Введение

Современная цивилизация переживает процесс рассеивания традиционных национальных и общегуманистических ценностей, началом которого стали общественные катастрофы первой половины XX века. Этническим, социальным, культурным центром, объединявшим, укоренявшим, упорядочивавшим родовые, национальные общности, был всегда дом. Принципы домостроения определяли национально-историческую самобытность народа. На этом основании русская литература создала свод «локальных текстов» — Петербургский, Московский, Провинциальный и др., — исследованию которых посвящены труды Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова и др. отечественных ученых.

В настоящее время представляется актуальным изучение персонального творческого вклада в национальный «городской текст» писателей XX века, сохранявших и утверждавших перед лицом разрушительных процессов в обществе духовные ценности этнокультуры русского дома. В этом смысле особое значение имеет исследование «квартирного вопроса» в творчестве М.А. Булгакова, отстаивавшего традиционные ценности домашнего мироустройства как богатого и надежного ресурса будущего России.

Актуальность данного диссертационного исследования обусловлена несколькими причинами. Разрыв с традиционной культурой домоустройства, как пространства частной жизни русского человека, создал в народе ощущение непрочности, неустроенности среды обитания, изменил стереотипы человеческих отношений в семье и обществе, обусловил кризис национальной и личной идентичности и, вместе с тем, стремление вернуться к своим истокам, интерес к моделям прошлого мироустройства. Все это нашло отражение в художественном мире Булгакова, что, с одной стороны, делает его творчество созвучным современности, с другой стороны, булгаковская летопись истории русского дома актуальна в свете современных культурологических исследований семиотики повседневного бытия человека. Начатое Ю. Тыняновым, Б.М. Эйхенбаумом, Ц. Вольпе исследование «литературного быта» продолжено в работах Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, Л.Я. Гинзбург, И. Паперно, В. Паперного, В.Э. Вацуро, Э.Д. Орлова, Е. Ворониной и др.

В связи с культурологическими исследованиями домашнего микрокосмоса в творчестве Булгакова актуализируется внимание к личности самого писателя. Его обращение к теме дома имеет биографические предпосылки. По свидетельству Е.С. Булгаковой, дом для автора «Мастера и Маргариты» был вопросом жизни: «Квартира! Единственная вещь, волновавшая Михаила Афанасьевича. Его не интересовали никогда никакие богатства, но квартира... тут он замирал... Сводилось все к тому, что у него была бы рыжая борода, маленькая теплая комнатка с русской печью и лоскутным одеялом» [Булгаков, 1989, с. 35]. В конце 20-х годов М.А. Булгаков писал П.С. Панову: «...образ лампы с абажуром зеленого цвета. Это для меня очень важный образ. Возник он из детских воспоминаний и впечатлений — образа моего отца, пишущего за столом. Думаю, лампа под зеленым абажуром на письменном столе отца часто горела за полночь» [Яновская, 1983, с. 6].

К сожалению, ни родители писателя, ни он сам своего дома не имели, снимали квартиры и в Киеве, и в Москве. Во время болезни отца в Киеве переехали в дом на Андреевском спуске, ставший впоследствии прототипом дома семьи Турбиных в романе «Белая гвардия» и во многих других произведениях. Семейный быт с детства прочно вошел в сознание писателя, воплотился в его творчестве. Сложное время обустройства в Москве в 20-е годы писатель описывает в повести «Тайному другу» следующим образом: «Для того, чтобы писать по ночам, нужно иметь возможность существовать днем. Как я существовал в течение времени с 1921 г. по 1923 г., я Вам писать не стану. Во-первых, Вы не поверите, во-вторых, это к делу не относится. Но к 1923 году я возможность жить уже добыл» [Булгаков, 1992, с. 556]. К перипетиям «добывания» жилья М.А. Булгаков возвращается в переписке, в статьях, в художественных произведениях, строя свой «московский текст» в русской литературе. При этом, оспаривая гоголевское видение России, он писал: «Не из прекрасного далека я изучал Москву 1921—1924 годов. О, нет, я жил в ней, я истоптал ее вдоль и поперек. Я поднимался почти во все шестые этажи, в каких только помещались учреждения, а так как не было положительно ни одного 6-го этажа, в котором не было бы учреждения, то этажи знакомы мне все решительно» [Булгаков, 1990, с. 185]. «Я развил энергию, неслыханную, чудовищную», — продолжает он в «Сорок сороков», — «Я не погиб, несмотря на то, что удары сыпались на меня градом, и при этом с двух сторон. Буржуи гнали меня, при первом же взгляде на мой костюм, в стан пролетариев. Пролетарии выселяли меня с квартиры на том основании, что если я и не чистой воды буржуй, то, во всяком случае, его суррогат. И не выселили. И не выселят. Смею вас заверить. Я перенял защитные приемы в обоих лагерях. Я оброс мандатами, как собака шерстью, и научился питаться мелкокоротной разноцветной кашей. Тело мое стало худым и жилистым, сердце железным, глаза зоркими. Я — закален» [Булгаков, 1992, с. 8]. Булгаковские «Дьяволиада», «Собачье сердце», «Зойкина квартира», «Мастер и Маргарита» отразили «жилищный передел», названный так по аналогии с «земельным переделом». «В городе на такие куски делили главную городскую ценность — жилую площадь» [Паперный, 1996, с. 102].

В московском тексте Булгакова отсутствуют символы русской духовной культуры: Кремль, Собор, Храм Христа, как основополагающие архетипы государственности и семейственности, духовности культуры. О чем, в частности, писал Августин Блаженный, акцентируя внимание на том, что город начинается не с камня и стекла, а с идеи, без которой невозможно духовное пространство человека [Блаженный, 2000, с. 880]. «Пока у меня нет квартиры, я не человек, а лишь полчеловека», — писал М.А. Булгаков в дневнике 18 сентября 1923 года. Однако «квартирный вопрос» не сводился только к его личным жилищным проблемам, как и к проблемам быта большинства россиян. «Жилище есть основной камень жизни человеческой», — пишет он в очерке «Москва 20-х годов» [Булгаков, 1992, с. 437].

Современные тенденции в литературе и искусстве к парадоксальному смешению стилей и приемов придают особую актуальность уникальной поэтике М.А. Булгакова, в которой органично сочетаются реальность и фантастика, быт и мистика, профанное и сакральное, так что чтение и понимание произведений писателя, трактовка образов и мотивов его художественного мира остаются проблематичными.

Таким образом, в социально-историческом, культурологическом, биографическом, поэтико-семиотическом аспектах исследование мотивов дома в творчестве Булгакова сохраняет свою актуальность.

Степень изученности проблемы. Отдельные компоненты булгаковского микрокосмоса рассматривались в работах: В.Я. Лакшина «О прозе Михаила Булгакова и о нем самом» (1966—1972), «Мир Михаила Булгакова» (1989), «О Доме и Бездомье (Александр Блок и Михаил Булгаков)» (1993), Ю.М. Лотмана «Дом в «Мастере и Маргарите»» (1997), Б.М. Гаспарова «Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века» (1994), Т.А. Никоновой ««Дом» и «город» в художественной концепции романа М.А. Булгакова «Белая гвардия»» (1987), В.В. Бузник «Возвращение к себе. О романе М.А. Булгакова «Белая гвардия»» (1998). Профессор Парижского университета Марианна Гур, защитившая в 1987 году докторскую диссертацию ««Мастер и Маргарита»: роман и его мир», анализирует поэтику произведения, отмечая использование М.А. Булгаковым «элементов фантастики, гротеска, театральной и кинематографической техники, переходы от романического вымысла к театральным формам, приемы, делающие его романом «нового типа», основанном на сложном использовании пространственно-временных связей, «игровой» ономастики, «зеркальной» композиции, уходящей в бесконечность». В 1988 году вышла работа американского ученого З. Гамплиевич-Шварцман «Интеллигент в романах «Доктор Живаго» и «Мастер и Маргарита»» (1988), где подчеркивается зависимость между биографическим бытом писателя и его творчеством. Дом рассматривается как объект материальной составляющей личности человека. В художественной картине мира писателя исследователи выделяют основные пространственные категории, к которым относят следующие концептуальные топосы: Дом, Квартира, Комната. Некоторые аспекты «городского» и «квартирного» текста писателя стали предметом анализа в статьях: Л.Л. Фиалковой [1986], А.А. Кораблёва [1991], М.Н. Золотоносова [1991], И.П. Золотусского [1993], Е.А. Яблокова [1997, 2001], Е. Скороспеловой [1998], В.А. Малахова [2000], В.А. Коханова [2000], В.А. Ждановой [2003], Ю.Д. Коваленко [2003], А.И. Разуваловой [2004], Н.С. Поярковой [2005], М.С. Петровского [2008], О.А. Казьминой [2009] и др.

В современном булгаковедении образ Дома рассматривается как одна из универсалий художественного мира писателя. Статья А.А. Кораблева «Мотив «дома» в творчестве М.А. Булгакова и традиции русской классической литературы» (1991) представляет собой попытку символико-философского осмысления булгаковской темы Дома в историко-культурном контексте на примере романа «Белая гвардия», пьес «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Дон-Кихот» и романа «Мастер и Маргарита». В статье А.А. Кораблев отметил биографические предпосылки развития темы Дома в творчестве писателя.

В статье Е.Н. Шустовой «Образы дома и дороги в пьесе М. Булгакова «Дон-Кихот»» дом трактуется как «определенная точка отсчета постижения мироздания. <...> Дом становится своеобразной константой в постоянно меняющемся внешнем мире» [Шустова, 2000, с. 43].

Статья В.А. Ждановой «Тема дома в творчестве М. Булгакова» дает общее представление о проблемно-тематическом содержании образов Дома в произведениях «Белая гвардия», «Собачье Сердце», «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Московские сцены», «Мастер и Маргарита». В статье «Человек и его Дом. (По страницам Михаила Булгакова)» (2002) М. Шнеерсон исследует эволюцию образа дома в прозе писателя, перечисляет основные характеристики образа дома, не углубляясь в их анализ. Автор справедливо замечает, что в произведениях М.А. Булгакова — киевлянина и москвича — дом предстает, главным образом, в своей городской ипостаси. Коррелятом микрокосмоса Дома является макрокосмос Города, еще один культурный символ творчества М.А. Булгакова.

Сегодня предпринимаются попытки создания типологии жилища в творчестве писателя, отталкиваясь от заданной Ю.М. Лотманом оппозиции «Дом/Антидом». Исследователи Е.А. Яблоков, В.А. Жданова, Н.С. Пояркова дифференцируют домашний мир Булгакова по признакам связей Дома с мифологическим временем-пространством (потерянный рай, загробный мир), инфернальными силами, первозданным хаосом (коммунальная квартира), космосом, историей.

В статье Е.Е. Бирюковой «Человек и мир в ранней прозе М. Булгакова» (2002) рассматривается образ дома в «Записках юного врача». Дом главного героя — целителя, спасителя человеческой жизни — является, по словам исследователя, «центром не только физического, но и этического пространства». «В этой точке оказывается сконцентрирована жизненная сила всего пространства, изображенного в цикле» [Бирюкова, 2002, с. 155], образуя «единую модель времени-пространства, сближенную с мифологической моделью» [Бирюкова, 2002, с. 158].

Историко-литературную парадигму мотива Дома развертывает диссертация А.И. Разуваловой «Образ дома в русской прозе 1920-х годов» (2004). Автор предпринимает попытку «осмыслить функционирование сущностно важного для национальной культуры топоса дом в ситуации смены культурных парадигм (1920-е годы), привлекая и нелитературный материал: знаменитую «революцию быта» и архитектурные новации 1920-х гг. Автор сосредоточивает внимание на одном сложившемся в русской культуре типе дома — «Дома-гнезда», трансформации которого рассматриваются в двух антагонистичных ценностных системах: «традиционалистской» и «соцреалистической». В этом плане анализируется и роман М. Булгакова «Белая гвардия», хотя естественноприродная семантика моделирующей метафоры «дома-гнезда», не релевантна для урбанистической картины мира М.А. Булгакова.

Более близка нашей работе по теме, материалу, структуре диссертация Н.С. Поярковой «Дом и мир в прозе М.А. Булгакова» (2005). Но, в отличие от нашей работы, автора данной диссертации интересуют, главным образом, «мировоззренческие аспекты» булгаковской концепции Дома, рассматриваемые в свете нравственно-философских и религиозных идей русских мыслителей рубежа XIX—XX веков Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Ильина, М. Гершензона, Н. Трубецкого, П. Струве, П. Флоренского. В предложенной Н.С. Поярковой новой типологии образов Дома в творчестве М.А. Булгакова функционируют «три основных модели дома: дом-«приют» («хорошая квартира»), «исторический» дом и «мертвый» дом («нехорошая квартира»), представленный двумя разновидностями — коммуной и «роскошной квартирой», что, по сути, не вносит существенных новаций в уже известные типологии предшественников.

Общее состояние изучения данной проблемы характеризуется отсутствием целостного, комплексного исследования, охватывающего и генезис булгаковского мотива Дома в традиции русской культуры, и его последовательную эволюцию в творчестве писателя, и своеобразие разработки этого мотива в жанрах прозы, драмы, публицистики писателя, и особенности поэтики и семиотики образов Дома в художественном мире Булгакова.

Новизна нашей работы заключается в последовательном комплексном исследовании поэтики, семиотики, риторики мотива Дома в произведениях М. Булгакова в контексте славянской культуры, русской литературной традиции, в творческой эволюции писателя, в жанровых аспектах прозы, драматургии, публицистики, специфически выявляющих булгаковскую концепцию жизненного пространства русского человека.

Выявлены и описаны динамика, художественно-эстетическое своеобразие развития темы в сатирических повестях Булгакова «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Дьяволиада».

Впервые произведен сравнительный анализ способов изображения домашнего пространства в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных», интерпретированы мотивы дома / бездомья / ложного дома в других пьесах Булгакова, с точки зрения их жанрово-родовой специфики, исследованы и уточнены жанровые характеристики пьесы «Бег» как «драмы-эпопеи».

На основе структурно-семиотического анализа, сравнительно-типологических параллелей, культурологических и социально-психологических интроспекций по-новому интерпретируются сюжетообразующая функция мотива Дома, концептуальное наполнение образов дворца, особняка, коммунальной квартиры, приюта в романе «Мастер и Маргарита».

Объектом исследования является художественный мир произведений Булгакова.

Предмет исследования — поэтика, семиотика, функционирование мотива Дома в художественной системе произведений М.А. Булгакова, жанровое своеобразие разработки этого предмета.

Материалом исследования послужили проза, драма, публицистика, переписка Булгакова, а также произведения русских писателей XIX—XX вв., позволяющие проследить развитие темы дома в классической традиции и в современной Булгакову литературе.

Цель диссертационной работы заключается в исследовании эволюции, поэтики и семиотики мотива дома в творчестве Булгакова.

В соответствии с поставленной целью предполагается решение следующих задач.

1. Проследить генезис мотивов дома в славянской культуре быта и в русской литературе на материале романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин», поэмы Н. Гоголя «Мертвые души» как ключевых текстов русской классики в творчестве Булгакова.

2. Проанализировать поэтику и семиотику образа дома в романе «Белая гвардия» в контексте славянской культуры.

3. Произвести сравнительно-типологический анализ данных мотивов в прозе М. Булгакова и его современников И. Шмелева, Е. Замятина.

4. Выявить динамику и художественно-эстетическое своеобразие развития темы в сатирических повестях Булгакова «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Дьяволиада».

5. Изучить булгаковские трактовки «передела жилья» в публицистике писателя.

6. Определить жанровую специфику изображения интерьеров домашнего пространства в драматургии Булгакова, способы драматизации мотивов дома / бездомья / ложного дома.

7. Исследовать поэтику и семиотику образов «дома», «квартиры», «приюта» в романе «Мастер и Маргарита».

Методология исследования. В своих методологических установках мы ориентировались, прежде всего, на подход, предложенный Ю.М. Лотманом в статье «Заметки о художественном пространстве. Дом в ««Мастере и Маргарите»», в которой ученый вычленяет архетипическую основу оппозиции «дом-антидом» и констатирует факт устойчивости и продуктивности данной архаической модели в дальнейшей истории культуры. По мнению Ю.М. Лотмана, «традиция эта исключительно значима, и в частности, для М.А. Булгакова, для которого символика дома — антидома становится одной из организующих на протяжении всего творчества» [Лотман, 2012, с. 748]. Семантику антидома или «ложного дома», по словам ученого, раскрывает в романе «Мастер и Маргарита» обладающий ярко выраженной инфернальной окраской образ коммунальной квартиры. Многочисленные вариации темы ложного дома, по Лотману, способствуют созданию образа фантасмагорического мира. Отметив, что М.А. Булгаков использует «пространственный язык для выражения непространственных понятий» [Там же, с. 749], что, по его мнению, позволяет осмыслить эволюцию главных героев в ситуации поиска и выбора ими дома: «Духовность образует у Булгакова сложную иерархию: на нижней ступени находится мертвая бездуховность, на высшей — абсолютная духовность. Первой нужна жилая площадь, а не дом, второй не нужен дом» [Там же, с. 751].

Новый взгляд на данную проблему привнес Б.М. Гаспаров в опыте «наблюдений за мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». В основе архитектоники романа, по мнению Б.М. Гаспарова, лежит принцип лейтмотивного построения повествования. При этом ведущими лейтмотивами, «выступающими на самой поверхности мотивной структуры», исследователь называет персонаж с говорящим именем «Бездомный» (Глава № 1) и «Москву» (Глава № 2). Анализируя эти и другие мотивы, Б.М. Гаспаров исходит из понимания двухсторонней природы текста. С одной стороны, осознание текста «невозможно без погружения его в текущую смысловую среду», при которой сам текст становится частицей и движущей силой этой среды; с другой стороны, «непрерывно меняющееся взаимодействие языкового сообщения со средой делает каждое сообщение в каждый момент его бытования в мире говорящего субъекта уникальным и неповторимым феноменом» [Гаспаров, 1996, с. 276]. Исследователь, открывая границы булгаковского текста за счет привлекаемой культурной информации, реминисцентных и аллюзивных источников, в то же время стремится ограничить «разрастание внетекстового материала», оставаясь «на почве исследуемого текста», следуя за теми смыслами и связями, которые присутствуют внутри текста» [Там же, с. 284]. Кроме того, Б.М. Гаспаров в работе «Новый завет в произведениях М. Булгакова» освещает, следуя своему методу, некоторые элементы, мотивы и образы домашнего пространства, такие как, очаг, семья, лампа под зеленым абажуром и т. д. Именно этот путь исследования стал определяющим в нашей работе и привел нас к дальнейшему выявлению и анализу лейтмотивов дома/бездомности, дома/квартиры, дома/театра в других произведениях писателя.

Важной для нас в методологическом плане является статья В.Г. Щукина «Спасительный кров. О некоторых мифопоэтических источниках славянофильской концепции Дома» (2000), которая задает некоторые параметры описания и интерпретации булгаковской концепции дома в контексте славянской культуры и в традиции изображения домашнего пространства в русской литературе XIX века, в частности, в творчестве А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, И.С. Гончарова, для которых Дом является мирообразующим мотивом. Исследователем выделены и описаны сложившиеся в семиозисе русской культуры три риторико-семантические модели жилища: «Дом-коттедж», «Дом-ковчег», «Дом-гнездо». Два первых из них особенно значимы в художественном мире М.А. Булгакова.

Методологической основой диссертационной работы являются, во-первых, общетеоретические труды о литературных жанрах М.М. Бахтина, Н.Л. Лейдермана, В.Е. Хализева, С.Н. Бройтмана¹, о поэтике мотива, сюжета — А.Н. Веселовского, Б.М. Гаспарова, А.Н. Веселовский, В.Я. Пропп, С.Ю. Неклюдов, И.В. Силантьев, В.И. Тюпа², о поэтике и семиотике художественного времени и пространства — М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, В.Н. Топорова, М.С. Петровского и др.³, о мифе, символе, образе — А.Ф. Лосева, А.А. Потебни, С.С. Аверинцева и др.⁴, во-вторых, теоретические и аналитические исследования поэтики и семиотики художественного мира в литературе Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, и др.⁵, в-третьих, культурологические исследования русского быта, «литературного быта» в работах Ю.Н. Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, Ю.М. Лотмана, А.К. Байбурина, Н.Л. Лейдермана, В. Хализева, В. Паперного, В.Д. Лелеко и др.⁶ В-четвертых, монографии и статьи современных булгаковедов: А. Смелянского, М.О. Чудаковой, Е.А. Яблокова, Б.В. Соколова, А.К. Жолковского, Е.В. Пономаревой, М. Шнеерсон, В.А. Ждановой, И.Л. Галинской, Г. Ребель, Н.С. Поярковой, Л.М. Сорокиной, Я.А. Полищук, В.А. Кохановой, О.А. Казьминой и др.⁷

В исследовании поэтики и семиотики Дома мы используем термины «образ дома» и «мотив дома». В первом значении Дом в системе произведений Булгакова рассматривается как словесный художественный образ, претворяющий отраженное в сознании писателя реальное явление в эстетический феномен. В этом смысле образ дома, как и другие предметные образы домашнего пространства, выступают в миромоделирующей функции (Ю.М. Лотман), то есть в качестве компонентов художественного мира произведения, и в риторической функции «поэтики выразительности» (А.К. Жолковский) (тропы и другие риторические фигуры в изображении дома и его вещного мира).

Термин «мотив дома» мы употребляем как в широком и приближенном его значении: «традиционный, повторяющийся элемент фольклорного или литературного повествования» (И.В. Силантьев), так и в значениях, принятых в рамках используемого нами структурно-семиотического метода. С точки зрения последнего, мотив может быть связан не только с сюжетными действиями и событиями (А.Н. Веселовский, В.Я. Пропп), но и со статическими элементами повествования. Так, по мнению С.Ю. Неклюдова, локально-объектные или локально-атрибутивные статические элементы повествования «как своеобразные семантические сгущения» обладают «высокой продуктивностью мотиво- и сюжетообразования», «способностью к разворачиванию в мотив и далее — до размеров целого эпизода»». [Неклюдов, 1984, с. 225, 226]. Собственно и «тип действия может быть определим даже качеством места, к которому оно приурочено» [Там же, с. 225, 226]. Подобная концепция мотива имеет прямое отношение к нашей проблеме, как и исходная дефиниция мотива Б.М. Гаспарова в исследовании романа «Мастер и Маргарита»: «В роли мотива может выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» — событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д. Единственное, что определяет мотив — это его репродукция в тексте, так что, в отличие от традиционного сюжетного повествования, где заранее определено, что можно считать дискретными компонентами («персонажами» или «событиями»), здесь не существует заданного алфавита, он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру» (Б.М. Гаспаров). То есть мотив, взятый не в системе «фабула-сюжет», а в системе «текст-смысл».

В практике анализа и интерпретации конкретных произведений мы использовали структурно-семиотический, сравнительно-типологический, культурологический методы.

Теоретическая значимость диссертационной работы заключается в дальнейшей разработке способов национальной и культурной идентификации человека и его жизненного пространства в переходные исторические эпохи. Важным теоретическим вкладом является применение системного комплексного подхода к исследованию отдельных мотивов в культурно-историческом, биографическом, литературном, мифопоэтическом и других контекстах. Особое значение для теории литературных родов и жанров имеет предпринятая попытка анализа отдельного мотива в жанрово-родовой специфике. Экспликация семантики и функций отдельных фрагментов художественного мира произведений писателя позволяет судить об уникальности мировидения М.А. Булгакова.

Практическая значимость исследования определяется возможностью использования результатов в общих и специальных вузовских курсах по истории литературы XX века, истории культуры, материалы исследования могут быть применены в спецкурсах и семинарских занятиях по творчеству М. Булгакова, в научных исследованиях, посвященных развитию мировой литературы XX века.

Личный вклад состоит в получении результатов, изложенных в диссертации: установление связи темы Дома в творчестве писателя с кризисной ситуацией национальной культуры быта в 1920—30-е гг.; осмысление и описание булгаковской концепции Дома в контексте славянской культуры и традиции русской литературы XIX—XX вв.; исследование поэтики, семиотики, риторики образов Дома в художественной системе писателя; анализ и интерпретация способов сатирического воспроизведения парадоксальных трансформаций домашнего пространства в фантастических повестях М.А. Булгакова, обозначивших в целом необратимый процесс разрушения традиционной русской культуры быта; изучение жанровой специфики разработки метасюжета об исторических судьбах русского дома и его обитателей в драматургии писателя; новое прочтение романа «Мастер и Маргарита» в свете заявленной темы («ревизорская» функция инфернальных персонажей в сюжетостроении, утопия и антиутопия «идеального дома», социальная психопатология как следствие насильственной экспроприации и коммунализации домашнего пространства).

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на аспирантских семинарах кафедры русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета (Барнаул, 2008—2013 гг.), заседании названной кафедры (Барнаул, 2013 г.) и научных конференциях международного и регионального уровня: «Проблемы национальной идентичности в русской литературе XX века» (Томск, 2011 г.), «Труды молодых ученых Алтайского государственного университета» (2008, 2010, 2012), на научно-практической конференции студентов, аспирантов, молодых ученых «Междисциплинарность психологии: правовой, экономический и филологические контексты» (Барнаул, 2012 г.), «XXXIX научной конференции студентов, магистрантов, аспирантов и учащихся лицейных классов» (Барнаул, 2012 г.), «XIV научно-практической конференции молодых ученых «Молодежь — Барнаулу»» (Барнаул, 2012 г.), на международной научно-практической конференции «Теоретические и прикладные вопросы науки и образования» (Тамбов, 31 августа 2013 г.), «Современные гуманитарные и социально-экономические исследования» (Пермь, 26 сентября 2013 г.). Диссертация обсуждена на заседании кафедры русской и зарубежной литературы (2013 г.). Основные результаты исследования отражены в 13 научных публикациях общим объемом 4,90 п. л., в том числе в четырех статьях, включенных в реестр ВАК Минобрнауки РФ.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Рассмотренные и обобщенные в первом разделе первой главы архетипы, типы дома, сложившиеся в многовековой традиции национальной культуры быта (дом-изба, дом-особняк, дом-дворец, дом-ковчег, дом-гнездо, дом-храм), функциональная дифференциация домашнего пространства (передняя, гостиная, столовая, зал, кабинет, спальня), традиционная символика интерьера (печь, окна, двери, лампа, обстановка, убранство) являются фундаментальными в художественной системе М.А. Булгакова.

2. Аксиология, эстетика, семантика дома в произведениях А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя наиболее частотных в интертексте прозы Булгакова, являются главными векторами ценностных ориентаций в моделировании писателем жизненного пространства человека.

3. М.А. Булгаков в своем художественном домоустройстве усваивает и развивает ностальгический пафос и эсхатологические идеи русской литературы начала XX века, не разделяя авангардно-футуристических и «коммунальных» проектов советского новостроя. В ностальгическом модусе общим для прозы М. Булгакова и И. Шмелева, представителя первой русской эмиграции, являются мотивы славянской, православно-христианской обрядности русского дома. В эсхатологическом модусе иносказательная риторика образа дома Булгакова перекликается с системой тропов в мотивах дома Е. Замятина, что выражает некоторые общие тенденции в художественном изображении среды обитания и способов выживания человека в литературе этого периода.

4. Развернутый урбанистический ландшафт романа «Белая гвардия», вследствие насыщенного интертекста и интенсивной символизации реалий городской и бытовой культуры, превращается в ландшафт ментальный, продуцирующий гео-исторические образы как образы-архетипы русского и, шире, славянского домоустройства.

5. Проза М. Булгакова в своей эволюции переживает процесс, по словам А.В. Гараджи, «превращения базовой реальности в чистый симулякр»⁸. Традиция классического реализма в изображении русского Дома и Города в первом романе уступает с каждым новым произведением поэтике условного, гротескного, фантастического начал, в котором находит выражение усиливающееся осознание писателем необратимости процессов разрушения национальных оснований столетней русской культуры быта. Таковы инфернальные мотивы повести «Дьяволиада», фантастические эксперименты над природой человека и животных в повестях «Роковые яйца», «Собачье сердце».

6. Существенные изменения текста романа, произведенные М.А. Булгаковым в пьесе «Дни Турбиных» в соответствии с театральной спецификой писателя, сделали ее не инсценировкой, а вполне оригинальным произведением, наследующим некоторые чеховские принципы сценической организации домашнего пространства, разделения трагического финала и катарсиса. Метаморфозы «жилплощади» в «Зойкиной квартире» развивают в жанровой форме комедии мотивы парадоксальных подмен в повестях «Дьяволиада», «Собачье сердце», генерируя темы, образы романа «Мастер и Маргарита» и пьесы «Бег», в которых Булгаков разрабатывает жанровые принципы драмы-эпопеи, позволяющей осветить судьбу русского дома и его бывших хозяев в широкой пространственно-временной перспективе.

7. В романе «Мастер и Маргарита» происходит интеграция и в то же время развитие проблем, мотивов, образов Дома всего творчества Булгакова. В романе четко определилось неприятие процесса коммунализации частного бытового пространства, порождающего массовую социальную психопатию на почве «квартирного вопроса». При этом глубинные психологические и символические основания человеческой жизни реконструируются в романе М.А. Булгакова в образно-географическом пространстве дома, что делает произведение явлением, большим, чем литература, представляя собой антропологию и социологию российской повседневности XX века.

Структура работы: работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и списка источников фактического материала.

Примечания

1. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин. — М.: Художественная литература, 1975. — 504 с.; Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. — М.: Искусство, 1986. — 445 с.; Лейдерман, П.Л. Теория жанра / Н.Л. Лейдерман. — Екатеринбург: Словесник, 2010. — 906 с.; Лейдерман, Н.Л. Проблема жанра в модернизме и авангарде: испытание жанра или испытание жанром? / Н.Л. Лейдерман // Русская литература XX—XXI веков: направления и течения. Вып. 9. — Екатеринбург, 2006. — С. 3—33; Хализев, В.Е. Драма как род литературы / В.Е. Хализев. — М.: МГУ, 1986. — 260 с.; Хализев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. — М.: Высшая школа, 1999. — 240 с., Бройтман, С.Н. Русская лирика XIX — нач. XX вв. в свете исторической поэтики (субъектно-образная структура) / С.Н. Бройтман. — М.: РГГУ, 1997. — 306 с.

2. Веселовский, А.Н. Избранное: Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. — М.: РОССПЭН, 2006. — 688 с.; Гаспаров, Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века / Б.М. Гаспаров. — М.: Наука. — 1994. — 304 с.; Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. — 364 с.; Пропп, В.Я. Морфология сказки. — Л.: ACADEMIA, 1928. — 156 с.; Неклюдов, С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов / С.Ю. Неклюдов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Сборник научных трудов. Л.: Наука, 1984. — С. 221—229; Силантьев, И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. — Новосибирск: ИДМИ, 1999. — 104 с.; Тюпа, В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов / В.И. Тюпа // Дискурс 2'96. — Новосибирск: 1996. — С. 52—55.

3. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 234—407; Лихачев, Д.С. Поэтика художественного времени. Поэтика художественного пространства / Д.С. Лихачев // Поэтика древнерусской литературы. — М.: Художественная литература, 1979. — С. 209—351; Топоров, В.Н. Пространство и текст / В.Н. Топоров // Текст: семантика и структура. — М.: Наука, 1983. — С. 227—285; Петровский, М. Мастер и Город. Киевские контексты М. Булгакова / М. Петровский. — К.: Ив. Лимбаха, 2008. — 464 с.; Петровский, М. Мифологическое городоведение Михаила Булгакова / М. Петровский // Театр. — М., 1991. — № 5. — С. 14—32.

4. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. — 2-е изд., испр. — М.: Искусство, 1995. — 320 с.; Потебня, А.А. Мысль и язык / А.А. Потебня // Потебня А.А. Слово и миф. — М.: Правда, 1989. — С. 17—200; Аверинцев, С.С. Символ художественный // Краткая литературная энциклопедия. — М., 1968.

5. Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. — М.: Художественная литература, 1979. — 372 с.; Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С. Лихачев // Вопр. лит. — 1968. — № 8. — С. 74—79; Лихачев, Д.С. Литература — реальность — литература / Д.С. Лихачев. — Л., 1984. — 520 с.; Лотман, Ю.М. Литературный быт / Ю.М. Лотман // Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — С. 194; Лотман, Ю.М. Дом в «Мастере и Маргарите» / Ю.М. Лотман // О русской литературе: Статьи и исследования. — СПб.: Искусство, 2012. — С. 748—756; Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века) / Ю.М. Лотман. — СПб.: 1999. — 413 с.; Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследование в области мифопоэтического / В.Н. Топоров. — М.: Прогресс, Культура, 1995. — 623 с.; Лейдерман, Н.Л. «Пространство вечности» в динамике хронотопа русской литературы XX века / Н.Л. Лейдерман // Русская литература XX века. Вып. 2. — Екатеринбург, 1995.

6. Лотман, Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века) / Ю.М. Лотман. — СПб.: Искусство-СПб 1994. — 455 с.; Байбурин, А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / А.К. Байбурин. — СПб.: Паука, 1983. — 188 с.; В. Хализева Эстетика быта: творчество Н.С. Лескова в контексте русской культуры / Ценностные ориентации русской классики. — М.: Гнозис, 2005, — 432 с.; В. Паперного Культура Два / В. Паперный. — М.: НЛО. — 1996. — 325 с.; Лелеко, В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре / В.Д. Лелеко. — СПб.: СПбГУКИ, 2002. — 320 с.

7. Подробнее см.: Смелянский, А. Михаил Булгаков в Художественном театре / А. Смелянский. — М.: Искусство, 1989. — 433 с.; Чудакова, М.О. Жизнеописание М. Булгакова / М. Чудакова. — М.: Наука, 1988. — 492 с.; Яблоков, Е.А. Художественный мир М. Булгакова / Е.А. Яблоков. — М.: Языки славянской культуры, 2001. — 420 с.; Жолковский, А.К. Блуждающие сны и другие работы / А.К. Жолковский. — М.: Наука — Восточная литература, 1994. — 428 с.; Пономарева, Е.В. Новеллистика М. Булгакова 20-х годов / Е.В. Пономарева. — Екатеринбург, 1999. — 275 с.; Шнеерсон, М. Человек и его Дом. (По страницам Михаила Булгакова) / М. Шнеерсон // Новый журнал. The New Review. — Нью-Йорк, 2002. КН 229. — С. 185—195; Соколов, Б.В. Булгаковская энциклопедия / Б.В. Соколов. — М.: Локид, 1998. — 592 с.; Жданова, В.А. Тема дома в творчестве М.А. Булгакова / В.А. Жданова // Начало. Вып. 6. — М., 2003. — С. 123—141; Галинская, И.Л. Наследие М. Булгакова в современных толкованиях: сб. науч. тр. / И.Л. Галинская. — М.: ИНИОН РАН, 2003. — 130 с.; Ребель, Г. Художественные миры романов М. Булгакова / Г. Ребель. — Пермь: ПРИПИТ, 2001. — 196 с.; Пояркова, Н.С. Дом и мир в прозе М.А. Булгакова: дис. ... канд. филол. наук / Н.С. Пояркова. — М., 2005. — 210 с.; Сорокина, Л.М. Сакральная география Москвы в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: дис. ... канд. филол. наук / Л.М. Сорокина. Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова. — М., 2010. — 160 с.; Полищук, Я.А. Имагологический локус Киева в русской культуре XX века / Я.А. Полищук // Региональный литературный ландшафт в русской перспективе: сборник научных статей / Тюменский государственный университет; [отв. ред. Е.Н. Эртнер]. — Тюмень: Печатник, 2008. — С. 73—83; Коханова, В.А. Роман М.А. Булгакова «Белая гвардия» сквозь призму хронотопа / В.А. Коханова. — М.: «Ремдер», 2008. — 161 с.; Казьмина, О.А. Драматургический сюжет М.А. Булгакова: пространство и время в пьесах «Зойкина квартира», «Бег», «Блаженство»: дис. ... канд. филол. наук / О.А. Казьмина. — Воронеж, 2009. — 200 с.

8. Гараджа, А.В. Критика метафизики в неоструктурализме (по работам Ж. Дерриды 80-х годов) / А.В. Гараджа. — М.: 1989. — С. 17.