Прошло, вероятно, около получаса. Постепенно глаза начали предательски слипаться. Я мудро прикинул, что самое время взбодриться, а именно: пропустить чашечку горячего кофе. Нехотя оторвав зад, деловито потопал на кухню.
Буквально через несколько минут крепчайший напиток был готов. Держа в руках дымящуюся чашку и вдыхая полюбившийся аромат, вернулся в комнату. Но — о, ужас! На меня молча смотрел потухший экран. От неожиданности я остолбенел. Поставив чашку на столик, ринулся к непослушной технике. Для острастки с налета приласкал пару раз кулаком по крышке — увы! Тишина. Не добившись желаемого результата, смачно выругался и, не зная, что предпринять, в растерянности почесал затылок. С губ в одночасье невольно сорвались ничего не значащие слова: «Черт... не везет, так не везет». Вернувшись к столу, нервно, без удовольствия глотнул из чашки и снова взглянул на экран, с тревогой и надеждой в одночасье. Ожидая возвращения чуда. Но чуда не произошло. Черт знает, что творится, так свихнуться можно. «Все... на сегодня лавка чудес закрыта! Хватит — баста! Больше никаких таких штучек...» — словно заклинание проронил я.
И чего это я ропщу? Подумаешь... Завтра же... скачаю в Интернете. Черт возьми, если бы вы знали, как хочется выяснить, чем же все закончится! Уставший от чудес, я занял свое дежурное место в постели. Щелкнул выключатель — отчего в комнате стало сразу темно. Мысли одна за другой назойливо лезли в голову. Вследствие чего, заснуть так и не получилось. Тогда я накрылся с головой одеялом и начал упорно считать пресловутых баранов. Прошло где-то около часа, но сон как назло так и не шел в мои объятия, нагло слинял — и все дела. Может, отошел по нужде и заблудился в бетонных лабиринтах, возведенных всемогущим человеком?
За это время я передумал черт знает о чем, раз двадцать перевернулся с боку на бок, чихнул, несколько раз зевнул, зарылся под подушку, и, в конце концов, уснул...
* * *
Когда я вновь разомкнул веки, комната уже была озарена солнечным светом. На столе противно трезвонил мобильник. От бессонной ночи и выпитого спиртного в голове дьявольски шумело. Я добрался до телефона в тот момент, когда он затих. Глянул номер. Так и есть: с работы. Взглянул на настенные часы, равномерно отсчитывающие время: без пяти минут десять. Ну, все катастрофа — проспал. Да, нормально вчера повеселился — настоящий потусторонний экстрим.
Мобильник затрезвонил вновь. На этот раз пришлось ответить, так как обо мне в данный момент заботилось само начальство.
— Ты что, заболел? — торопливо пробормотал Сергей Петрович.
— Нет, — проблеял я.
— А чего тогда стряслось?
— У меня Форс-Мажор.
— Соседи затопили, что ли?
— Что-то в этом роде, — схитрил я. — Но вы не волнуйтесь, я скоро буду. Вы же знаете: опаздывать на работу не в моих правилах.
— Знаю, знаю! Можешь не спешить, решай свои дела. На всякий случай напоминаю... ГДК... шестнадцать — ноль — ноль. Набросаешь статейку и свободен.
— Будет сделано, — отрапортовал я.
Положил мобилу на стол и еще раз дозором обошел квартиру. Ничего подозрительного. Тогда для успокоения души назойливо порылся в Интернете. Безрезультатно. Ничего. Никаких следов продолжения фильма.
Повалявшись в постели, я побрился, оделся, выпил чашечку кофе с бутербродом и покинул квартиру. Хотя спешить было некуда, до концерта еще целых два часа, но я решил отдохнуть от ночных сюрпризов.
Весна в этом году обрадовала холодным ветром и противной слякотью. Итак, седьмое Марта! Мужчины, юноши, подростки, как угорелые, носятся по магазинам в поисках подарков. Цветы раскупаются с невероятной скоростью — казалось, что в этот день можно зафиксировать новый рекорд Гиннеса по их приобретению в единицу времени.
Да, еще моментик! Чуть не забыл рассказать о самом сокровенном. Дома в шкафу вот уже полгода пылится написанный мною роман. Почему пылится? Ответ очевиден: кое-кто сомневается в коммерческом успехе. А с другой стороны, зачем кому-то нужен еще один маратель бумаги? Хотя... как сказать. В общем, поживем — увидим!
Итак, впереди меня ждал концерт, а затем — очерк. Работенка, впрочем, простенькая — без пыли и шума.
...И вот центральный вход ГДК. Преодолев вестибюль, очутился в просторном зале. Пустых мест еще хватало, но я рассудительно бросил свой якорь на последнем ряду. Облокотившись о мягкую спинку сидения, я, наконец, расслабился.
Но тут мое внимание привлек уродливый карлик, вольготно усевшийся рядом со мной. В руках он держал пакет чипсов, которые с хрустом аппетитно исчезали у него во рту. Повернувшись ко мне, незнакомец заговорщически подмигнул правым глазом, отчего мне стало как-то не по себе.
Я тут же слукавил, поспешив отвести взгляд в сторону, словно меня внезапно очень заинтересовал интерьер зала. Черт возьми! На кого же похож этот мерзкий тип? — думал тем временем я, равнодушно рассматривая потолок, но память, похоже, объявила бойкот.
До начала оставались буквально считанные минуты. Режиссер, как всегда, суетился за кулисами, давая последние дельные с его точки зрения указания. Одни артисты крутились перед зеркалом, профессиональным оком осматривая себя со всех сторон и одновременно обсуждая текущие новости. Другие поспешно наводили завершающий штрих в макияже.
Зал постепенно заполнился и теперь напоминал огромный потревоженный улей. Дамы от нечего делать с присущей им женской ревностью разглядывали шикарные наряды соперниц. Рядом сидящие мужья, скучая, зевали, совершенно не разумея, на кой черт они явились сюда.
Вот и третий звонок. Наконец, погас свет, и я отсел от жующего соседа.
Мое внимание обратилось на сцену, где появилась ведущая. Ее статную стройную фигуру облегало сверкающее стразами сногсшибательное платье с глубоким декольте, обнажающее роскошные формы. На стройных длинных ножках изящно сидели оригинальные туфли на высоких шпильках с серебристыми застежками. Короче говоря, — прикид на уровне! С торжественной напыщенностью она поздравила дам с весенним праздником. И, наконец, действо началось...
Концерт был в самом разгаре: уже выступил детский коллектив бального танца, прозвучал народный хор, отплясали хип-хоп, а также показала свое мастерство цирковая студия.
— Ну, как концерт? — услышал я противный голос карлика. — По-моему пресновато... вы не находите?
— Нормально... по крайней мере, народ доволен, — буркнул я в ответ, дабы тот быстрее отвязался.
— Народ? — хмыкнул сосед. — Ну, раз народ доволен: не смею возражать. Хотя... ежели б на то моя воля... я б перчинку все же добавил. Впрочем, еще не поздно все исправить, — пробубнил он себе под нос.
«Мужик, по-моему, не в себе: слегка крыша поехала», — решил я, но вслух ничего не сказал.
Тем временем ведущая вышла объявлять следующий номер. Неожиданно она поперхнулась: во рту как по мановению невидимой волшебной палочки показалось белое куриное яйцо. Перепуганная до смерти, дико озираясь по сторонам, украдкой извлекла его изо рта и, собрав все свое мужество в один кулак, а яйцо в другой, сделала попытку продолжить.
Открыла рот, но результат остался плачевным — там снова белело яйцо. Еще миг — и яйца, выскользнув из трясущихся рук, полетели вниз и, разбившись вдребезги, образовали на полу желеобразную желтоватую кашицу. Зал рукоплескал.
— Смотри! Яйца-то настоящие, а не какая-нибудь там бутафория... браво!
Не выдержав чьей-то злой шутки, девушка кинулась вон со сцены, таким образом, спасаясь от позора. Спрятавшись за кулисы, она, дрожа как осиновый лист, судорожно вздрагивала, еле сдерживая подступившие слезы. Рядом истерично выпучив глаза, мелькал разъяренный директор — мужчина лет шестидесяти, небольшого роста с зачесанным набок волосом, скрывающим розовую плешь. Его трудовая мозоль демонстративно выпирала из пиджака, придавая ему некую солидность, маленькие водянисто-мутные глазки бегали слева направо, ища крайнего, на ком можно было обрушить свой праведный гнев. За ним, как тень, следовала его взъерошенная свита. И только за кулисами появилась Лиля, как он грозно навис над нею.
— Ты что творишь? Что за самодеятельность? Почему не предупредила? Фокусы, понимаешь ли, демонстрировать приспичило... нет... может, это и забавно, но директор тут я и должен быть в курсе. Черт побери! Подожди... а чего ты хнычешь? — спросил он, наконец, увидев слезы, текущие по ее щекам.
Лилек слушала его одним ухом, так как все помыслы были поглощены лишь произошедшей с ней неприятной оказией. Правой рукой она еще прикрывала рот в ожидании следующего сюрприза. Но, кажись, за кулисами вся мистика миновала. Совладав с собой, девица импульсивно выплеснула:
— Валерий Степанович... это не я... они сами... лезут и лезут... честно-пречестно...
— Кто лезет? — выкатил глазки директор. — Не понял...
— Яйца... — прошептала девушка и инстинктивно дотронулась до своих губ.
— Яйца? — переспросил Валерий Степанович, тупо взирая на нее.
Лилек молча загадочно кивнула, прекрасно сознавая, что со стороны ее ответ звучал как полный бред. Круглое лицо директора вытянулось, как спелая груша, явно не ожидавшее такого ответа, но в следующее мгновение он уже соизмерял, кто из них двоих мог сойти с ума.
— Все! Больше ничего не хочу слышать: Копперфильд в юбке... что ты себе вообразила...
Сделав выдох, мужчина достал из нагрудного кармана пиджака носовой платок...
В это время на сцене уже во всю господствовал фокусник: молодой руководитель цирковой студии — Серега по прозвищу Джин, одетый в шелковую рубашку с широкими рукавами, черные брюки и жилетку, расшитую бисером. Он честно обманывал зрителей. И самое главное — без всяких для себя последствий. Слава богу, статья за этот обман ему не светила — ведь это искусство. Не так ли?
Итак, номер подходил к завершению, на закуску маэстро попросил выйти добровольца из зала, дабы тот на своей шкуре ощутил всю прелесть волшебства. Карлик, сидевший рядом, перевел на меня загадочный взгляд.
— Не желаете? — поинтересовался он.
Я категорически замотал головой.
— Жаль. А впрочем, как знаете... — проблеял он и отвернулся.
Но тут произошло нечто невразумительное. Моя правая, заметьте, правая рука сама собой взмыла вверх.
— Ну, вот и отлично... — услыхал я издалека голос артиста. — Вы не стесняйтесь... идите... идите... зал вас поддержит аплодисментами.
Далее случилось еще более невероятное: неведомая сила поставила меня на ноги, руки опустились по швам, и я как под гипнозом двинулся к сцене.
За кулисами начали понемногу успокаиваться, и даже директор покинул передовую, растворившись в проеме выхода, бурча какую-то несуразицу.
Лилек к этому времени оправилась от испуга. Глядя в небольшое зеркальце, она нервно поправляла свой макияж. Руслана тем временем освободили от шнура. Дали большую дозу валерьянки и отправили в гримерную, дабы оправиться от нервного потрясения в компании добродушной уборщицы — тети Груни. «Потерпевший» растянулся на узком диване, глазами вперся в потолок, ритмично повторяя:
— Я не виноват... он сам... сам... ну, выпил немного — виноват, каюсь... но чтобы такое... нет! Это уже слишком... перебор!
Тетя Груня, дежурившая рядом на стуле, словно заправский психолог с многолетним стажем, участливо слушала его бормотание и тихо, будто убаюкивая, приговаривала:
— Ничего, соколик, все образуется. Главное сейчас: расслабиться и не нервничать — нервы беречь надо. Я за свою долгую жизнь и не такое повидала...
Но правды ради нужно отметить, что ничего подобного она, конечно, не видала. А что делать в данной ситуации? Надо же, в самом деле, как-то человека подбодрить, успокоить.
А за кулисами тем временем молодые танцоры импульсивно перешептывались, выдвигая наперебой разные немыслимые предположения по поводу произошедшего инцидента. Но все гипотезы тут же ими безоговорочно отметались из-за нелепости вышесказанного.
Я как добровольная жертва из зала практически героем появился на сцене. Хотел, было, объявить свой протест: мол, сюда вовсе не собирался, но... не мог даже сосредоточиться, будто кто-то планомерно управлял моими действиями. Иллюзионист предложил присесть на приготовленный заранее стул, а сам, широко улыбаясь, развернулся лицом к зрителям и стал объяснять суть предстоящего номера.
Внезапно за его спиной раздался грохот. Так и есть — я беспомощно сидел на полу на пятой точке и злобно сверкал глазами. Зал, естественно, взорвался диким гоготанием. Конечно, со стороны, это выглядело уморительно, но на мое место, пожалуй, не нашлось бы ни одного добровольца.
«Ну, и денек сегодня! — пронеслось в моей голове. — Прямо пятница, тринадцатое...». Сдерживая ярость, я под общий хохот самостоятельно занял вертикальное положение, отряхнулся, критично осмотрел стул, покрутив его в разные стороны. Наконец, удовлетворенный мебелью, наивно повторил дерзкую попытку его оседлать.
Но тут случилась непредвиденная оказия. Когда я коснулся задом мягкого сидения, стул, будто дикий необъезженный мустанг, отпрыгнул назад, вследствие чего я снова оказался на полу под дружный несмолкающий хохот довольной публики.
Белый, как мел, Джин, в свою очередь, ничегошеньки не понимая, стоял как истукан и беспомощно вращал глазами. Он был, попросту говоря, ошарашен. А как же иначе: обычный деревянный закулисный стул вдруг взбесился...
Оказавшись на полу дважды, я был на сто процентов уверен, что это проделки фокусника, решившего поизмываться надо мной на радость публике. Про то, как помимо своей воли попал на сцену, в тот момент безвозвратно вышибло из головы. Стянув к переносице брови, я с угрожающим видом двинулся на тощего безобидного артиста, который по-прежнему стоял как вкопанный и смотрел на меня умоляющим взглядом. На этот раз я рассердился не на шутку, позабыв даже, что нахожусь на глазах всего зала.
Еще бы секунда — и точно схватил бы беднягу за грудки. Ох! Досталось бы ему на орехи. Но тут прозвучало: «Занавес! Быстрее опускайте занавес!» — что и спасло Джина от моего гнева. Занавес опустился, отделив меня тем самым от противника, и только тогда я понял, что на меня смотрят сотни глаз. Покраснев, я юркнул в зрительный зал. Между рядами прошел легкий гул. Зрители недопонимали: то ли это экстравагантная шутка, еще недоступная их пониманию, то ли конфликт разразился всерьез.
Ведущая сориентировавшись, спешно объявила небольшой антракт. Народ, жужжа, потянулся в буфет...
Ничего не подозревающие зрители, уже посетившие достопримечательности: буфет и МЖ, не спеша, занимали свои места. Последний инцидент они, посовещавшись между собой, словно мудрое жюри, решили списать на нелепую случайность или недоразумение. Поэтому праздничное настроение по-прежнему добросовестно витало в зале.
Но вернемся ко мне. Когда я, как и все остальные, занял свое место, карлика поблизости не было. Странные события, попахивающие мистикой, естественно, не оставили меня равнодушным. «На кой черт я вылез на сцену? — ломал голову я. — Если туда вообще не собирался. А рука... зачем потянулась вверх? У нее что, автономия? А ноги? Сами понесли меня на эту проклятую сцену. Нет, точно бред сумасшедшего. Кому рассказать — не поверят!»
Все это навеяло на меня кое-какие мыслишки, поэтому, взяв блокнот и ручку, начал набрасывать статью, так сказать, по горячим следам. Слова ложились в текст как по маслу. И тут невольно оторвавшись от блокнота, я столкнулся глазами с карликом, усевшимся рядом. На его уродливой физиономии гуляла усмешка. Я смерил его недружелюбным взглядом и захлопнул блокнот. Тот, ни капли не смутившись, только заговорщически подмигнул мне и, держа в руках новую пачку чипсов, начал снова громко чавкать, опрокидывая их в рот.
«Во нахал... — подумал я. — Похоже, он сюда жрать пришел. Ну, и типчик!». Приподнявшись, отсел на одно место — подальше от этой мерзкой физиономии. Снова открыл свои записи, дабы закончить начатое, но вместо набросков к очерку красовалась — лишь дуля! Да! Да! Именно то, о чем вы подумали. Фигура из трех пальцев! Я поспешно пролистнул страницу — там то же произведение искусства! В сердцах захлопнул блокнот. Еще немного — и я сойду с ума. Инстинктивно поднялся с места, решив пересесть. Но тут мое рвение остановил окрик карлика.
— Вы куда! Сейчас же начнется самое интересное.
Ноги вдруг мои подогнулись, и я неожиданно безвольно опустился в кресло...
Зрители уже заняли свои места и начали терпеливо аплодировать, напоминая о своем присутствии. На сцене снова появилась ведущая:
— ...Лауреаты международных ко... — и тут она вздрогнула, словно ужаленная. Ее перламутровая пуговица вдруг с треском отскочила от декольте и, сделав пару кульбитов, упала на пол. Девушка в отчаянии проводила ее взглядом, тут же подумав про себя: «Вот Сонька сволочь! Подруга называется. Сшила платье! Вернусь с концерта — дам ей взбучку по первое число...». Ее мысль резко оборвалась, так как за первой предательницей последовала вторая, десантировавшись рядышком. «Черт возьми! Да это заговор! Нет, хуже: диверсия!».
Бедняжка мужественно держалась, по-прежнему мило улыбаясь залу. Попыталась докончить начатую фразу — но следующая пуговица, как испуганный таракан, безвозвратно закатилась в оркестровую яму.
Нервы ведущей были на пределе: шутка ли сказать — такой конфуз. На мгновение девушка осеклась, в полной растерянности смотря в зал.
Директор остекленевшим взором созерцал весь этот ужас, одной рукой хватаясь за сердце, другой — сжимая стакан воды, в который режиссер сцены поспешно капала корвалол.
Но трагедия, разыгравшаяся на сцене, несмотря на всю героическую стойкость ведущей, лишь планомерно нарастала. Бретельки, завязанные бантиком на оголенных плечах, вдруг ожили и сами собой начали игриво расползаться. Пытаясь одной рукой удержать непослушное взбунтовавшееся платье, а другой — микрофон, девушка с горечью поняла, что проворонила первое. И от этой воспламеняющей мысли вздрогнула всем телом.
Шикарное длинное платье скользнуло вниз, раскрывая красивое молодое тело. Зал заволновался, взорвавшись одобрительным свистом и репликами. И, конечно же, в первую очередь, такое зрелище не оставило равнодушными мужчин, в том числе и меня. Находившиеся на боевом посту возмущенные дамы, старательно отводили похотливые взгляды на себя, практически силовым вмешательством. Гул нарастал.
Лилек завизжала, прикрыв рукою кружевное белье, кинулась за кулисы, словно золушка с бала, потеряв вместо туфельки платье. А жаль... Лишила наших дорогих зрителей удовольствия созерцать прекрасное.
Я был поражен происшествием не меньше остальных. Ничего себе праздничек получился — не концерт, а одни спецэффекты. Словом, чудеса в решете! Но должно же быть всему объяснение. Нужно по окончании обязательно переговорить с директором и, по возможности, с артистами. Значит, после занавеса прямиком за кулисы. Так, решено!
Тут я почувствовал на себе пристальный взгляд и скосил глаза. Так и есть: коротышка тут как тут. Подождите! Что это он давеча говорил? Самое интересное впереди... так, кажется. Это он образно или буквально? А ежели и буквально, то почем ему знать, что случится? А может, он экстрасенс? Вон как глазами буравит — мальчик с пальчик хренов!
Тем временем произошла незапланированная заминка. Директор, извергая гром и молнии, давал нагоняй своей подопечной, притом на полную катушку. Бедная девушка, пошарив глазами по сторонам, стянула со стола цветастую скатерть и ловко обернула ее вокруг себя.
— Ты что творишь? В стриптизерши, что ли, подалась? Нет, вы только на нее посмотрите... все свои прелести напоказ, бесстыдница! Похоже, вы все сегодня сговорились меня доконать... — тут он левой рукой вдруг схватился за сердце и побледнел в лице.
— Ой! Валерий Степанович! Вам плохо? — забеспокоилась режиссер сцены степенная Валерия Семеновна, которую всегда очень трудно было вывести из себя. — Да не волнуйтесь Вы так... все, дай Бог, обойдется...
— Угу! — буркнул директор. — Обойдется... выпихнут на пенсию... делов-то...
— Ну, зачем Вы так... — продолжила она сеанс психотерапии. — Мы Вас любим... да мы за Вас горой... правда? — спросила она рядом стоящих, и те бодро закивали.
— Ладно... хватит меня успокаивать, не маленький. В общем, давайте последний номер — и баста! Что там у нас?
— Танец с покрывалом, — подсказала режиссер сцены. — Между прочим, отличный номер!
— Кто объявлять будет? — забеспокоился директор.
— Если хотите, то могу я! — вызвалась на передовую Валерия Семеновна.
— Хочу! Очень хочу! С Богом! — благословил ее директор и, перекрестив, обессиленный, упал на предложенный кем-то из артистов стул.
Итак, начальство решило закругляться. Хватит, мол, творчества на сегодня, сыты по горло. Заключительный номер — и шабаш!
На сцену выпорхнули четыре стройные девицы в серебристых облегающих трико. В руках которых колыхалась белая шелковая материя в виде глаз и широкий торой вырвалась из рук остолбеневших артисток то вздымалась вверх, то плавно опускалась, как волна, бегущая по морю. Оригинальное лазерное освещение делало зрелище незабываемым. Но тут произошло нечто...
Материя, словно наполненная изнутри огромным шаром, сама собой вырвалась из рук остолбеневших артисток и стремительно взмыла вверх. Сопроводив полотнище недоуменным взглядом, девушки застыли, так как не могли призвать к порядку неодушевленную вещь. Неожиданно на материи прорезались два черных пятна в виде глаз и широкий рот. Теперь это напоминало забавное привидение из мультфильма: «Карлсон и малыш».
Зал ахнул от изумления. Ожившее нечто повело себя неадекватно: нырнуло за кулисы и через миг появилось с ведром воды, наполненным до краев. Вначале ощутили на себе леденящую прохладу первые ряды, заботливо политые шутником сверху. Естественно, они тут же заверещав, сорвались с мест. В зале послышались визг и недоуменные возгласы. Четыре испуганных до смерти молодых дарования, наконец, рванули со сцены прочь...
Первым очнулся Валерий Степанович, еще минуту назад блаженно следя за выступлением. Директор был бел, как мел: он уже смекнул — только что пришел конец его карьере. Ну, что за напасть! Вытянув из кармана мобильник, набрал «02».
Привидение тем временем по-стахановски извергало на визжащих зрителей незапланированные осадки. Притом непонятно каким образом вода в ведре не иссякала. Лилек, спрятавшись за широкую спину директора, погрозила приведению кулаком. Ее довольно странная выходка нисколько не обескуражила «хулигана», а даже, наоборот, подзадорила.
В зале начался настоящий хаос. Напуганные до смерти зрители кинулись вон из зала. Заботливые родители, схватив в охапку своих детенышей, старательно пробивались к выходу, работая всеми частями тела.
Паника быстро набирала катастрофические обороты. Несколько человек тут же растянулось, создав плотный затор: ими оказались пенсионеры, явно не готовые соперничать с молодежью в силе и скорости.
Перед вторым выходом уже образовалась пробка — и все из-за того, что впопыхах была открыта лишь одна створка дверей. Поджимавшая сзади толпа давила передних, застрявших в узком проходе, — и каждый в этот момент естественно думал лишь о своей шкуре. Сработала, так сказать, проверенная поговорка: своя рубашка ближе к телу.
Под огромным напором многочисленных тел бедняга-шпингалет, державший вторую дверь, не выдержал и, согнувшись, выскочил из отверстия. Тут же людской поток волной хлынул в холл с удвоенной скоростью.
Процесс был запущен, притом, на полную катушку. Обезумевшая толпа с остервенением прорывалась к заветным выходам. Паника охватила всех. Кругом слышалась ругань. Подхваченный живым потоком, я чудом держался на ногах и, чувствуя крепкие локти сотоварищей по несчастью, без остановок был выброшен в холл, где царил тот же бардак.
Именно здесь схлестнулись два течения: одно, в котором дрейфовал я, и другое — сочившееся сверху, со второго этажа, где располагался балкон. Здесь паника охватила людей чуть позже. Чувствуя себя более защищенными от всей этой неразберихи, они некоторое время пребывали в бездействии и даже с любопытством наблюдали за беспорядком внизу. Но очень скоро докатившаяся до них волна страха слизала их с насиженных мест и кинула вниз по лестнице, в живой круговорот...
И вот я уже рядом с выходом. Рядом кто-то ойкнул и споткнувшись распластался на полу. Не раздумывая подхватил на руки девицу и пыхтя преодолев с десяток метров, усадил красавицу на скамейку.
С превеликой радостью вдохнул полной грудью прохладу. Подняв глаза к небу, я мысленно благодарил судьбу за то, что выбрался из передряги невредимым.
Светловолосая незнакомка сморщившись терла ушибленное колено.
— Вы как? Нога болит? — поинтересовался я.
— Спасибо... ничего страшного — ушиб, — пояснила она.
— Вы уверены? — не доверяя ее скороспелым выводам, уточнил я.
— Да... уверена... я ведь фельдшер... работаю на «скорой».
— А... тогда, конечно... с медициной не поспоришь.
— Большое Вам спасибо... — еще раз повторила она и одарила меня лучезарной улыбкой, — если бы не вы...
— Да что там! Подумаешь...
Какой-то здоровяк в темной джинсовой куртке и синих потертых джинсах водрузил невдалеке от нас охающую старушку, которой, видно, тоже досталось в этой суматохе. Пенсионерка, постанывая, держалась за сердце. Но тут к нам подскочила какая-то взъерошенная размалеванная девица и застрекотала без умолку, обращаясь к моей подопечной.
— Ой! Рита, ты тут. А я тебя ищу. Ты как? — и она игриво взглянула на меня. — Ну, и денек сегодня. Представляешь! Сумку потеряла. А там все: мобильный, деньги, ключи. Нет, меня точно муженек прихлопнет — и правильно сделает! И какого черта потащились на этот концерт — ведь у меня с утра было предчувствие...
— Ладно, дамы... — встрял я, — если моя помощь больше не нужна, то я удаляюсь.
— Да, да, конечно. Еще раз большое спасибо, — промолвила Рита, ласково взглянув на меня.
— Пожалуйста! Всегда готов помочь прелестной незнакомке.
Ситуация у выхода с ГДК тем временем нормализовалась, ажиотаж и паника потихоньку угасали. Вдалеке, как всегда, с опозданием завыла сирена «скорой помощи», а через пару минут показались две полицейские машины...
* * *
В этом страшном аду никто даже не удосужился обратить внимания на спокойно сидящего на предпоследнем ряду карлика, с усмешкой созерцавшего весь хаос и безмятежно уплетающего остатки чипсов. Создавалось впечатление, что он здесь, по меньшей мере, режиссер, планомерно руководящий массовой съемкой очередного фильма ужасов. На вид ему казалось около сорока, хотя на самом деле — Бог его знает! Одет он довольно обычно: в джинсы и черную кожаную куртку.
«Ну, что ж, неплохой концерт получился...» — вслух размышлял карлик, и саркастическая улыбка расползлась по его уродливой физиономии. Смяв и отбросив в сторону пустой бумажный пакет, он что-то замурлыкал себе под нос. И если бы мы пожелали, то обязательно б услышали слова знаменитой песни:
Кукол дергают за нитки,
На лице у них улыбки.
И играет клоун на трубе.
И в процессе представления
Создается впечатление,
Что куклы пляшут сами по себе...
* * *
Когда последние зрители вырвались наружу, в ГДК последовала полиция. Я пытался пробраться к директору, предполагая, что его персона сможет пролить свет на сегодняшнее экстремальное шоу, но мне категорически заявили, что это совершенно невозможно. А невозможно потому, что у бедняги на почве нервного срыва случился сердечный приступ, и его увезла «скорая».
Раздосадованный и переполненный отрицательными эмоциями, я уже собирался убраться восвояси, как вдруг уловил неподалеку праздно наблюдавшего за мной карлика. Мы встретились глазами: подмигнув мне, будто старому приятелю, он повернулся ко мне спиной и начал, не спеша, вальяжно удаляться.
И тут я вспомнил, кого он напоминает. Ну, конечно же, он чертовски похож на персонаж фильма — карлика, занявшего «почетное» место в свите Воланда. Да, точно! Прямо копия — один в один, и бывает же такое! По моей спине пробежал морозящий холодок, затем вдогонку поползли неприятные колючие мурашки. Еще с минуту я как деревянный истукан продолжал смотреть ему вслед, пока таинственный незнакомец не скрылся за деревьями. «Все же есть что-то зловещее в этом паршивце... — рассуждал я, — хотя... со спины похож на крупного безобидного ребенка». Так, строя разные теории своей наблюдательности, незаметно добрел до остановки...
* * *
Через полчаса я был дома. Мысли вернулись из мира фантазий к реальности практицизма.
По жужжащему на кухне радио передавали экстренный выпуск новостей, из которого узнал, что главный виновник беспорядка — так называемое привидение — в ГДК не обнаружено. Растворилось — и все дела! Единственно, что осталось от него, так это лежавшее посреди сцены обычное полотно с прорезями для глаз и рта. Рядом же валялось пустое ведро. Свидетели — артисты и вся закулисная братия — упорно, как под гипнозом, твердят одну и ту же фразу: видели, мол, только то, что и все. Не больше — не меньше. Директор ГДК действительно находится в больнице — но, слава Богу, ничего серьезного: легкий шок. «Ясное дело — спрятался, — комментирую я. — Симулянт!»
В конечном счете, все обошлось, как говорится, малой кровью: с десяток шишек, синяков, ушибов, несколько потерянных в давке женских туфель и тому подобное. В итоге — покойников нет. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил добрые глаза девушки, которую нес на руках. Как же ее имя? Ах, да — Рита. Значит, Маргарита... Что ж, отличное имя! Да и она сама недурна и даже более. С сожалением подумал: жаль, что не взял у нее телефон. Растяпа!
Собрав воедино хаос мыслей, уселся за стол. Настороженно достал из папки блокнот, словно тот мог цапнуть меня за палец. Интересно, как в нем появилась эта мазня в виде дули? Ума не приложу! Ведь блокнот все время был со мной. Брр! Я осторожно пролистнул страницу, затем другую, третью — но никакой фигуры из трех пальцев не оказалось, а были лишь мои наброски к статье.
Может, померещилось? Ну, да... померещилось. Я пока с ума не спятил. Видел — и точка! Тогда спрашивается, куда это художество запропастилось? А черт его знает! В итоге решил выбросить домыслы из головы и заняться, наконец, полезным делом — то есть, очерком. Но текст не клеился. Наверное, из-за того, что я не мог уловить сути случившегося.
Что же произошло на самом деле? Где ключ к разгадке? Внезапно в мозгу всплыла ухмыляющаяся физиономия карлика. Меня сразу же передернуло, будто увидел его наяву. Встряхнув головой, отогнал прочь нелицеприятное видение. «Надо отвлечься», — решил я и, взяв из вазы красное яблоко, впился всеми тридцатью зубами, так как два к этому времени в неравной борьбе с кариесом уже посеял.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |