Если существуют места с какой-то особой аурой, то к Патриаршим это относится в полной мере. Воспринимают ауру все по-разному: одних она настраивает на романтический лад, других тянет о душе подумать, а лично меня охватывает ощущение смены темпа — словно тут время течёт в режиме замедленного воспроизведения, отчего на сердце делается удивительно легко и спокойно, неизбывное московское желание прибавить шагу и везде успеть как-то незаметно отпускает и хочется, наоборот, присесть на скамейку и провожать взглядом облака или пару лебедей на пруду.
Здесь в любое время года хорошо и красиво, недаром так любят эти места кинематографисты; но почти каждому приходящему сюда человеку прежде всего вспоминается фраза: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два. гражданина...»
Если немного помедлить, непременно появится какая-нибудь экскурсия, и гид поведает, что наискосок от «Патриарха», на перекрёстке Малой Бронной и Ермолаевского, — то самое место, где безуспешно пытался затормозить трамвай, под который «пристроил несчастного Мишу Берлиоза» один таинственный иностранец. Так ли это, неизвестно. Москвоведы утверждают, что трамвайных маршрутов на Бронной никогда не было; старожилы говорят, что трамваи всё же ходили, но по Ермолаевскому переулку; а кое-кто готов побожиться, будто при ремонте дорожного покрытия рельсы под асфальтом видел своими глазами...
Имеет ли смысл выяснять, кто прав, если действие романа протекает в некоем условном будущем? Как известно, в одной из первых редакций романа всё происходит в июне 1943 года, да и в каноническом тексте книги сказано: «подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную», то есть и для Булгакова во время работы над романом никакого трамвая здесь ещё не было.
В любом случае Патриаршие пруды — одно из самых что ни на есть булгаковских мест в Москве, и неудивительно, что именно здесь предполагалось создать тематический парк, посвящённый автору и действующим лицам «Мастера и Маргариты». Но победивший в конкурсе проект Александра Иулиановича Рукавишникова не был реализован, причём по причине, диковинной как для Москвы, так и для России в целом — вследствие протестов местных жителей.
Сейчас, когда эта история осталась в прошлом, можно лишь сожалеть, что судьба художественной композиции, способной стать одним из лучших украшений нашей столицы, сложилась так неудачно. А ещё — можно задуматься о причинах этого факта.
Патриаршие пруды. Фото из семейного архива Юрия Викторовича и Виктора Анатольевича Мясниковых, 1927—1930 гг.
Очевидными представляются две. Советская монументальная пропаганда не предполагала никаких обсуждений: под гром оркестра сползала наземь кумачовая ткань — вот и памятник, прошу любить и жаловать. Разнообразие не поощрялось, сами знаете. В результате за семьдесят лет сознание наших сограждан деформировалось настолько, что девушку с веслом и мужика в пиджаке на броневике большая часть публики воспринимает как норму, «а что сверх того, то от лукавого». Так что яркая оригинальность проекта сослужила бы ему плохую службу даже в случае широкого обсуждения. Если бы оно состоялось — ох как непросто было бы объяснять народным массам, почему Булгаков сидит на недоломанной скамейке, вместо того чтобы стоять на постаменте, как полагается приличному автору... и почему Иешуа идёт по воде... и не кощунство ли это?.. и почему примус такой громадный... и вообще — нельзя ли как-нибудь без примуса?
Двенадцатиметровый примус являлся если не центром композиции, то очень важным её смысловым узлом. Огибавшая пруд узкая дорожка, проведя посетителей мимо фигур Булгакова и удаляющегося от него Иешуа, мимо прокуратора с его верным псом, Левия Матвея, Коровьева и Бегемота, мимо парящих над землёй, застыв в объятии, Мастера и Маргариты, приводила к примусу.
Подобно кувшину, где томится в заточении злой джинн, пустотелый примус должен был скрывать в себе персонажей из «мистической» части романа. Красотка Гелла со шрамом на шее и клыкастый вампир Варенуха, Абадонна с браунингом и Азазелло с обглоданной куриной костью в нагрудном кармане, Воланд и его свита, летящие над ночной землёй, — на бронзовых барельефах всё это и многое другое открывалось бы глазам того, кто войдёт под купол.
В отличие от примуса, который починял кот Бегемот, этот пламенем полыхать не должен был, но зато мог бы стать самым необычным из городских фонтанов. Его подсветка в ночное время превратила бы Патриаршие в идеальное место для романтических свиданий, а днём конечно же туристы непрестанно щёлкали бы затворами камер, фотографируя друг друга на фоне скульптур.
Не только в Москве — пожалуй, и нигде в мире не существовало ничего подобного. Однако такому неординарному проекту, помимо одобрения властей, требовалась поддержка в виде грамотно проведённой PR-кампании, способной правильно расставить акценты и снять все вопросы. В конце концов, любить роман Михаила Булгакова или понимать творчество Александра Рукавишникова никто ведь не обязан... Но по привычке решили обойтись без обсуждений. Объявив 2002-й годом Булгакова, московские власти полагали сооружение мемориальной композиции чем-то естественным и не касающимся никого, кроме мэрии. Ошибка оказалась роковой.
Одна из частей неосуществлённого мемориала — Маргарита и Мастер. Фото 2011 г.
Памятник 300-летию Российского флота, незадолго до того возникший на стрелке Болотного острова внезапно, как выстрел без предупреждения, стал не только притчей во языцех (по количеству неодобрительных оценок эту работу Зураба Церетели можно было вносить в Книгу рекордов Гиннесса), но и понятным для всех примером того, «как не надо». Отныне любой житель Москвы знал, что мэр считает возможным по своему усмотрению не только сносить одни объекты и возводить другие, но и украшать город на свой вкус, отнюдь не безупречный. Такое знание и вытекающее из него вполне обоснованное недовольство сами по себе значат немного, но вот если этим правильно распорядиться...
И желающие распорядиться нашлись быстро. Возможно, кто-то из жильцов «Патриарха» (или соседних домов, менее пафосных, но тоже весьма непростых) представил, какое может образоваться многолюдье вокруг пруда после открытия мемориала, и не обрадовался такой перспективе. Не исключён и другой вариант: первоначальный проект предполагал уменьшение глубины пруда, а кроме того, якобы устройства под ним автостоянки — и если это правда, то не получилось ли так, что там кому-то не досталось места, как в фильме «Гараж»?.. Во всяком случае, не составило труда собрать подписи местных жителей под письмом протеста, достаточно было задать им простые вопросы: вы хотите, чтобы тут было как на Арбате?.. чтобы негде стало выгуливать собак?.. чтобы вместо нашего пруда появилась чья-то автостоянка?.. чтобы исчезли лебеди?
Правильно поставленный вопрос — это уже половина ответа. Разумеется, люди сказали «нет». Однако по просьбам трудящихся у нас только цены повышали, а на протесты граждан всегда клали с прибором. Власть в свойственной ей манере никого не удостоила ответом, и стройка продолжилась. Тогда к протестам местных жителей присоединилось изрядное количество людей, раздражённых градостроительной политикой тогдашнего мэра, — уж слишком много, нестерпимо много уголков старой Москвы загубила его деловая активность.
Подключилась пресса и надавала пинков мэру, а заодно и создателям мемориала «со статуей булгаковского Христа, шествующего по водам пруда, и персонажами из сатанинского окружения, включая облезлого кота и "бессовестную девицу", рассаженными по берегам». Теперь отмалчиваться власти уже не могли, но диалог так и не сложился: в пылу конфликта протестующие уже не хотели вдаваться ни в какие обсуждения художественных решений, а требовали только одного: оставьте всё, как было!
Отдавший четыре года жизни работе над этим проектом Александр Рукавишников, чтобы всё не пошло прахом, пообещал: «Я буду переделывать проект до смерти, до гробовой доски, пока не будет никаких протестов». В одном из выставочных залов Москвы открыли для обозрения часть уже отлитых скульптур и макет нового проекта, из которого автор убрал ужаснувший всех примус. Но никакие компромиссы помочь уже не могли. Страсти достигли такого накала, что не оставалось иного выхода, кроме закрытия проекта.
Памятник Ивану Крылову. Фото 2013 г.
И вот на Патриарших всё осталось, как было. Рядом с небольшой детской площадкой — аллейка бронзовых зверей из басен Ивана Крылова и памятник самому баснописцу. Надо сказать, крайне благополучный дядька был Иван Андреевич, жуир и картёжник, и всё у него в жизни было тип-топ, даже умер, как утверждали мемуаристы, подавившись блинчиком, — в общем, не чета Булгакову, умиравшему медленно и мучительно.
В 1976 году, когда мемориал Крылова занял здесь место (неподалёку от дома, где жил Иван Андреевич), эта работа скульпторов Андрея Древина и Даниэля Митлянского смотрелась почти как авангард, особенно в сравнении с множеством истуканов, изображавших героев рабочего класса. Сейчас, пожалуй, уже нет — и примитивизм Митлянского, и академизм Древина кажутся старомодными. Однако же, кто первый встал, того и Патрики — и теперь уже всё, «Боливар не выдержит двоих».
Но хватит о печальном! Пора двигаться дальше, а для этого нужно обойти пруд.
Если мы пожелаем идти против часовой стрелки, нам наверняка встретятся группы молодёжи в чёрных одеяниях. Несмотря на инфернальный имидж, они вовсе не адепты Евангелия от Воланда и вообще вряд ли почитатели Булгакова, а всего лишь готы. Никаких шабашей они тут не устраивают, просто мирно тусуются, но вид имеют столь суровый, что представители прочих молодёжных субкультур как-то не рискуют здесь появляться.
Если же мы пойдём по часовой стрелке, вдоль Малой Бронной, то слева от нас останется дом № 42, в котором жила певица Валентина Толкунова, затем № 36 (в нём создатели фильма «Ландыш серебристый» поселили поп-звезду Ирму), а на углу с Малым Козихинским — дом № 28, принадлежавший до революции брату Ивана Мозжухина, звезды немого кино.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |