67).

В словаре Брокгауза и Ефрона сообщается о том, что «у некоторых древних христианских сектантов А. есть имя сатаны <...>. Точно также и у арабов, до и после Мохаммеда, А. известен, как имя злого духа» (Энциклопедический словарь, т. 1, 1890: 201). «Выходит, что на службе у Воланда состоит древнейший из дьяволов, сам претендовавший на трон сатаны» (Зеркалов 2004: 70). Этот факт нашел отражение в истории наименования Азазелло в булгаковском романе.

В начале первой главы в первой тетради черновиков романа 1928—1929 гг. наименование Азазелло принадлежало будущему Воланду (Чудакова 1977: 94). Каким же было наименование интересующего нас персонажа в этой редакции романа? Именовался он — Бонифаций (Чудакова 1976б: 76; 1976а: 224).

В редакции романа, которую Булгаков начал в 1932 году, наименование Азазелло оказывается именем Воланда (см. Воланд). В главе 7 «Волшебные деньги» наименование Азазелло переходит одному из свиты Воланда: «— Идем завтракать, Азазелло, — обратился Коровьев к тому, который именовал себя Кавуновым» (Ф. 562, к. 6, ед. 5, с. 141). Данный фрагмент является более поздней вставкой. Примечательно, что на данном этапе работы над романом персонаж обладает двумя наименованиями Азазелло и Кавунов, вероятно, по аналогии с Коровьевым.

В главе 12 «Дядя и буфетчик» (1933 г.) наименование интересующего нас персонажа — Фиелло: «Кот рассердился и паспорт швырнул на пол.

— Похороны отменяются, — добавил он и крикнул:

— Фиелло!

В передней появился маленького роста, хромой и весь в бубенчиках» (Ф. 562, к. 6, ед. 7, с. 381—382). На всем протяжении главы наименование Фиелло за данным персонажем остается неизменным. В следующий раз встречаем его в главе 19 «Маргарита». Здесь наименование персонажа остается прежним: «— Ах, нет, нет, — поспешил успокоить собеседник, — вам не угрожает никакой арест, я не агент, я и не уличный ловелас. Зовут меня Фиелло, фамилия эта вам ничего не скажет» (Там же: с. 435). В течение нескольких страниц фамилия Фиелло, как назвал свое наименование сам герой, сохраняется, но дальше в этой же главе видоизменяется: «Сверкая глазами на нее со скамейки глядел Фьелло» (Там же: с. 438). Такое написание фамилии остается до фрагмента главы «Шабаш», написанного в январе 1934 года: «— Нет, это не по его части, — отозвался хозяин дома, — это дело Фиелло» (Ф. 562, к. 6, ед. 8, с. 509). Дальше в главе наименование — Фиелло. В этой же редакции романа в июле 1934 года персонаж получает имя Азазелло: «Сзади Воланда стоял мрачный рыжий и косой Азазелло» (Ф. 562, к. 7, ед. 1, с. 10). С этого момента персонаж окончательно и неизменно именуется Азазелло на всем протяжении дальнейшей работы над романом.

В редакции романа 1937 года — «Князь тьмы» — в главе 9 «Негодяй Коровьев» возникает фамилия персонажа 1932 года: «Ковунев появился с феерической быстротою — через пять минут — и оказался маленького роста, но широкоплечим человеком, поразившим Никанора Ивановича клыком, торчащим изо рта, и огненностью шевелюры» (Ф. 562, к. 7, ед. 6, с. 208). В этой главе вновь наблюдается наличие у персонажа двух наименований: одного, скажем так, сакрального, настоящего, известного в кругу Воланда, и внешнего, необходимого и привычного для окружающих, для той среды, где оказываются Воланд и его свита: «Туда же вышел из столовой другой, увидев которого Никанор Иванович ужаснулся бы, ибо это был никто иной как называвший себя Ковуневым. Он, он. Глаз с бельмом, рыжие волосы, клык.

— Ну что ж, идем завтракать, Азазелло? — обратился к нему Коровьев» (Там же: с. 212—213).

В следующей редакции романа — «Мастер и Маргарита», 1937—1938 гг. — такое соотношение наименований персонажа устраняется. В главе 9 «Коровьевские штуки» читаем: «...Фагот-Коровьев пришел в гостиную, где уже сидел тот рыжий, глаз с бельмом, изо рта клык.

— Ну что же будем завтракать, Азазелло? — обратился к нему Коровьев» (Ф. 562, к. 7, ед. 8, с. 245).

Имя Азазелло остается единственным наименованием персонажа, вероятно, потому, что форма его сама по себе является приближенной к именам людей. Итальянизированная форма сакрального имени Азазел — Азазелло — для окружающих звучит как имя человека, имя иностранца.

Несмотря на чудовищность своего облика, Азазелло воспринимается окружающими как человек, что проявляется в словах, заменяющих его имя: «рыжий», «бандит», «разбойник», в сцене с «салфеточкой-подковочкой» Аннушки он назван иностранцем: «Замыкал шествие маленького роста прихрамывающий иностранец с кривым глазом, без пиджака, в белом фрачном жилете и при галстуке» (III: 303). Азазелло в тон восприятия его Аннушкой в качестве иностранца начинает говорить «с сильнейшим заграничным акцентом» (III: 303).

Наименования персонажа разных редакций романа Фиелло, Фьелло, Азазелло отличает итальянизированная форма. Почему имя героя облечено именно в такую форму? По этому вопросу нет единого мнения. А.З. Вулис дает следующее объяснение: «Азазелло — в этом фонетическом рисунке появляется нечто «декамеронистое», с заломленным беретом. Перо, шпага, Венеция, дожи — такой ассоциативный ряд выстраивается в читательском подсознании. И еще выплывает откуда-то позабытое словечко «чичероне», весьма точно обрисовывающее роль Азазелло при Маргарите» (Вулис 1991б: 158). А. Зеркалов полагает, что «имя Азазелло и его слова: «Мессир, мне больше нравится Рим!» вместе с обращениями «мессир» и «донна», возможно, являются указаниями на то, что Воланд имеет постоянную резиденцию в Риме. Такой поворот не неожидан — в православной и особенно в протестантской традиции очень принято отождествлять папский престол с сатанинским» (Зеркалов 2004: 70). По мнению Г.Ф. Ковалева, «изящная, на итальянский манер, огласовка с удвоенными согласными имен Абадонна, Азазелло, Гелла (при этом два последних имени даже рифмуются)» связана с крахом попытки «реализовать свой сценарий «Мертвых душ», где ключевым элементом была экспозиция гоголевского Рима» (Ковалев 2001: 50, 57).

Л.М. Яновская находит этому следующее объяснение: «Библейское имя Булгаков снабдил легкомысленным окончанием. Может быть, по созвучию с именем Лепорелло — дерзкого и преданного слуги пушкинского Дон Гуана. А может быть, подчеркивая легкость огненной натуры своего персонажа» (Яновская 2002: 115).

Возможно еще одно предположение, также на основании ассоциации с пушкинским произведением. Сначала приведем фрагмент из романа Булгакова: «Азазелло, который сидел отвернувшись от подушки, вынул из кармана фрачных брюк черный автоматический пистолет, положил дуло его на плечо и, не поворачиваясь к кровати, выстрелил, вызвав веселый испуг в Маргарите. Из-под простреленной подушки вытащили семерку. Намеченное Маргаритой очко было пробито.

— Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, — кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита» (III: 285). А теперь приведем фрагмент из повести А.С. Пушкина «Выстрел»: «Главное упражнение его состояло в стрельбе из пистолета. Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные. Богатое собрание пистолетов было единственной роскошью бедной мазанки, где он жил. Искусство, до коего достиг он, было неимоверно, и если б он вызвался пулей сбить грушу с фуражки кого б то ни было, никто б в нашем полку не усумнился подставить ему своей головы» (Пушкин, т. 8, кн. 1, 1995: 65). Речь идет о Сильвио. Азазелло и Сильвио. Оба персонажа — первоклассные стрелки. В повести Пушкина блестящая способность Сильвио составила сюжет и дала заглавие произведению. В романе Булгакова Азазелло — «демон-убийца» (III: 389), метким выстрелом прямо в сердце он убивает барона Майгеля, метким выстрелом в семерку пик подтверждает слова Коровьева: «— Ах да, сердце. В сердце он попадает, — Коровьев вытянул свой длинный палец по направлению Азазелло, — по выбору, в любое предсердие сердца или в любой из желудочков» (III: 285). Имена обоих персонажей облечены в одинаковую форму. «Какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя» (Пушкин, т. 8, кн. 1, 1995: 65), — таковы слова Пушкина о Сильвио. ««Иностранное» как «дьявольское» — отождествление, уходящее в глубь российской истории» (Чудакова 1985: 134) отразилось и в образе и наименовании Азазелло.

В последней записной книжке Булгакова (1939—1940 гг.), на букву «Л» значится древнее имя: «Логге» (Ф. 562, к. 17, ед. 17, л. 16). Впервые важность этой записи отметила Л.М. Яновская (Яновская 2002: 115—122), предположив, что, несмотря на завершенность образа, «Азазелло не удовлетворял автора! <...> Сквозь все планы и расчеты прорывалась огненная природа персонажа» (Там же: 122), и, возможно, что Логге — «бог огня в оперном цикле Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга»» (Там же: 117) — новая стадия развития образа Азазелло, которой, увы, уже не суждено было претвориться в жизнь.