Объектом исследования литературы является человек и его чувства, их влияние на формирование личности и на судьбу в целом. М.А. Булгаков в своём творчестве стремился показать силу душевных переживаний, которые владеют человеком, когда тот оказывается под влиянием преобразующей силы любви, не только дарящей радость и вдохновение, но и спасающей в минуты страшных потрясений.
Булгаков для себя чётко определил назначение писателя и его творчества: «Мы должны оценить человека во всей совокупности его существа, человека как человека, даже если он грешен, несимпатичен, озлоблен или заносчив. Нужно искать сердцевину, самое глубокое средоточение человеческого в этом человеке»1. Эта мысль перекликается с эстетической программой М. Волошина: «Из самых глубоких кругов преисподней Террора и Голода я вынес глубокую веру в человека... Темой моей является Россия во всём её историческом единстве»2. Булгаков верил в преобразующую силу любви, поэтому обозначил изображение всех оттенков любви одной из основных тем своего творчества. Для того чтобы отыскать в человеке что-то светлое и благородное, нужно рассмотреть всю его жизнь, поступки и поиски через призму любви: «Жизнь по Булгакову, — это любовь и ненависть, отвага и азарт, умение ценить красоту и доброту. Но на самом первом месте — именно любовь»3. Любовь для Булгакова выражается в милосердии и заботе о ближнем, но сердечная привязанность губит, калечит душу, если любимому человеку плохо. И приходит любовь-самоотречение, как у Елены: «Вот помолилась... условие поставила... ну что ж... не сердись... не сердись, матерь божия» [Т. 1, с. 420]. Практически во всех произведениях писателя наряду с любовью-созиданием выступает любовь-разрушение, что нашло своё отражение в истории мастера и Маргариты: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож» [Т. 5, с. 137], — рассказывал Бездомному мастер, горюя по себе прежнему, ведь земная любовь не принесла ему ни покоя, ни радости, ни счастья. Мастер сдался, сочтя трудности непреодолимыми, но не отступила Маргарита: «Ей нужен был он, мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги. Она любила его» [Т. 5, с. 210], — поэтому была готова ради него на всё, даже продать душу дьяволу. Таким образом, любовь может стать роком, но самое страшное и мучительное — отсутствие веры в лучшее, в саму возможность счастья, как у мастера.
Бесспорно, что самой большой любовью Булгакова была литература. Но всю свою творческую жизнь писатель не был уверен в том, что его слово достойно уйти в века. В своем дневнике «Под пятой» (1922) Булгаков писал, сомневаясь в художественной ценности своих произведений: «Плохо лишь то, что у меня никогда нет ясной уверенности, что я действительно хорошо написал»4. Неслучайно многие произведения из раннего творчества он вовсе уничтожил, сожалея иногда, что изменил врачебному делу: «Горько раскаиваюсь, что бросил медицину и обрёк себя на неверное существование. Но, видит Бог, одна только любовь к литературе была причиной этого»5. Не только в творчестве, но и в жизни писателя не было полутонов: «Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним — писателем. Посмотрим же и будем учиться, будем молчать»6, — записал он в дневнике. Пристальный интерес художника к постоянно изменяющейся реальности, фантастические и мистические мотивы, присутствующие в каждом произведении, и неустанный поиск истины — основа художественного метода Булгакова. Все ранние произведения писателя — словно предчувствие главного романа «Мастер и Маргарита» (1929—1940), предварительная подготовка к глубокому онтологическому осмыслению бытия.
В рассказе «Записки на манжетах» (1923), композиционно построенном как личный дневник начинающего и сомневающегося в себе литератора, Булгаков продолжает развивать мысль о том, что творчество — это нечто большее, чем любое из его произведений, это сама жизнь: «С необычайной, чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить! Порвать, сжечь... от людей скрыть. Но от самого себя — никогда! Кончено! Неизгладимо» [Т. 1, с. 488]. Позже эта мысль дойдёт до своего логического завершения в образе Воланда, возвратившего из пепла роман мастера со словами: «Рукописи не горят» [Т. 5, с. 278]. Вечно сказанное или записанное слово, ведь оно было кем-то услышано или прочитано, так и Воланд внушил «историю» Пилата мастеру, а затем передал её и Маргарите, и Бездомному. Поэтому нужно быть осторожными со словом, ведь оно идет в века, по тому, что написал когда-то писатель, его будут судить потомки. Именно из этого убеждения сложился основной лейтмотив творчества писателя.
По сути, Булгаков прошёл путь своего персонажа — мастера: его мучили сомнения, он стремился обрести счастье, переживал поражения, которые подтачивали его уверенность в собственном писательском таланте. Н.А. Земская так оценивала своего брата: «Беспокойная он натура и беспокойная у него жизнь, которую он сам по своему характеру себе устраивает»7. Несмотря на непростую судьбу, рядом с Булгаковым всегда была сильная и любящая женщина. Т. Лаппа была его женой, когда он только искал себя, стремился в новый мир — мир большой литературы: «Булгакову невероятно повезло с первой женой, ей с ним — нисколько. <...> Он просто не выжил бы без неё физически, и это хорошо понимал, не случайно говорил он ей, когда они расстались, что Бог его за неё накажет»8, — писал А.Н. Варламов.
Вторая жена Булгакова хорошо разбиралась в литературе, и первое впечатление о Булгакове она составила именно по его произведениям, напечатанным в берлинском журнале «Накануне»: «Необыкновенно свежий язык его, мастерский диалог и такой незатейливый юмор. Мне нравилось всё, принадлежащее его перу»9. При встрече Любовь Евгеньевна высоко оценила его «лицо больших возможностей. Это значит — способно выражать разнообразные чувства»10. Белозёрская была рядом с Булгаковым в период становления его художественного мира.
Только жена могла быть первым судьей булгаковских произведений: «Записи под диктовку есть не самый высший, но всё же акт доверия»11, — без доверия невозможно сотворчество. Свой первый роман «Белая гвардия» Булгаков посвятил Любови Евгеньевне, интересен и тот момент, что только это произведение открывает посвящение конкретному человеку. В дневнике писателя от 28 декабря 1924 года читаем: «Но один, без неё, уже не мыслюсь. Видно, привык»12. Это и любовь, и привычка, и страсть, и ревность: «Одна мысль интересует меня. При всяком ли она приспособилась бы так же уютно, или это избирательно, для меня?»13. Мечта об исключительных чувствах и признание факта: «Ужасное состояние: всё больше влюбляюсь в свою жену. Так обидно — 10 лет открещивался от своего... Бабы, как бабы. А теперь унижаюсь даже до лёгкой ревности»14. С.А. Ермолинский так оценил второй брак писателя: «Годы совместной жизни с Любовью Евгеньевной, думаю, едва ли не были самыми счастливыми в писательской биографии Булгакова. Я подчёркиваю — счастливыми»15. Может быть, поэтому финал романа «Белая гвардия» в целом оптимистичен?
Третья жена писателя, Е.С. Булгакова, как и Маргарита, была всецело предана творческому наследию своего мастера, в интервью 1967 года она призналась: «Без Булгакова для меня не было бы ни смысла жизни, ни оправдания её»16. В дневниковой записи Елены Сергеевны от 8 марта 1940 года приведены слова писателя: «Ты любила мои вещи, я писал их для тебя»17. Это одно из самых ярких проявлений любви и доверия.
У любви тысячи аспектов и великое множество проявлений. Яркое преломление этого светлого чувства передано в удивительно проникновенном рассказе «Псалом» (1923). Композиция произведения — лирический дневник, раскрывающий переживания героя-повествователя. Неслучайно название рассказа — церковное песнопение, прославляющее любовь — основу бытия. Но иногда любовь уходит от человека, и остаётся одиночество, которое способствует подмене любви страстью. В этом писатель видит трагедию своих героев.
Кажется, что все герои рассказа живут одним ожиданием любви, заботы, капельки счастья. С помощью ярких деталей герой-повествователь передал необыкновенную нежность и внимание к непоседливому мальчику Славе, который приходит к нему, чтобы рассказать о своих маленьких победах и горестях. Мальчик надеется на возвращение отца, писатель на то, что придёт мать ребенка и украсит его одинокую жизнь, а Вера — верит в то, что её муж когда-нибудь вернётся, недаром героиня рассказа носит имя одной из четырёх великих христианских добродетелей. Нельзя не вспомнить о романе М. Кузмина «Плавающие-путешествующие», где одним из лейтмотивов является полное доверие любящего человека и его вера в любимого. Объяснение Лаврентьева, почему он отказывается от своей любви к непостоянной Лелечке, построено на игре слов: «Нельзя верить, если не верится, и когда не любится, — любить трудно»18; затем Ираида Львовна утверждает: «Это такое счастье — верить людям»19, — что является скрытой аллюзией на утверждение М.Ю. Лермонтова:
Поверь мне — счастье только там,
Где любят нас, где верят нам20!
Удивительная цветопись и тонкая звукопись передают мельчайшие оттенки чувств булгаковского героя-повествователя. С приходом мальчика мрачная комната приобретает иной вид: множество оттенков золотого согревают одинокую душу рассказчика. В комнате становится тепло и уютно, все вещи словно приветствуют маленького гостя: «Музыкальным звоном кипит чайник, и конус жаркого света лежит на странице Джерома Джерома» [Т. 2, с. 336]. Через аллюзию на роман Дж. К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» Булгаков характеризует троих героев рассказа, которые в водовороте жизни оказались в одной лодке, мечтая о собаке, как о символе преданности и уюта. Одиночество мучает рассказчика. Эмоциональный мир рассказа передан стихотворением, которому одинокий повествователь научил ребенка:
Куплю я себе туфли
К фраку и буду петь по ночам
Псалом... И заведу... себе собаку...
Ничего... как-нибудь проживем [Т. 2, с. 336].
Здесь можно увидеть аллюзию на стихотворения И.А. Бунина «Одиночество» (1903) и «Собака» (1909). Процитируем «Одиночество»:
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму...
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила — и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить21.
В стихотворении «Собака» поэт говорит о том, что тоска — вечный спутник человека, ведь постоянный поиск идеала, несмотря на присутствие преданной собаки, рождает душевную усталость и грусть:
Я человек: как бог, я обречён
Познать тоску всех стран и всех времен22.
Этот лейтмотив восходит к стихотворению в прозе И.С. Тургенева «Собака» (1878), где страшная буря сеет страх и одиночество в душах лирического героя и его пса: «Нет! Это не животное и человек меняются взглядами... Это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга. И в каждой из этих пар, в животном и в человеке, — одна и та же жизнь жмётся пугливо к другой»23. Здесь буря является метафорой — это сама жизнь, которая порой объединяет даже тех, кто случайно оказывается рядом в момент острой тоски и страха перед величайшей тайной бытия.
Образ женщины передан всего лишь одной деталью — «белые руки» [Т. 2, с. 338], которые постоянно мокрые, потому что Вера занята стиркой и, скорее всего, этим зарабатывает на жизнь. Руки — единственное, что писатель воспринимает в образе этой женщины, но деталь олицетворяет материнскую заботу, поддержку и ласку, необходимые её ребенку. Вера добра и отзывчива, но всё же забыта своим мужем, брошена вместе с сыном. Рядом с ней живёт человек, способный полюбить её, живёт в ожидании её каждый вечер.
Неустроенность героя подчеркивается одной яркой деталью — у него постоянно отрываются пуговицы, он сам, словно пуговица, ищет свое место в жизни, ищет дом, который станет родным: «Мучительнее всего в жизни — пуговицы. Они отваливаются, как будто отгнивают. Я не умею жить с пуговицами. <...> Да, я одинокий. Псалом печален. Я не умею жить» [Т. 2, с. 338], — повтор подчёркивает неустроенность личной жизни рассказчика, отсутствие счастья. Здесь расширяется трактовка значения слова «псалом» — оно воспринимается рассказчиком как сама жизнь.
Создавая образ оторванной пуговицы, символ бессмысленности существования без любви к близким, Булгаков проводит параллель с драматической поэмой Генрика Ибсена «Пер Гюнт» (1866). В этом произведении с фольклорной основой рассматривается жизнь человека, который больше всего на свете боялся утратить своё «Я» в любви:
...перестать быть собой,
Слиться в одно с безликой толпой24.
В молодости эгоистичный Пер пытался выплавлять пуговицы из серебра и олова, но у него они получались без ушек, потому что их изготовитель был неспособен к истинной привязанности: не любил ни мать, ни невесту, которых без сожаления покинул в поисках личного счастья. Цепь путешествий равнодушного к окружающим Пер Гюнта прерывает Пуговичник, появившийся для переплавки эгоиста в нового человека, который не испугается утратить индивидуальность, полюбив. Но перед этим он даёт и шанс на спасение — найти свою истинную любовь, следовательно, своё место в мире, привязанность. Пер понимает, что ему угрожает полное исчезновение, что любить эгоиста могут только самые близкие люди, поэтому он спешит к той, которая спасает его своей безграничной, поистине материнской любовью, — к Сольвейг, которая ждала его долгие годы, не гася свечи, чтобы любимый нашёл её: «Тогда назови / Место, где сам я собой оставался, / В духе, который от бога достался! / Сольвейг: / В вере, надежде моей и в любви!»25 Становится очевидным, что человек должен всю жизнь создавать счастье сам, как плавильщик пуговицу с ушком, то есть с привязанностью. Булгаков развивает аллюзию: его герой стремится к Вере (как к Сольвейг, способной терпеливо ждать любимого и верить в него), он, как Пер Гюнт, боится бесследно исчезнуть в пучине одиночества, как в котле Пуговичника.
Тема любви выражена звуковой и световой антитезой: Вера появляется, и дверные «петли поют приятно» [Т. 2, с. 336], она зовет домой ребёнка, но тот ждёт сказки и остаётся; тогда мать уходит, а «петли поют неприятно. Конусы в разные стороны. Чайник безмолвен» [Т. 2, с. 337]. Одиночество липкой паутиной охватывает героя, но рядом мальчик, и он требует обещанной истории, и звучит сказка. Автор хочет мягко научить ребенка быть добрее и не совершать плохих проступков, которыми он расстраивает мать. Мальчик засыпает, мечтая о велосипеде, тут появляется Вера, и «петли поют. <...> Конусы света» [Т. 2, с. 338]. Это и любовь, и нежность, и мечта о взаимности, и изматывающая душу тоска одиночества, и призрачная надежда на семейное счастье, и страсть.
Рассказчик сочувствует Вере, которая почти год тщетно ждёт мужа и скрывает горькие слезы. Эти слезы причиняют почти физическую боль повествователю: «Он очень много потерял от того, что бросил эти белые, тёплые руки. Это его дело, но я не понимаю, как же он мог Славку забыть...» [Т. 2, с. 339], — подлое предательство удивляет и шокирует героя Булгакова. Разве можно оставить своего ребенка, которому так нужна защита отца? Ощущение сиротства является ведущим чувством в рассказе.
Несмотря на то, что за окном непроглядная тьма, Вера придает комнате особый свет — тепло зарождающегося чувства. Антитезы света и тьмы, уюта и заброшенности, любви и равнодушия подчёркивают минорный настрой рассказа. Ночная мгла таится за окном, приходит к герою в комнату, едва за Верой захлопывается дверь, и вера в лучшее снова его оставляет. Но и её сразу же настигает тоска по семейному счастью. Хотя Вера никогда не будет одна, ведь у неё есть сын, а герой-повествователь одинок. Когда Вера и Славка рядом, жизнь рассказчика наполняется смыслом: «У Славки на шее такие же завитки, как и у вас. А у меня тоска, знаете ли. <...> Кругом одни пуговицы, пуговицы, пуго...» [Т. 2, с. 339]. Скуку и тьму ночи прогоняет страсть, которая спасает героев от одиночества: «Что я делаю... Что вы делаете...» [Т. 2, с. 339], — шепчет Вера и уступает. Здесь происходит низвержение любви до страсти, герои пытаются спастись от самих себя, от грусти и мрачных мыслей. Но между ними не любовь, поэтому «конусов нет. Давно замолк чайник. Мгла. Мгла. Пуговиц нет. Не куплю себе туфли к фраку, не буду петь по ночам псалом. Ничего, как-нибудь проживем» [Т. 2, с. 339]. Таким образом, герой-рассказчик опровергает лейтмотив стихотворения И. Бунина. Ведь псалом не получился, любовь здесь — не религия, а краткое спасение от тоски по семейному очагу.
Сюжетные линии рассказа «Псалом» и поэмы «Пер Гюнт» схожи с драмой В.В. Маяковского «Клоп» (1928—1929), где бывший рабочий Присыпкин (он же Пьер Скрипкин) ищет своё место под солнцем. Не суров в драме Пуговичник, у Маяковского — он всего лишь продавец новейших голландских самопришивающихся пуговиц, веско заявляющий собравшемуся выгодно жениться на дочке нэпманов Присыпкину: «Из-за пуговицы не стоит жениться, из-за пуговицы не стоит разводиться»26. Какие могут быть привязанности, если даже пуговицы пришиваются сами по себе, а не руками заботливой жены? Но этому утверждению противопоставлена «Маленькая диверсия в сторону пуговицы» из лирической сатиры М.И. Цветаевой «Крысолов» (1925—1926):
Если уж пуговица — пустяк,
Что ж, господа, не пусто27?
Человеку естественно стремиться к поиску привязанностей, но Присыпкин ищет не любви, а материального благополучия: «Не галстук к нему, а он к галстуку привязан»28, — говорят о новоиспечённом нэпмане его друзья. Присыпкин предаёт своё имя, бросает любящую его Зою ради семейства Ренессанс, но эти метаморфозы — не перерождение, а гибель героя, поэтому свадьба заканчивается пожаром — переплавкой в котле Пуговичника. Дальнейшее действие пьесы «развёртывается как фантастический эксперимент»29, — пишет Ю.В. Манн. Присыпкины бессмертны, они выживают даже в огне, поэтому через пятьдесят лет Пьера размораживают учёные идеального общества, которое фальшиво и безрадостно: «Маяковский показывает, каким карикатурным может быть воплощение даже самой романтической утопии»30. Пьер не унывает, ведь вместе с ним в «новой» жизни в клетке зоосада очутился и клоп — символ приспособленчества, раз они выжили, следовательно, рано или поздно снова распространится паразитический образ жизни. Таким образом, все приспособленцы похожи на клопов, которых практически невозможно «развить до человеческой степени»31.
Булгаков, создав образ пуговиц в рассказе «Псалом», косвенно спровоцировал сатирическую канву пьесы Маяковского, который упомянул его в своей пьесе в качестве фигуранта словарной статьи, прочитанной профессором: «Что такое буза? (Ищет в словаре). Буза... Буза... Буза... Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков. Буза — это род деятельности людей, которые мешают всякому роду деятельности»32.
В финале лирического рассказа «Псалом» между героями нет глубокой привязанности. Но финал открытый, следовательно, внезапно вспыхнувшие чувства могут стать прочными и вечными, как псалом.
Тема любви в творчестве Булгакова зиждется на неугасимом интересе к своим героям, к их жизненным перипетиям, на огромном желании раскрыть тайны бытия, а, следовательно, истоки человеческого счастья.
Примечания
1. Воспоминания о М. Булгакове. С. 351.
2. Волошин М.А. Автобиография («По семилетьям») / Воспоминания о Максимилиане Волошине. Сост. и коммент. Купченко В.П., Давыдова З.Д.; Вступ. ст. Л. Озерова. М.: Советский писатель, 1990. С. 33.
3. Боборыкин. В.Г. Михаил Булгаков. С. 82.
4. Булгаков М.А. Под пятой. Мой дневник. С. 12.
5. Там же, с. 15.
6. Там же, с. 17.
7. Соколов Б.В. Булгаков. Мистический мастер. С. 16.
8. Варламов А.Н. Михаил Булгаков. С. 66.
9. Соколов Б.В. Булгаков. Мистический мастер. С. 116.
10. Там же.
11. Булгаков М.А. Под пятой. Мой дневник / Публ. Г. Файмана // Театр. М., 1990. № 2. С. 151.
12. Булгаков М.А. Под пятой. Мой дневник / Публ. Г. Файмана // Театр. М., 1990. № 2. С. 154.
13. Там же, с. 153.
14. Там же, с. 155.
15. Ермолинский С.А. Из записок разных лет [Михаил Булгаков]. М.: Советский писатель, 1990. С. 32.
16. Воспоминания о М. Булгакове. С. 387.
17. Дневник Елены Булгаковой. С. 292.
18. Кузмин М.А. Подземные ручьи: избранная проза. СПб.: Северо-Запад, 1994. С. 53.
19. Там же, с. 64.
20. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1988. С. 424.
21. Бунин И.А. Стихотворения. М.: Эксмо, 2013. С. 235.
22. Там же, с. 237.
23. Тургенев И.С. Стихотворения в прозе. М.: Художественная литература, 1984. С. 214.
24. Ибсен Г. Пер Гюнт. М.: Эксмо, 2015. С. 117.
25. Ибсен Г. Пер Гюнт. С. 131.
26. Маяковский В.В. Проза. Драматургия. М.: Просвещение, 1986. С. 81.
27. Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы. СПб.: Азбука, 2009. С. 318.
28. Маяковский В.В. Проза. Драматургия. С. 84.
29. Манн Ю.В. Гротеск в литературе // Литература в школе. М., 2017. № 6. С. 13.
30. Терёхина В.Н. «Я знаю силу слов...»: о пьесах «Клоп», «Баня» В.В. Маяковского // Литература в школе. М., 2004. № 5. С. 16.
31. Маяковский В.В. Проза. Драматургия. С. 108.
32. Там же, с. 107.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |