Проведенный пообразный анализ позволяет, как нам кажется, теперь перейти к тому, что является главной задачей нашего исследования — определению общей концепции произведения или, по крайней мере, ее основных составляющих, характерных особенностей их взаимосвязи и соподчинения. Отчасти эта работа была нами проделана в предыдущем разделе, где мы рассмотрели содержание основных образов романа в плане нравственно-философской проблематики, а также некоторые аспекты их взаимосвязи. Теперь необходимо свести результаты проведенного нами исследования образной структуры романа в единую систему. Но прежде, чем перейти к этому, следует остановиться на вопросе, который ранее не был нами рассмотрен в полном объеме: характере соотношения образов главных представителей потустороннего мира в романе — Воланда и Иешуа. Напомним, что это соотношение мы рассматриваем как дуалистическое, но, вместе с тем, трактуем дуализм романа несколько иначе, чем И.Ф. Бэлза и другие авторы, связывающие его с отражением зороастрийских, манихейских, гностических, богомильских, альбигойских и иных дуалистических воззрений в мировоззрении писателя1. Дело в том, что все указанные учения, при известном своеобразии каждого из них, исходят из общей посылки о существовании в мире двух противоположных и враждебных друг другу начал мироздания, олицетворенных добрым и злым божествами. К ведению первого относится свет, духовный мир, соответственно, человеческая душа, второго — тьма, материальный мир, человеческая плоть. Между собой эти божества ведут непрекращающуюся непримиримую борьбу, объектом которой является и человек с его высокими духовными устремлениями и низкими плотскими страстями и побуждениями2. Но Воланд не укладывается в эту четко определенную схему, согласно которой он, как главное злое божество, должен противостоять доброму богу в лице Иешуа и преследовать положительных героев «Мастера и Маргариты». Напротив, в романе он выступает в качестве единственной действенной силы, активно противостоящей земному злу и покровительствующей страдающим от него главным героям. Согласно средневековым еретическим учениям богомилов, альбигойцев, катаров, вальденсов и др., поскольку местом пребывания злого бога является земля (в отличие от доброго божества, управляющего небесной сферой), то от него исходит не только земное зло, но и все земное добро. По мнению некоторых исследователей, под эту характеристику как раз подпадает Воланд3. Но дело в том, что Воланд в «Мастере и Маргарите» действует не только в земной, но и в потусторонней реальности, куда и возвращается в конце романа, и в обоих случаях его деятельность имеет общую направленность.
В тексте романа нет и каких-либо свидетельств о его враждебном отношении к Иешуа, должному быть, согласно основному положению указанных дуалистических систем, его антагонистом. Напротив, в тексте произведения содержатся моменты, недвусмысленно свидетельствующие об ином, вполне доброжелательном отношении Воланда к Иешуа, основанном на взаимном признании и уважении. Поэтому распространенные среди части булгаковедов ссылки на приведенные выше дуалистические течения, как нам кажется, не совсем адекватны содержанию романа и не могут полностью объяснить особенности взаимоотношения образов Иешуа и Воланда и их положение в структуре мироздания в произведении. Следует отметить, что некоторые исследователи обнаруживают близость философской концепции романа к дантовской4. Мы не оспариваем влияния идей, заложенных в «Божественной комедии» Данте, на взгляды Булгакова, получившие отражение в его последнем романе, но, как нам кажется, о полном их соответствии говорить нельзя. В частности, у Данте грешники в аду отбывают вечное наказание. В «Мастере и Маргарите» же несущие по ведомству Воланда наказание могут, как в случае с Пилатом и Фридой, искупив свою вину, получить изменение своей участи и даже, как Пилат, переместиться в иную, высшую сферу.
Н.П. Утехин, критически оценивший попытки И.Ф. Бэлзы обнаружить в романе следы богомильских дуалистических представлений, полагает, что четкое разделение функций между ведомствами Воланда и Иешуа и слова Воланда, обращенные к Левию Матвею, о том, «что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени», — то есть те особенности идейной конструкции и фрагменты текста романа, которые сторонниками дуалистической версии рассматриваются как самые весомые аргументы в поддержку их точки зрения, являются на самом деле проявлениями закона борьбы и единства противоположностей, действующего и в нашем мире, и за его пределами5. Но в «Мастере и Маргарите» нет никаких видимых следов борьбы противоположностей, олицетворяемых Иешуа и Воландом. Напротив, справедливо отмечаемое рядом авторов строгое разграничение функций между двумя «ведомствами», ими руководимыми, обуславливает, как нам кажется, их полное согласие и взаимопонимание. Некоторое непонимание особенностей их взаимоотношений проявляется в романе только со стороны представителей земного мира, что вполне объяснимо и простительно для тех, кто впервые столкнулся с масштабным вмешательством сверхъестественных сил, полностью изменившим их жизнь.
По нашему мнению, Иешуа и Воланд воплощают собой две равнозначимые и равнонеобходимые составляющие мироздания. Они друг другу никоим образом не враждебны, а взаимодополняют и обуславливают друг друга, что следует из слов Воланда, продолжающих приведенную выше фразу в его диалоге с Левием Матвеем: «Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?»6. Иешуа, проповедующий изначальную доброту всех людей и признающий в качестве способа их исправления лишь силу слова, убеждения, не может и в своем надмирном существовании отступить от принципов, воплощением которых он является. Поэтому функция наказания зла, подразумевающая и применение насилия, отдана Воланду. В этом мы согласны с исследователями, предполагавшими именно такое распределение обязанностей между этими двумя персонажами7. Воланд владеет широким и разнообразным диапазоном применяемых им способов и видов наказания: от использования в этих целях компетентных органов, высмеивания, физического уничтожения и пр. в земной жизни до спроецированных в вечность мук совести в потусторонней реальности, а в особых случаях — и лишения вечности. Но какое бы воздействие на грешников Воландом не применялось, оно имеет строго индивидуальный характер, определяемый поступками самого персонажа, степенью вины и уровнем ее осознания. Наказание зла — это только одна сторона воздаяния. Другой является дарование заслуженной награды тем, кто этого достоин. Возникает вопрос — чем определяется воздаяние, произвольно ли оно осуществляется представителями сверхъестественных сил или же будущее человека, его судьба целиком и полностью зависят от него самого? Последняя точка зрения нашла прямое выражение в романе в словах Ивана Бездомного, отвечающего на вопрос Воланда о том, кто же, если бога нет, «управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?», следующим образом: «Сам человек и управляет»8. В ответ на это заявление Воланд разражается длинной тирадой, в которой пытается убедить своих собеседников в невозможности этого для людей, поскольку человек не может предвидеть даже свое ближайшее будущее. Самым весомым аргументом в пользу этой точки зрения, по мнению Воланда, является внезапная смерть, не ожидаемая человеком и не зависящая от его воли. Ярким примером, подтверждающим слова Воланда, служит именно такая кончина Берлиоза под колесами трамвая. Вместе с тем пообразный анализ романа приводит к выводу, что судьба его героев определяется ими самими. Каждый из них в определенный момент (а некоторые не один раз) ставится перед нравственным выбором: поддаться на искушение властью, страхом, валютой и пр. или нет; спасти свою жизнь ценой обмана или остаться верным правде до конца; преодолеть свой страх перед встречей с таинственным иностранцем или и дальше терзаться неизвестностью; откликнуться на чужую боль, страдание или же остаться к ним глухим и думать лишь о собственных интересах; отказаться от догматических представлений, господствующих в повседневной действительности, или же так и пребывать в их ограниченном кругу и т. д., — и от принятого ими решения зависит тот или иной вариант их последующей судьбы. Сверхъестественные же силы по своему усмотрению, произвольно не могут распоряжаться жизнью героев. Воланд и его приближенные выступают только исполнителями той программы, что закладывается самими людьми. То есть действия, поступки, мысли, чувства людей и есть тот высший и единственный критерий, что определяет их будущее. Это кармический принцип, характерный для индо-буддийской философии. Карма — это, если обобщить различные варианты толкования этого понятия, совокупность совершенных поступков и их последствий, определяющая характер дальнейшего существования. В узком смысле под кармой понимается влияние совершенных действий на настоящее и будущее человека9. По представлениям буддистов, карме подчиняются даже боги10. На наш взгляд, эти характерные особенности концепции кармы обнаруживают определенное сходство с авторским пониманием проблемы управления человеческой жизнью, поставленной в романе «Мастер и Маргарита». Что касается мнения Воланда, казалось бы, противоречащего изложенному выше пониманию роли человека в управлении своей жизнью и определении своей будущности, то мы полагаем, что его выступление было направлено против упрощенного примитивного понимания данного вопроса. Человеческая жизнь складывается из многих факторов, не все из которых поддаются учету и планированию. Человек действительно может быть «внезапно смертен», зависим от воли вышестоящих государственных инстанций, природных сил, но главное, от чего зависит его судьба, если не земная, то, по крайней мере, посмертная, все равно в любом случае определяется содержанием и направленностью совершаемых им действий, в первую очередь их нравственным аспектом. И здесь имеет место своего рода разделение труда: жизненный нравственный выбор осуществляется человеком, воздаяние как его следствие — высшими силами в лице Воланда при определенном участии Иешуа в форме наказания или награды.
Нам представляется, что соотношение двух разных начал мироздания в романе, двух «ведомств», олицетворяемых Иешуа и Воландом, своими характерными чертами может быть сопоставлено не с известными европейскими дуалистическими течениями или теми учениями, что легли в древности в их основу, а с иной, тоже дуалистической системой, отличающейся от всех остальных тем, что в ней упор делается не на борьбу, а на единство противоположностей. Это даосизм, религиозно-философское учение, возникшее в VI в. до н. э. и получившее распространение в Китае. Согласно даосской концепции мироздания, в основе всего сущего лежат два противоположных и взаимодействующих начала — инь и ян. Инь — это тьма, холод, зло, мягкость, слабость, женское начало. Ян — это свет, тепло, добро, твердость, сила, мужское начало. Они неразрывно соединены друг с другом и находятся в вечном движении, составляя вместе дао — путь, естественный порядок вещей, природу11. Но в дуалистической структуре даосов есть одна существенная черта, не находящая себе аналогии в дуализме «Мастера и Маргариты» — взаимопереход ее основных начал. Каждое из них содержит в себе частицу противоположного и периодически в него переходит. Поэтому нет ни абсолютного добра, ни абсолютного зла. То, что является добром в одном случае, в другом может стать злом, и наоборот12. В отношении двух начал булгаковского мироздания в романе «Мастер и Маргарита», олицетворяемых Иешуа и Воландом, этого сказать нельзя. Каждый из них занимает свое, строго определенное положение, и никакого их взаимного перехода из одного «ведомства» в другое со сменой функций, судя по тексту, нет. Более того, не допускается даже какое-либо смешение их обязанностей. Это подтверждается словами Воланда, обращенными к Маргарите в сцене с Фридой: «Каждое ведомство должно заниматься своими делами. ...Какой смысл в том, чтобы сделать то, что полагается делать другому... ведомству»13. Поэтому, на наш взгляд, о полном совпадении булгаковской и даосской дуалистических концепций говорить нельзя, но можно констатировать определенную близость булгаковского подхода даосизму в понимании дуалистического характера мироздания и определяющих особенностей взаимоотношения начал, его составляющих.
У нас нет оснований говорить о знакомстве писателя с учением даосов. Насколько нам известно, биографические и источниковедческие исследования булгаковедов оснований для такого вывода не дают, хотя и полностью исключить такую возможность, на наш взгляд, нельзя, учитывая глубокую эрудицию Булгакова и его интерес к религиозно-философской тематике. В частности, получить некоторые общие сведения о даосизме он мог из соответствующей статьи Энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона, материалы которого, как известно, он широко использовал в ходе подготовительной работы над романом. Но мы ставим вопрос не о скрытой приверженности писателя учению древних китайских мудрецов, отразившейся в особенностях его миропонимания, а о том, что в процессе работы над романом, осмысления его философской, мировоззренческой основы он вышел за пределы традиционного для европейского мировоззрения антагонистического противопоставления различных составляющих мироздания, нашедшего отражение как в философии, в диалектическом законе борьбы и единства противоположностей, так и в религии — христианстве и оппозиционных ему еретических течениях, и близко подошел к иному пониманию этой проблемы, основанному на признании единства основополагающих мирообразующих начал, превалирования их взаимосвязи, а не борьбы.
Концепция «Мастера и Маргариты» дуалистична, но, вместе с тем, и едина. Единство ее заключается в том, что два традиционно противопоставляемых друг другу начала здесь объединены в одну подсистему, противостоящую земному, человеческому миру. Противопоставление идет по линии разграничения истинного и ложного. Потусторонний мир, представленный Воландом и Иешуа в его посмертном существовании, — это царство истины. В нем все приобретает свой подлинный облик, что подтверждается сценой последнего полета заглавных героев вместе с Воландом, когда Маргарита видит, как меняется внешность ее спутников и они приобретают свой настоящий вид, отражающий их истинную сущность. Особое значение в этом отношении имеет описание облика Воланда: «Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что, возможно, что это лунные цепочки и самый конь — только глыба мрака, и грива этого коня — туча, а шпоры всадника — белые пятна звезд»14. Такая характеристика внешности Воланда дает основание для понимания его образа как воплощения природного, космического начала, и в этом отношении мы согласны с исследователями, исходящими в своей трактовке образа Воланда из этого положения. Но не со всеми высказываемыми ими суждениями по этому поводу мы можем согласиться. В частности, мы не поддерживаем мнения В.М. Акимова о враждебном характере олицетворяемого Воландом природного начала по отношению к людям15. Содержание романа, на наш взгляд, не дает оснований для такого вывода. Воланд и его окружение враждебны лишь тем из людей, чье существование основывается на лжи. Что касается восприятия природы, космоса как враждебного, противостоящего человеку начала, то такой подход, как нам представляется, устарел и плохо согласуется с современным пониманием проблемы взаимоотношений человека и окружающей его природной среды. Общепринятым в настоящее время является мнение о необходимости не столько защищать человека от природных воздействий, сколько сохранять и оберегать природу от неразумного и агрессивного отношения к ней со стороны людей. Доминирующим сейчас является представление о необходимости не изменения природных условий, а приспособления человека к ним, нахождения им своего места в природе и пребывания с ней в гармонии.
Природа, космос, воплощаемые Воландом в романе, по нашему мнению, символизируют собой естественный порядок вещей, гармонию. Текстуальным подтверждением этого служит одно из ключевых в мировоззренческом отношении положений произведения, вложенное автором в уста Воланда: «Все будет правильно, на этом построен мир»16. Враждебное людям, дисгармонизирующее начало не могло бы найти свое выражение в этой формуле.
В своей деятельности на земле представители потустороннего мира выступают как проводники истины. Для каждого из обитателей земного мира, столкнувшегося с ними, Воланд и его окружение провоцируют момент истины, выявляющий их скрытое внутреннее содержание.
В отличие от потустороннего мир человеческий, посюсторонний построен на лжи, на искажении естественных гармоничных начал в человеке и обществе. Он не стал лучше за две тысячи лет, прошедшие со времен Пилата. Он тоже составная часть всеобщей структуры мироздания наравне с потусторонним миром Воланда и Иешуа, следовательно, должен иметь общую с ним основу. Это подтверждается существованием в нем в разные эпохи людей, отстаивавших, каждый по-своему, истинные ценности — естественность, гармонию, духовную свободу, творчество, любовь: Иешуа в земной жизни, Мастера, Маргариты. Их мало, и они не могут изменить окружающую их действительность в лучшую сторону. Но их жертвенность, подвижничество в проповедовании истины, творчестве, любви позволяют в какой-то мере уравновесить земное зло, спасти мир от окончательного погружения в его стихию. Каждый раз со смертью героев мир погружается во тьму. Это метафора, символизирующая утрату той частицы света, тепла, истины, которая в нем существовала. В носителях земного зла — Тиберии, Каифе, Иуде, Берлиозе, Латунском, Алоизии Могарыче и др., в созданном и поддерживаемом ими порядке проявляется источник зла — искажение естественных природных начал, обуславливающих гармонию и в самой природе, и в человеке.
В связи с этим возникает вопрос, как можно бороться со злом, разгул которого в разных формах мы наблюдаем при описании земной действительности в романе, что можно ему противопоставить? На наш взгляд, роман содержит в себе два возможных варианта борьбы со злом: 1) воздействие на земное зло, основанное на корысти, низменных побуждениях, более высоким, совершенным, изощренным злом. Этот путь воплощает в себе Воланд; 2) преградой злу, освобождающей людей от его ядовитого воздействия или, по крайней мере, нейтрализующей его последствия, является сила добра — противоположного ему начала, наибольшее выражение получившая в романе в образе Иешуа. Будучи используемы в разных ситуациях применительно к различным объектам, эти способы борьбы со злом друг друга дополняют.
В связи с образом Иешуа хотелось бы остановиться на одном моменте, связанном с трактовкой его роли в «древних» главах романа, в его земном существовании. В литературе встречается мнение, что Иешуа, получив за свой подвиг вечность, в земной жизни тем не менее терпит поражение в конфликте с противостоящими и враждебными ему условиями окружающей социальной действительности. На наш взгляд, это не так. Иешуа не проиграл в этом столкновении, а победил. Короткое общение его с Понтием Пилатом пробуждает в холодном и жестоком властителе позабытые им человеческие чувства, что приводит к эволюции его сознания, нравственному очищению. Ранее это же произошло со сборщиком налогов Левием Матвеем. Проиграл, если так можно выразиться, Иешуа только свою жизнь, да и то взамен получил вечность в высшей ее форме. Дело же, которому он посвятил свою жизнь, поражения не потерпело. Две измененные жизни, преображенные души взамен одной жизни, отданной за верность своим убеждениям при сохранившейся в бессмертии душе — много это или мало? Это сложный вопрос и ответ на него не может быть однозначен, простой математический подсчет здесь неуместен. Но несомненно, на наш взгляд, одно — дело Иешуа не было проиграно. Таковым бы оно стало лишь в случае сохранения жизни его носителя ценой отказа от своих убеждений. Жертвенная же смерть Иешуа на кресте стала залогом его победы. И косвенным подтверждением этого, помимо изменения двух из героев романа, непосредственно столкнувшихся с Иешуа, является опосредованное путем рассказа Воланда и романа Мастера воздействие его подлинной истории на Ивана Бездомного, чья душа освобождается от усвоенных ею ложных стереотипов, догм и схем, а также та роль, которую учение Иешуа даже в искаженном Левием Матвеем виде на протяжении 2 тысяч лет оказывало на человечество.
Таким образом, подводя итог вышеизложенному, можно сделать вывод о своеобразном характере дуалистической концепции романа, где присутствует двойной дуализм: с одной стороны, это два взаимодополняющих начала мироздания, олицетворенные Воландом и Иешуа, отношения между которыми строятся, исходя не из их противоположности и борьбы, а единства; с другой стороны, это две противопоставленных друг другу сферы мироздания — мир истины, вечный, природный, потусторонний и мир ложных, иллюзорных ценностей, земной мир. Соотношение этих двух миров диалектично, поскольку построено не только на противопоставлении, но и их единстве, что подтверждается взаимным переходом их представителей из одной сферы в другую и присутствием носителей истины в человеческом обществе.
Последний вопрос, на котором мы хотим остановиться, связан с определением высшей инстанции в романном миропорядке. Эта проблема ранее нами уже затрагивалась при характеристике взглядов исследователей на образ Воланда. Сейчас мы хотим рассмотреть ее с другой стороны — можно ли говорить о присутствии Бога в структуре булгаковского мироздания. Некоторые исследователи полагают это возможным17. По нашему мнению, хотя само слово «Бог» несколько раз возникает в тексте — в разговоре Воланда с литераторами на Патриарших прудах, во время допроса Пилатом Иешуа, в мольбах и проклятиях Левия Матвея, тем не менее нет оснований говорить о присутствии в романном действии какого-либо иного сверхъестественного начала, кроме представителей двух основных «ведомств». На наш взгляд, высшей инстанцией в романе является Абсолютная Истина, представляющая собой, как мы уже отмечали ранее, вечные фундаментальные законы бытия, основы мироздания. Их нравственный аспект получает свое наиболее полное выражение в образе Иешуа, функция воздаяния, поддерживающая и регулирующая миропорядок — в Воланде. И Иешуа, и Воланд оба являются выражениями Высшей Истины, воплощением разных ее ипостасей. Абсолютная Истина вечна, поэтому каждый из героев «Мастера и Маргариты», так или иначе прикоснувшийся к ней, тоже получает вечность. В отличие от Е.А. Яблокова, связывающего понятие Абсолютной Истины, Универсума только с образом Воланда и отказывающего в этой связи образу Иешуа18, мы исходим из того, что Абсолют, первооснова и конечная точка всего существующего, что иллюстрируется судьбой главных героев романа, принципиально невыразим в каком-то одном, даже самом значительном художественном образе, и основные персонажи «Мастера и Маргариты» по-разному воплощают различные стороны, грани как самой конечной инстанции, так и тернистого пути ее познания. В связи с этим отметим, что спор о том, кого из персонажей романа рассматривать в качестве его главного героя, на наш взгляд, не имеет смысла, поскольку таковым в нем выступает безличная Абсолютная Истина, воплощающая в себе фундаментальные начала и первоосновы мироздания, отразившиеся в романе в своем нравственном аспекте. Содержанием философской концепции романа являются пути, направления, способы познания Высшей Истины, приближения к ней. Исходя из этого, можно выделить группу основных действующих лиц «Мастера и Маргариты», объединенных по этому признаку и различающихся своим отношением к высшей конечной инстанции. Это, прежде всего, Иешуа, ставший в своей земной жизни наиболее полным воплощением этической стороны Абсолюта. В отличие от Иешуа, имеющего человеческую природу, Воланд воплощает в себе, с одной стороны, вечное природное дочеловеческое и надчеловеческое начало, с другой, выполняемая им функция воздаяния делает его и регулятором отношений в человеческом обществе. Мастер и Маргарита олицетворяют собой, соответственно, творчество и любовь. Каждое из этих начал поднимает человека над повседневностью, приближает его к Высшей Истине. Пилат на своем примере показывает возможный путь возврата к истине в случае отступления от нее.
Таким образом, роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» в своем философско-этическом содержании являет картину мира во всем взаимодействии его основных составляющих, олицетворенных главными действующими лицами с указанием возможных путей постижения его фундаментальных основ.
Возвращаясь к вопросу о дуалистическом характере романа, отметим, что, по нашему мнению, речь должна идти не о заимствовании писателем тех или иных концепций, будь то европейских или восточных, а об отражении им в философской структуре своего произведения основных направлений искания человеческого разума.
Примечания
1. См. Бэлза И.Ф. Генеалогия «Мастера и Маргариты»... С. 194—195; его же. Дантовская концепция «Мастера и Маргариты»... С. 58—90; его же. Партитуры Михаила Булгакова... С. 79—84; Галинская И.Л. Альбигойские ассоциации в «Мастере и Маргарите» М.А. Булгакова... С. 366; Зеркалов А. Воланд, Мефистофель и другие // Наука и религия. 1987. № 8. С. 49; Казаркин А.П. Указ. соч. С. 59; Проффер Э. Указ. соч. С. 217; Петровский М. Указ. соч. С. 29 и др.
2. См. Энциклопедический словарь Брокгауза-Ефрона. Т. 7. С. 174—176; Т. 36. С. 541; Токарев С.А. Религия в истории народов мира. М., 1964. С. 324—325, 484, 485—486, 501.
3. См. Зеркалов А. Там же.
4. См. Бэлза И.Ф. Дантовская концепция «Мастера и Маргариты»... С. 58—90; его же. Партитуры Михаила Булгакова... С. 80; Маргулев А. «Товарищ Дант» и «бывший регент» // Литературное обозрение. 1991. № 5. С. 70—74.
5. См. Утехин Н.П. «Мастер и Маргарита» М. Булгакова... С. 107—108.
6. См. Булгаков М. Мастер и Маргарита... С. 687.
7. См. Лакшин В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»... С. 308; Андриевская М.И. О «Мастере и Маргарите»... С. 60.
8. См. Булгаков М. Указ. соч. С. 341.
9. См. Советский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 549.
10. См. Токарев С.А. Религия в истории народов мира. М., 1964. С. 263—264, 441, 444.
11. См. Токарев С.А. Религия в истории народов мира... С. 226—227; Долин А.А., Попов Г.В. Кэмпо — традиция воинских искусств. М., 1991.
12. Следует отметить, что некоторые исследователи высказывали мнение о том, что в романе происходит взаимопереход добра и зла, смешение, слияние антагонистических начал, не связывая это с даосизмом. См. Скорино Л. Лица без карнавальных масок... С. 33, 39; Казаркин А.П. Указ. соч. С. 50.
13. См. Булгаков М. Мастер и Маргарита... С. 610.
14. См. Булгаков М. Указ. соч. С. 706.
15. См. Акимов В.М. Свет художника... С. 39, 44.
16. См. Булгаков М. Указ. соч. С. 708.
17. См. Яновская Л. Треугольник Воланда... С. 198.
18. См. Яблоков Е.А. «Я — часть той силы...»... С. 8—13.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |