Клан

Богатство обязывает.

Павел Рябушинский

Основатель рода, «Михаил Яковлев сын Денисов», родился в 1786 году в крестьянской семье, проживавшей в слободе Ребушинской Пафнутьево-Боровского монастыря в Калужской губернии. Впоследствии Михаил возьмёт себе фамилию по месту, где родился.

Торгуя тканями, производимыми в кустарных мастерских во Владимирской губернии, шестнадцати лет от роду Михаил записался в 3-ю московскую купеческую гильдию. В Москве он выгодно женился на Евфимии Скворцовой, дочери богатого московского купца, имевшего собственное кожевенное дело и владевшего несколькими домами. Война 1812 года разорила его, и на несколько лет Михаил даже был вынужден покинуть купеческое сословие и записаться в мещане. Но человек он был упорный и хваткий, и к концу 1820-х годов Рябушинские уже имели на Якиманке собственный дом, где росло следующее поколение — две дочери и три сына: Иван, Павел и Василий.

К 1840-м годам дело расширилось настолько, что Михаил Яковлевич завёл мануфактуру для выделки полушерстяных материй, организовав её в собственном доме. Около 200 рабочих на 140 ручных станках обеспечивали предпринимателю доход до 50 тысяч рублей серебром ежегодно. Семейное дело не просто окрепло — оно уже обещало превратиться в торгово-промышленную империю... но возникли сложности с наследниками.

Старший сын Иван женился против воли отца, в наказание был выделен «от семейства и капитала» и до конца жизни вел торговлю самостоятельно.

Павла отец женил по своему расчёту на Анне Фоминой, внучке основателя Рогожского старообрядческого кладбища Ястребова. Жена была старше Павла на несколько лет, и уживались они с трудом. Тем не менее у них родилось семеро детей (мальчик, умерший в младенчестве, и шесть девочек). Лет пятнадцать промучился послушный сын, но когда в 1858 году Михаил Яковлевич преставился (оставив детям имущество, которое оценивалось в 2 миллиона рублей ассигнациями), Павел решил, что хорошего понемножку, и затеял бракоразводный процесс, обвинив супругу в прелюбодеянии. После развода лет десять он наслаждался свободой, думать не думая ни о каком браке, разве что о женитьбе младшего брата. Как-никак, сыновей-то в роду не было.

Василий уже приглядел себе невесту, восемнадцатилетнюю Александру, дочь крупного хлеботорговца Степана Овсянникова. Семейство было почтенное, старообрядческое, и препятствий к браку никаких не имелось, а значит, Павлу как главе семьи предстояло ехать знакомиться.

Он и познакомился. Невеста оказалась так хороша (а главное, живой и энергичный Павел явно понравился ей сильнее, чем молчаливый и скованный Василий), что пятидесятилетний глава семьи совершил неожиданный поступок — взял да и сделал Сашеньке предложение от собственного имени. И это предложение было принято, несмотря на разницу в возрасте.

Должно быть, их брак оказался как раз из тех, что и впрямь заключаются на небесах: у Рябушинских родилось шестнадцать детей, из них тринадцать (восемь сыновей и пять дочерей) достигли совершеннолетия, и только трое отпрысков умерли в детстве.

Что же до брака земного, то в церкви они, будучи староверами, не венчались, а совершили обряд в молитвенном доме. Здесь необходимо пояснить, что в России регистрация супружеских союзов «по расколу», как они официально назывались, была обставлена рядом унизительных условий. Браки раскольников полагалось обязательно фиксировать в метрических книгах, которые велись в полицейских участках. Туда супругам надлежало явиться с двумя поручителями, объявление о браке вывешивалось на дверях участка, а родившиеся дети записывались в полицейские книги. Эта тягостная процедура вынуждала старообрядцев обращаться за регистрацией лишь в самом крайнем случае, когда требовалась какая-либо справка. Рябушинские свой союз официально оформили несколько лет спустя, когда в семье уже подрастали дети. Так как в случае рождения детей тоже полагалось наносить визиты в полицейский участок, то тяготившийся этой обязанностью глава семейства регистрировал сразу по нескольку детей, дабы в участке бывать пореже.

Вскоре после смерти отца Павел купил в Вышнем Волочке фабрику — убыточную, но зато большую и очень удачно расположенную (на линии Николаевской железной дороги и почти на одинаковом расстоянии от Москвы и Петербурга). Чтобы её приобрести и переоборудовать, он продал все принадлежавшие семье старые мануфактуры, которые с их ручными станками приносили всё меньше и меньше прибыли. Зато новая фабрика стала самой современной в России благодаря паровым машинам, приводившим в действие каждый станок. Такой технологический прорыв позволил Павлу построить ещё несколько текстильных предприятий. Детям в наследство он оставил уже не 2, а 20 миллионов рублей.

Василий, у которого старший брат увёл невесту, так и остался холостяком. А восемь сыновей Павла Михайловича образовали семейный клан, очень дружный и дисциплинированный. Но почти каждый из братьев проявил себя как интересная личность.

Старший, Павел Павлович, стал директором-распорядителем «Товарищества мануфактур П.М. Рябушинского с сыновьями», председателем Московского биржевого комитета, депутатом 3-й Государственной думы и главным редактором газеты «Утро России». Это он пустил в оборот идиому «железный занавес», он же блеснул выражением «костлявая рука голода» — и большевики долго поминали ему эту фразу, хотя и придавали ей несколько иной смысл. Кстати, Павел Рябушинский высказал ещё одну хорошую мысль: «Богатство обязывает». Жаль, что она забыта.

Степан управлял торговой частью семейной фирмы. С 1905 года, после Манифеста и официального разрешения открывать старообрядческие храмы, он начал собирать иконы «старого письма»: покупал их в больших количествах по всей России, лучшие оставлял себе, другие жертвовал в старообрядческие храмы. Он создал реставрационную мастерскую, благодаря чему были открыты многие шедевры древнерусского искусства. К 1914 году Степан Рябушинский владел одной из лучших коллекций икон в Москве и намеревался сделать её доступной для обозрения. Стены комнат его особняка на втором этаже декораторы уже обили кожей, но начавшаяся Первая мировая война разрушила его планы. Впрочем, иконы из коллекции Степана Павловича всё равно после революции оказались в Третьяковской галерее, Историческом музее и Оружейной палате.

Владимир Павлович участвовал в Первой мировой и в Гражданской, был награждён Георгиевским крестом; в эмиграции основал общество «Икона» и написал несколько работ по истории русской иконописи.

Сергея считали талантливым скульптором. Известно, что Илья Репин ходатайствовал перед правлением Товарищества передвижных выставок об избрании Сергея Рябушинского в члены общества.

Степан, Владимир и Сергей стояли у истоков отечественной автомобильной промышленности — они основали первый в России автомобильный завод AMO (Автомобильное московское общество, ныне ЗИЛ, завод имени Лихачёва).

Михаил занимался делами семейного банка и коллекционировал работы русских и западноевропейских художников. Жемчужинами его собрания были «Бульвар Монмартр» Камиля Писсарро, «Мост Ватерлоо» Клода Моне, врубелевский «Демон» и его же кисти портреты Брюсова и Мамонтова...

Дмитрий являлся членом-корреспондентом Французской академии наук. На подмосковной реке Пехорке профессор Рябушинский устроил гидродинамическую лабораторию, а в своём имении Кучино он при содействии Николая Жуковского создал первую в России аэродинамическую лабораторию, на базе которой в советское время был создан институт ЦАГИ. Вскоре после революции большевики Дмитрия арестовали и собирались поставить к стенке, но помогло заступничество Горького, с которым профессор был хорошо знаком.

Фёдор умер молодым, в двадцать пять лет, но и он успел сделать доброе дело: выделил 200 тысяч рублей для организации научной экспедиции на Камчатку. В принципе он собирался сам принять в ней участие, но скоротечная чахотка — неподходящий спутник для путешествий.

Николая в семье считали «беспутным». Он после смерти отца предпочёл выйти из бизнеса и свою долю наследства употребить на собирание предметов искусства и антиквариата. Надо сказать, что никаких способностей к бизнесу Николай не имел — мало того что был отчаянным картёжником, так ещё и театралом, а точнее — поклонником актёрских дарований. Ухаживая за певицей кафешантана француженкой Фажет, он потратил денег едва ли не больше, чем его брат Фёдор выделил на камчатскую экспедицию. Какова бы ни была эта сумма, братья сочли её «вызывающе неприличной» и над транжиром учредили опеку. Когда опека была снята, Николай организовал выпуск художественного иллюстрированного журнала под названием «Золотое руно», пригласив для участия в проекте наиболее ярких художников того времени: Лансере, Сомова, Остроумову-Лебедеву, Бенуа... В 1906—1907 годах по заказу Николая Павловича были созданы и воспроизведены в «Золотом руне» прижизненные портреты русских писателей, причём художников для каждой работы Рябушинский выбирал лично: К. Сомов писал А. Блока, Б. Кустодиев — А. Ремизова, Л. Бакст — А. Белого. Портрет В. Брюсова создал уже тяжелобольной в то время М. Врубель.

Журнал получился роскошным и очень дорогим, расходы на его издание превосходили доходы в шесть раз, и поддерживать проект Николаю приходилось из собственных средств, к тому же он однажды так проигрался в карты, что меценатствовать уже не стало возможности. Пришлось и журнал закрыть, и даже частично распродать коллекцию живописи.

Лучшие полотна Николай оставил себе — они украшали собой его виллу «Чёрный лебедь», расположенную в Петровском парке и знаменитую тем, что у входа сидел на цепи ручной леопард, а в глубине сада красовался приготовленный для владельца мраморный склеп.

Однако судьба и здесь распорядилась по-своему: случившийся на вилле пожар уничтожил почти все картины, а упокоиться в склепе Николаю помешала революция. Позднее в семье невесело шутили, что Николаша оказался умнее всех, так как еще до революции всё промотал и потому от национализации не пострадал.

Эпилог

С приходом большевиков Рябушинские в разные годы оказались за границей — все, за исключением двух сестёр, Надежды и Александры, погибших в Соловецком лагере.

А покинутый дом Степана Павловича Рябушинского советское правительство предоставило Максиму Горькому, когда в 1932 году основоположника социалистического реализма убедили вернуться из эмиграции, но история его проживания в этом особняке заслуживает отдельного рассказа, а нам пора продолжить путь.