...Склонившись над столом, Тимофей неторопливо выводил пером по бумаге. Затем, отложив в сторону перо, старик взял в руки исписанный листок, еще раз пробежал глазами и, вполне удовлетворенный, свернул его в тонкую трубочку. В левой руке слуги блеснула капсула.
Старик аккуратно вложил в нее послание и закупорил. Затем подошел к клетке, стоявшей на широком подоконнике, и открыл дверцу. Ворон важно шагнул за пределы клетки. Птица, громко каркнув, замерла, будто ожидая указаний хозяина.
Тимофей старательно привязал тонкой тесемкой капсулу к лапе ворона. По умелым действиям его рук можно было точно предположить, что проделывает это не впервые. Бесшумно отворилось окно, огонек свечей замерцал от потока входящего воздуха. Старик погладил «исчадие ада», птица прыгнула на подоконник и, издав на прощание «кар!», взмыла вверх, мощно захлопав крыльями. Тимофей проводил пернатого взглядом и лишь затем, не спеша, затворил окно...
* * *
Так и не принеся с собой ничего нового, пролетело еще два дня. Теперь бессонница преследовала мастера, будто назойливая страстная любовница. Как только ночь укладывала супругов в постель, мастер моментально терял ко сну всякий интерес. Словно привидение, он расхаживал в мягких тапочках по дому с одной лишь целью: скоротать так медленно тянущееся время. Иногда он садился писать, но мысли лишь блуждали по кругу, как плутавшие в лесу странники. Тогда мужчина вскакивал и начинал бороздить коридорами огромного дома, стараясь в размышлениях дождаться утра. И вот, когда первые лучи долгожданного солнца рассеивали враждебный мрак, мастер снова ощущал себя лучше и, примостившись подле Марго, наконец-то засыпал...
И вот наступил третий день. Ожидая полнолуние, его нервы, казалось, достигли предела, готовые вот-вот лопнуть, как перетянутая струна на гитаре. С самого утра мастер срывался по каждой мелочи, а затем каялся, прося у возлюбленной прощения и обещая, что это больше не повторится. Так, в нервозности, пролетел день.
Вечером, когда совсем стемнело, прильнув к окну своей спальни, супруги молча наблюдали за надвигающимися с востока темными тучами, предвещающими сильную грозу.
— Все же ты не прав, — женщина вздохнула... — Приглашение на бал — это единственный шанс в создавшейся ситуации. Ты же мечтаешь вернуться назад.
— Опять ты за свое. Не хочу больше слышать! — огрызнулся упрямец. — Все! Уже решено...
— Да, ты действительно изменился за это время...
— Не знаю, может и так. Тебе, наверное, виднее. А впрочем... ты права... Я изменился.
Больше не говоря ни слова, он направился к двери и властным движением закрыл ее на щеколду.
Маргарита отрешенно уставилась в окно, где начинал накрапывать дождь. Мастер, приблизившись, нежно обнял ее за плечи и, повернув к себе, виновато заглянул в печальные глаза.
— Не волнуйся, милая, — все будет хорошо.
Они прильнули взглядом к окну. А там уже бушевала настоящая стихия. Ветер свирепо бросал в стекла потоки воды. Бедная тонкая береза, росшая у самого окна, гнулась и стонала под его неистовыми порывами. Гром сменялся яркими ослепительными молниями — казалось, что небо взбунтовалось, и там началась настоящая война.
То же самое ощущал и мастер. Его душа рвалась на клочья от полной безысходности. Но где-то, в самой ее глубине, теплился слабый огонек, надежда, что не все еще потеряно. По крайней мере, он надеялся на чудо. До полуночи оставался лишь час, когда Маргарита ощутила в комнате чье-то присутствие.
Как кошка, почуяв мышку, она навострила уши и как бы невзначай обернулась. Ей пришлось прищуриться, так как комната в этот момент озарилась очередной вспышкой молнии. Немой крик замер в горле. Первое, что она увидела, — это отражение в зеркале, и естественно, не свое. Это был Азазелло! Гость заговорщически приложил палец к своим губам, тем самым дав понять, чтобы Маргарита ни в коем случае не шумела.
Через миг в правой руке нежданного гостя оказалась откупоренная бутылка вина. Далее произошло что-то невообразимое. Рука Азазелло стала быстро удлиняться, как растягиваемая резина. Достигнув стола, оставила на подносе сей незатейливый подарок, и в мгновение ока вернулась в Зазеркалье.
Бешено колотившееся сердце женщины защемило. Она поняла: час пробил! Мастер по-прежнему не отрывал взгляда от окна, завороженный действом стихии.
— Милый, ты так глаза все проглядишь, — ласково прощебетала едва дрогнувшим голосом Маргарита, нежно прижимаясь к его плечу. — Лучше давай выпьем немного вина.
Мастер кивнул в знак согласия. Женщина, подойдя к столу, поспешила налить два фужера, затем, вернувшись, протянула один мужу. Пригубив немного, мастер еще раз подчеркнул, как все-таки восхитительна Марго, особенно сейчас, при ярких вспышках молний. Осушив залпом бокал, он вдруг почувствовал сильное головокружение, попробовал сделать шаг, но вместо этого его резко качнуло. Он удивленно глянул на возлюбленную помутневшим взором — и черный мрак поглотил его в свои крепкие объятия...
* * *
В то время как Воланд в своем замке принимал ванну, наполненную молоком буйволицы, двое, а именно: карлик Клик и Гелла, расположившись в просторной гостиной возле весело пылающего камина, немного флиртовали и о чем-то шушукались.
— Пардон, мадам, не соизволите ли ответить на один вопрос? — молвил карлик, глумливо кривляясь перед нагой красавицей.
— Давай, валяй, мальчик-с-пальчик, не стесняйся!
— Фу, как грубо! Ведь при такой божественной красоте вы должны насвистывать, словно соловушка.
— Ага... держи карман шире... пижон! — громко расхохоталась Гелла, кокетливо стреляя подведенными глазками.
— Опять вульгарность... ну, что ж это творится? Я к ней, можно сказать, всей душой, а она плюет прямо... ладно, не буду уточнять куда...
— Это уже что-то новенькое: у него, оказывается, есть душа... — еще громче загоготала собеседница. — Нет, вы это слыхали? Просто вздор!
— Ладно уж, хватит паясничать: я, признаться, устал играть роль светского негодяя. Попросту хотел узнать, чем ты-то провинилась, оказавшись в столь незаурядной компании. А? — в нетерпеливом ожидании он подсел ближе к Гелле.
Внезапно она перестала хохотать и с удивлением уставилась на карлика.
— Ах, вот ты о чем, проказник! Лучше не спрашивай... это грустная история. И мне, право, вовсе не хочется ее вспоминать...
— Уж грустная она или нет, судить мне, барышня...
— Нашелся тоже мне судья! Положись лучше на женскую интуицию.
— Я бы с превеликим удовольствием положился на женское тело. Зачем мне интуиция? — пожал плечами Клик и сладострастно взглянул на собеседницу. — Она ведь не греет...
— Хам! Негодник! — фальшиво прикрикнула Гелла.
— Вы не правы, мадам, я только учусь. И признаюсь: пока не заслужил таких почетных титулов. Но все еще возможно впереди.
— Пошел вои! Глаза б мои тебя не видели...
Карлик, вовсе не смутившись, деловито проследовал мимо Геллы, скрывшись за огромной мраморной колонной. Через миг его настырный голос зазвучал вновь:
— Будьте любезны, начинайте же свое повествование. Ваш покорный слуга изнывает от любопытства и заинтригован не на шутку.
— Ах! — наигранно вздохнула Гелла. — Это снова ты... вижу: от тебя так просто не отделаешься... — Она снова вздохнула и ангельским голоском заворковала: — Ну, тогда слушай, негодник! Моя репутация практически безупречна. А в эту компанию угодила совершенно случайно. Можно сказать, от скуки...
— Ты, что, меня за идиота держишь! — разочарованно воскликнул Клик, по-прежнему скрываясь за колонной.
— Не знаю, может быть — мне ведь тебя отсюда не видно, — произнеся последнюю фразу, она заливисто расхохоталась. — Один ноль в мою пользу!
Притворно рассерженный карлик вынырнул из своего убежища.
— Ах, так! — угрожающе фыркнул он, надвигаясь на рыжую бестию и при этом закатывая рукава своей рубашки.
— Ой! Сдаюсь! Сдаюсь! — завизжала Гелла. Вдруг лицо ее стало серьезным и задумчивым, и она тихо проронила: — Ты, что, действительно желаешь все знать?
— Непременно и сейчас же! — заявил маленький уродец, удобней усаживаясь возле погрустневшей красавицы.
— Боюсь, что разочарую тебя... — она на миг замолчала. Ее прекрасный пухлый рот скривила гримаса. — Когда-то давным-давно я жила в одном из женских монастырей. Родителей своих не помню: в общем, круглая сирота. Когда мне исполнилось девятнадцать, моя плоть вдруг взбунтовалась и совсем не желала подчиняться рассудку. В конце концов, я сдалась. А случилось это так... По утрам из соседнего села невзрачный мужичок...
— Прямо-таки невзрачный... — недоверчиво перебил ее рассказ Клик.
— Ну... неказистый такой... — Гелла с недовольством взглянула на собеседника, — привозил нам провиант: молоко, хлеб, сыр и еще кое-что из съестного. И вот как-то раз он заболел, а вместо него появился сын Дмитрий — светловолосый увалень с широченными плечами. Веселый такой. При виде меня он покраснел, а затем выразил восхищение моей девичьей красотой. И я, конечно, не устояла.
Вскоре я начала бегать к нему на свидания. Но это продолжалось совсем недолго. Любовник оказался не только горячим жеребцом, но и ветреным. В общем, вскоре завел новую пассию. После долгих бессонных ночей я, не выдержав испытания, удавилась... такая вот грустная история...
— Да-с, любовь! — негромко проблеял Клик, будучи явно смущенным. Но уже через пару секунд он снова приободрился: — Чего только не бывает на свете! Вот взять хотя бы нашего хозяина... по уши втрескался в Марго. Давеча подбросил работенку — я уже спать собирался, а он мне — на, мол, вазу с цветами и доставь в комнату Маргариты Николаевны. Я, что, ночная служба доставки? Ладно, выполнил заказ: доставил адресату. Так нет, следующей ночью на тебе, милок, колечко с вензелем — слетай и вручи его вместе с приглашением на бал. И все, чтоб шито-крыто было. Почему бы не сделать все эти премудрости зараз — какая экономия времени была б...
— И не говори, Клик! И что он в ней нашел... баба как баба... вон сколько таких...
— Ну, уж, не скажи, Гелла! Это в тебе женская ревность взыграла. Маргарита Николаевна мало того, что хороша собой, так еще и неглупа в придачу — уж я в этом прекрасно разбираюсь, поверь мне на слово.
— Разбирался, — ехидно поправила собеседника рыжая бестия.
— Увы... факт неоспорим... — грустно вздохнул Клик.
— Ну, а теперь твоя очередь.
— Моя очередь что?
— Каяться милый... каяться. Ну же, смелее.
— Ах, это. Может, как-нибудь в следующий раз?
— Решил увильнуть, негодник! Думаешь: буду упрашивать? А вот и не угадал!
Красавица что-то таинственно пробормотала, и перед ней на стол грохнулась серая папка.
На ней начертано: «Клик — личное дело».
— Эй, я так не играю! — возмутился карлик.
— И не надо. Стой, где стоишь, а я уж как-нибудь сама разберусь.
— Может, не стоит, я ведь такой безобидный.
— Ты безобидный? — ухмыльнулась собеседница и просмотрела пару страниц. — Значит так: в детстве был избалованным ребенком, затем стал высоким светловолосым красавцем, — при этих словах карлик вдруг засуетился, а Гелла тем временем продолжала: — бездумно соблазняющим девушек, частенько обещая жениться. «Да будь я проклят, если не сдержу свое обещание»! — так ты заканчивал свою пламенную речь. Но по истечении некоторого времени бесследно исчезал, вонзив в нежные сердца обманутых созданий занозу неразделенной любви. И вот расплата! Теперь ты — метр с кепкой. Более того — шут, да еще со сломанным носом и ужасным шрамом на щеке. Одним словом, уродец!
— Уродец! — как эхо, тихо повторил Клик. — Судьба...
— Здесь я с тобой, пожалуй, не соглашусь. Это всего лишь следствие элементарной глупости, самовлюбленности и распутства.
— Все, хватит! Давай сменим тему... — Вдруг в глазах карлика загорелся бесовский огонь. Лихо метнувшись к столу, он с удивительной пронырливостью уселся в высокое кресло.
Удивленная Гелла проводила собеседника вопросительным взглядом. Клик, не теряя времени, что-то невнятно прошептал — и в то же мгновение из пустоты извлек парик, черную мантию, колпак и деревянный молоточек, буквально в миг преобразившись в заправского судью. Он комически строго стукнул молотком по столу, словно призывая всех к порядку, и строго назидательно рявкнул:
— Так, значит, Вы влюблены, мессир? Да, это трагедия... нет, я, конечно, могу Вас понять. Несколько веков одиночества, пожалуй, не сахар. Но все же...
Рукоплескания незаметно вошедшего хозяина замка, подхваченные эхом, потрясли зал.
— Я вам не помешаю? — проронил Воланд.
Клик моментом сник и тихо проблеял:
— Да я тут... это... — опустив голову, он замолчал.
— Значит, это! А, к сожалению, надо то! Пародист хренов! Треплешься и треплешься. Вот добавлю тебе срок пребывания в этой шкуре, тогда вместе и посмеемся. Ну, как, доходчиво объяснил?
— Не надо! — жалобно взмолился уродец, падая на колени. — Я больше не буду... — Его и без того отвратительная физиономия стала еще омерзительнее.
— Он не будет! Нет, вы поглядите на него — маленький ребенок, зато язык как помело! Тебя бы в компанию Бегемота и Коровьева — замечательное трио бы вышло. Жаль, что их срок пребывания в моей свите истек, — продолжал измываться Воланд, облаченный в махровый халат и тапочки.
Карлик в смятении смиренно ожидал худшего, но тут вдруг за него заступилась Гелла.
— Прости его, повелитель, нынче он сболтнул не со зла. Просто меня хотел потешить... одним словом, запал он на меня...
— Ах, вот оно что! Ай-да, распутник! Зря времени не теряет...
— Но, мессир... я же...
— Ладно, молчи уж. Нынче я добр... считай, что позабыл это безобразие. Но впредь... — Воланд назидательно погрозил пальцем. — А теперь оставьте меня одного... прочь с глаз! Да, кстати, чуть не позабыл... — добавил он, опустившись в кресло, где несколько минут назад восседал важно карлик. — На тебя, Клик, жалобу настрочили самому... — он пальцем многозначительно указал вверх, — так что наказание все же неотвратимо — не обессудь! Превысил, так сказать, возложенные на тебя полномочия.
— Ну, вот, как не кстати, — сплошная полоса неудач. Что я там еще такого натворил? Что-то не припомню... — изобразив потуги мыслительного процесса, встрепенулся карлик.
— Ну, как же! Там черным по белому сказано: ворвался в студию и диктору, заметь, всеми уважаемому человеку, естественно, в их кругах, надавал по шее. Притом, ни за что ни про что!
— Ах, это... — печально вздохнул карлик, воздев глаза кверху.
— А что? За тобой и еще грехи имеются? Давай, выкладывай! — строго произнес Воланд, сверкнув огненным глазом.
— Да, нет! Ну, что Вы, мессир! Это я так, к слову. И вообще, я не виновен — он сам напросился... — поспешил выложить карлик.
— Как это? Изъяснись, будь добр!
— Давеча... — смиренно начал Клик, чуть покачивая большой головой в такт повествованию, — слушал я прогноз погоды. Ну, вот... этот недотепа, будь он не ладен, заверил: «Завтра вас ожидает ясная солнечная погода». Я, естественно, как доверчивый гражданин, зонта не взял. А тут: тучи, ливень, град! Ну, в общем, стильному моему костюмчику хана. Значит, я есть кто? Пострадавший! Вот и решил: пусть обманщик ответит. Разве я не прав?
— Нет! Ты меня просто удивляешь: ты идиот или притворяешься? Брысь с глаз моих, хитрец! Пока я добр...
— Ваше величество, я не кот, я карлик! — как бы, между прочим, напомнил обиженный Клик и тут же поспешил из зала.
— Твое счастье, что бал уже на носу, не то б занялся твоим воспитанием вплотную, умник! — крикнул вдогонку Воланд, начиная сердиться. — Нет, вы только посмотрите на него! Он виноват, а еще и язвит...
— Правильно, — поддержала правителя Гелла. — Нашему брату спуску давать нельзя. Выпороть его — и все дела. — Тут она нахмурила свой чудесный лобик, будто что-то нечаянно вспомнив. — Вот дырявая башка, чуть не позабыла... — Она достала из кармана фартука маленькую капсулу и учтиво протянула Воланду. — Вот, мессир, почта. Четверть часа, как ворон принес. Вы тогда принимали ванну, поэтому решила Вас не беспокоить...
Договорив последнюю фразу, Гелла подобострастно раскланялась и устремилась вслед за Кликом.
Хозяин тьмы откупорил капсулу, извлек оттуда аккуратно скрученное в трубочку послание, которое гласило: «Маргарита Николаевна дала добро. Поспеем вовремя...»
Улыбка расползлась по лицу Воланда. Прищурив зеленый глаз, он звонко щелкнул пальцами — и тотчас перед ним на столе появился довольно странный предмет в виде хрустального шара величиной с небольшой арбуз. Сей загадочный предмет, наполненный изнутри густым молочным облаком, вскоре соизволил приобрести прозрачность, а затем вспыхнул золотистым светом. Воланд, внимательно следя за всеми этими метаморфозами, слегка напрягся: внутри шара появились едва размытые тени...
Маргарита в черном плаще в сопровождении Тимофея неслась галопом на породистом жеребце. Ветер осушил на ее щеках слезы и растрепал волосы, гривой развевающиеся на ветру. Женщина пришпорила коня, принуждая его увеличить скорость, словно боясь передумать и повернуть обратно. Лицо же старого слуги оставалось, как всегда, непроницаемым, а вот внешний вид совершенно преобразился. Теперь на его голове красовалась широкополая шляпа с белыми перьями, одет был в коричневый ладно скроенный камзол и темную бархатную накидку. На левом боку висела шпага, бряцая в такт движения седока. Его конь слегка отстал и теперь нагонял лихую наездницу.
Ни к месту и ни ко времени на старика нахлынули воспоминания, тревожащие душу вот уже несколько веков. Перед глазами пробежали события той далекой эпохи. И во всем повинен эликсир молодости, за который он заложил собственную душу. Да-да! Именно эликсир молодости, позволяющий не стариться. Но, увы, потребность в нем отпала в одночасье, лишь только его нежданно-негаданно бросила возлюбленная. В порыве отчаяния он не нашел ничего лучшего, чем наложить на себя руки, и теперь его душа должна служить властелину тьмы.
Его настольной книгой уже много веков был «Фауст», зачитанный до дыр.
Замыкал же небольшую колонну смурый Азазелло, его широкий черный плащ дерзко хлестал непокорный ветер. Похоже, он тоже погрузился в раздумья...
Насладившись видением и предвкушая скорую встречу с Маргаритой, повелитель тьмы улыбнулся. Тем временем картинка исчезла, золотистый цвет сменился темно-алым и мгновенно поблек. Время неумолимо приближалось к полуночи. Вскоре начнут стекаться приглашенные гости, а пока нужно переодеться и обязательно встретить Маргариту, уже восседая на троне...
* * *
Ночь была в самом разгаре. Круглая, как мяч, серебристая луна уже во всю трудилась на небосклоне, освещая безграничные пространства вселенной. Буря стихла еще час назад, но мастер этого знать не мог: после выпитого вина он пребывал в глубоком сне, заботливо укрытый шерстяным пледом.
Громко вскрикнув, мастер внезапно очнулся в кресле. Приподнял отяжелевшие веки, затем зажмурился, пытаясь восстановить в памяти ночной кошмар — но не смог. Открыв глаза, огляделся. На столе едва горела лампа, в открытое окно струился мягкий лунный свет. Стояла полная тишина. Ни звука. И тут до него дошло, что Маргариты рядом нет, а дверь распахнута настежь.
Исступленно взвыв, он схватился за голову. Затем, откинув плед, вскочил, по-прежнему одетый в широкие брюки и белую рубаху, на ногах — черные туфли. Прихватив с собой лампу, выбежал в коридор. «Марго!» — вырвался из груди болезненный крик, но только эхо издевательски захихикало в ответ. Первым делом он кинулся в гостиную — никого, потом в столовую — тот же результат. Мысли метались, как снежинки в пургу. «О Боже! Неужто это случилось? Черт бы их всех побрал! Здесь они действительно всесильны... Бал! Этот омерзительный бал! Нет, я просто этого не вынесу...»
Призрачная надежда толкнула его в покои старого слуги. Запыхавшись, мужчина ворвался в обитель Тимофея. Предположение, что, скорей всего, помещение окажется пустым, оправдалось: его лишь окутала царившая здесь немая давящая тишина. Захотелось сию секунду умереть, но, увы! Ведь он и так мертв. В полном бессилии мастер опустился на колени и, поставив рядом лампу, зарыдал. Сознание раздваивалось, ужасающая реальность начинала сводить с ума. В таком удручающем состоянии он находился довольно долго, совершенно сбитый с толку, не зная, что же ему теперь предпринять.
Наконец, мысли немного прояснились. Он встал: от резкого подъема слегка закружилась голова, и застучало в висках. Убранство комнаты поражало своей простотой, зато везде царил идеальный порядок, что характеризовало обитателя как дотошного типа. Справа располагался небольшой кожаный диван, возле окна — круглый дубовый стол, с раскрытой книгой в толстом темном переплете и бронзовым подсвечником, поодаль — огромный длинный шкаф из добротного крепкого дуба. Закрытые наглухо дверцы скрывали содержимое. Слева, на стене, сразу у входа — деревянная дощечка, на которой висела связка ключей.
Далее находилась какая-то неизвестная мастеру старинная поблекшая от времени картина в тяжелой раме, большое овальное зеркало, а чуть поодаль — плетеное кресло-качалка и несколько стульев. Напротив — еще одна дверь, похоже, ведущая в спальню.
Лицо мастера исказилось до неузнаваемости. В висках больно стучало, нервы накалились и готовы были попросту лопнуть. Мастер, накрепко сжав в кулак пальцы, сильно зажмурился в надежде, что через миг, когда откроет их снова, все станет как прежде. В мозгу зазвучал бархатный голос возлюбленной. «Милый! Я тебя спасу! Спасу!». Широко открыв глаза, мастер огляделся. Увы! — чуда не произошло.
Из горла вырвался болезненный стон, похожий на вопль раненого зверя. Находиться здесь более не было сил. Вооружившись лампой, выскочил из комнаты, торопясь покинуть как можно быстрее ненавистный дом. Оказавшись во дворе, он втянул полной грудью свежий прохладный воздух и мельком бросил отчужденный взгляд на жилище, опутанное вьющимся виноградом, принесшее столько новых страданий.
Не разбирая дороги, он спешил вперед. К несчастью, споткнулся, растянувшись на земле. Лампа разбилась, теперь дорогу беглецу освещала лишь круглая луна.
Мастер пересек лужайку, миновал вишневый сад. Еще немного — и песок зашуршал под его ногами. Запыхавшись, он ступил на каменный мшистый мостик. Через пару минут ручей остался позади, беглец неизменно приближался к границе этого «мирка».
Вот он оказался на краю пропасти и с отчаянием глянул вниз. Бездна, плотно укрытая туманом, притягивала и безудержно манила в свои адские объятия.
Перед глазами пронеслись недавние воспоминания: Марго счастливо улыбается. Ее громкий безмятежный смех ласкает слух. «Марго! — застонал он. — Марго!». Крепко зажмурившись, бедолага сделал шаг в никуда. Каково же было разочарование, когда, пролетев несколько метров, он, словно выкинутый невидимым батутом, снова оказался на краю каменистого утеса целым и невредимым.
— О Господи! Это же просто невыносимо провести здесь целую вечность... это чересчур! — вскричал в отчаянии мужчина, воздев руки к небу. Месяц молча взирал сверху, так и не ответив на его душевный призыв. Только слабое гулкое эхо пронеслось над бездной и затихло, исчезнув в черных расщелинах гор.
Спустя час, весь опустошенный, он вернулся в спальню и бросился ничком на кровать, зарывшись лицом в подушку, источающую нежный запах духов возлюбленной. Раздражение сменилось безразличием. Внезапно потухшая свеча, одиноко стоявшая на тумбе, запылала, разгоняя мрак. По комнате пробежал легкий ветерок. Мастер приподнял голову. В полумраке появились еле различимые очертания фигуры, которая вовсе не испугала его.
— Не мудрено оступиться и попросту свернуть себе шею. Но, увы, мертвому эта плачевная участь не грозит, — вместо приветствия проронил гость, в котором мастер узнал Левия Матвея.
— А это ты... пришел позлорадствовать моему горю...
— Я думаю, ты не прав, скорее, наоборот, утешить, — печально изрек тот.
— Утешить? Поздно... уже слишком поздно. Да и что вам всем от меня надо? Молю: оставьте в покое! — прокричал мастер, присев на кровати.
— Ты заблуждаешься... покой нам лишь снится. Мы рождены для борьбы. И ты это, к счастью, постиг уже сам. Иначе меня здесь попросту не было бы. Что проку в твоих творческих потугах здесь, в этом замкнутом мирке.
— Но что я могу! Я совершенно бессилен! Я бессилен, черт возьми!
— Снова ты не прав. Я послан указать тебе путь. Пробил час... ты готов идти вперед, твои глаза открыты. Внемли и не перебивай! В комнате слуги есть большой шкаф. Отвори его... Там потаенный ход, ведущий к замку повелителя тьмы.
— Потаенный ход? — удивленно воскликнул собеседник. — Но как... как я смогу что-либо изменить? Ведь он же всемогущ, а я всего лишь...
— Сможешь! — осек пессимизм мастера гость. — Пари! — вот твой единственный шанс, вот твой конек! Поверь мне! — Посетитель на миг замолчал, затем, просверлив мастера взглядом, продолжил: — Я вижу немой вопрос в твоих глазах... да... я знаю, что вас посещала Фрида — ее дружеский совет звучал примерно так же. Верно?
Мастер молча кивнул головой: сейчас он был попросту ошарашен услышанным. Значит, шанс все-таки есть? Неужели это правда? Кажется, судьба на этот раз пошла ему навстречу.
— Правда состоит в том, — словно читая мысли мастера, продолжил Левий Матвей, — что неразумные мысли ведут к идиотским поступкам. И соответственно, наоборот. Подумай об этом на досуге. А сейчас поспеши...
Белая фигура отступила к стене, поблекла и бесследно растворилась, оставив мастера одного, который в глубокой задумчивости еще с минуту глядел в пустоту, где только что исчез загадочный гость. Уверенность Левия Матвея в положительном исходе передалась мастеру, каждой его клеточке не существующего в земном понимании тела. Ему почудился клич трубы, зовущий к бою...
Набросив на плечи темный плащ, он окинул прощальным взглядом спальню, взял свечу и решительно направился в комнату Тимофея.
По мере того как он приближался к покоям старого слуги, на душе становилось тягостнее. Шаги замедлились, нахлынувшее нервное напряжение отдавалось неприятной дрожью в коленях. И вот распахнутая настежь дверь. Мужчина судорожно сглотнул. Переступив порог, огляделся. С тех пор, как он покинул это пристанище, ничто не изменилось.
Медлить было бессмысленно, поэтому он поспешил прямиком к таинственному шкафу. От возросшего волнения его прошиб пот, неприятно лизнувший лоб и спину. Раскрыв створки, мастер разглядел десяток мужских костюмов, находившихся в отличном состоянии, густо пахнущих нафталином, которые непонятно зачем пылились здесь. Нетерпеливо раздвинув одежду, он узрел, что задней стенки нет. Впереди вырисовывался невысокий арочный вход, выложенный булыжником, глубже зияла чернота.
«Все верно. Стало быть, меня не обманули». Держа перед собой свечу, мастер, отбросив страх, как рваные лохмотья, шагнул внутрь. Налетевший вихрем озноб пробежал от кончиков пяток до затылка, заставив беглеца ускорить темп. Мерцающий огонек в руке выхватывал лишь ближайшие метры, впереди по-прежнему безраздельно господствовал мрак...
Подгоняемый страстным желанием быстрей вырваться из добровольного заточения, мастер торопливо шагал по чреву каменного тоннеля, и только колеблющаяся тень, отбрасываемая его телом, то возрастала, то уменьшалась, неустанно, словно цепной пес, следуя за хозяином. На миг ему показалось, что время остановилось, и нет этому проклятому тоннелю ни конца, ни края.
Вскоре нахлынувшее уныние улетучилось. За очередным поворотом мастера окатила прохладная струя свежего воздуха. Сквозь плывущие волны серо-пепельного тумана на него смотрел бледный размытый лик луны, по небу неслись бурые облака, напоминающие диковинных сказочных животных.
Пальцы невольно разжались, догоравшая свеча выпала из рук и мгновенно погасла. По бледному, как воск, лицу мастера пробежала досада. Внезапно справа от него послышалось конское ржание. Из густой пелены тумана вынырнула черная тень, а следом перед путником предстал статный вороной конь. Животное начало нетерпеливо перебирать копытами, будто приглашая странника в далекое путешествие.
Впрочем, долго упрашивать путника не пришлось. Словно подталкиваемый некой неведомой силой, он взобрался в седло, крепко ухватившись за густую шелковистую гриву. Почувствовав на себе седока, конь незамедлительно рванул во весь опор, оставляя за собой длинный шлейф потревоженной пыли. Вскоре гулкий цокот копыт прекратился, и всаднику показалось, что животное уже парит над землей, едва касаясь ее подковами. Рискуя свернуть себе шею, его бунтарская душа мчалась навстречу судьбе.
Они неслись, прорезая пространство, по голой черной пустыне, изредка освещаемой проблеском луны. Пронизывающий ледяной ветер свистел в ушах, завывая, как голодный волк, почуявший свою жертву. А впереди ждал бесконечно клубящийся туман и блуждающие призрачные тени.
Одинокому всаднику уже начало казаться, что он сам — зыбкая частица этих теней, которая будет вечно, без цели мчаться по бесконечным просторам вселенной. Внезапно перед ними разверзлась зловещая пасть бездонной пропасти. Мастер инстинктивно зажмурил глаза и всем телом прижался к шершавой гриве, намертво вцепившись в нее пальцами. Но все разрешилось благополучно: конь пронесся над бездной, будто по незримому постороннему глазу мосту, и снова беспрепятственно продолжил путь.
Запутавшаяся в облачной паутине луна, наконец, вынырнула из западни и засветила во всей своей божественной красоте. Прищурившись, всадник разглядел среди мрачных оборванных клочьев облаков вырисовывающиеся на линии горизонта зловещие пики башен, которые, казалось, упирались в самое небо.
Тем временем бешеная скачка продолжалась, и славный конь не выдал даже намека на тревогу или усталость. По мере приближения к логову повелителя тьмы ландшафт стал совсем иным. Пустынная, изрытая трещинами и рытвинами дорога осталась позади. Теперь то там, то здесь пестрели одинокие валуны, покрытые серым мхом. Мрачные черные тучи, как по волшебству, исчезли. В открывшемся чистом небе, как искра, вспыхнула целая плеяда крупных и мелких звезд, жемчужными бусинами рассыпавшись по всему небосклону.
Вокруг по-прежнему царило полное безмолвие, вселявшее в душу путника щемящее чувство одиночества. На миг вязкий туман снова укутал дорогу, будто пытаясь спрятать ее от посторонних глаз. Но вот что-то непомерно-огромное, неотвратимое открылось взору мастера, и оно катастрофически нарастало. Вскоре зловещая громада, заслонившая часть неба, встала на его пути.
Мастер понял, что диковинное путешествие подошло к концу. Он осадил коня почти у самой стены. Жеребец протяжно заржал. Раздавшийся оглушающий треск и скрип согнал с зубчатой галереи стаю ворон, расположившихся на ночлег. Черной тучей они закружились над чужаками, потревоживших их покой. Ухо резануло мерзкое групповое карканье. Тем временем огромные ворота стали медленно расползаться в стороны.
Кровавое зарево света выплеснулось в образовавшийся проем и на миг ослепило путника. Конь беспокойно зафыркал, завертев головой, но двигаться далее явно не собирался. Спешившись, мастер, вошел в ворота. Пронизывающий холодный ветер хлестал в лицо и леденил душу. То, что предстало перед ним, попросту обескуражило. Невольно сделав шаг назад, он застыл. Тяжелый лязг сомкнувшихся за спиной ворот возвестил о том, что обратного пути нет.
Объять необъятное — именно так можно описать обитель, или точнее, замок властелина тьмы. Величественный многогранный исполин упирался верхней башней в небо, а тонкий посеребренный лунным светом шпиль практически рассекал надвое сверкающий диск луны. Бесчисленные башни и башенки, арки, террасы и балюстрады, тянувшиеся вширь и ввысь, соединялись лабиринтами бесконечных переходов. Нижняя часть замка пряталась в тени. Зато верхние этажи искрились ярким потоком света. Оттуда слышались глухой смех и звуки вальса. Грандиозная необъятная сводчатая арка, поддерживаемая колоннами — Голиафами, из черного, совершенно гладкого камня манила к себе нежданного гостя. По обе стороны арки, разбрасывая высоко вверх ледяные брызги, били фонтаны.
Огненно-красная ковровая дорожка, устилавшая широкую каменную лестницу, уходила плавно вверх и останавливалась на небольшой мраморной площадке, по центру которой располагалась массивная дверь. Трехметровые каменные статуи загадочных сфинксов бесстрастно взирали на чужака, посмевшего явиться сюда без приглашения.
Поднявшись по лестнице, мастер остановился на площадке, затем, набравшись храбрости, решительно толкнул окованную железом дверь. Та без усилий подалась, издав лишь пронзительный скрипучий звук. Больше немедля, мастер нырнул внутрь. Пылающие факелы, расположенные вдоль тянущейся вверх мраморной лестницы, шипя, разбрасывали огненные искры.
Где-то выше слышалась громкая музыка. Звучавший ранее мелодичный вальс сменила зажигательная мазурка, под такт которой весело отплясывали гости. Лестница, делая очередной плавный поворот, вздымалась снова вверх. Остановившись, мастер вытер со лба пот — теперь вместо леденящего холода он чувствовал внутренний жар. Переведя дух, он вновь устремился вперед. Музыка становилась все громче и отчетливей...
Наконец, препятствие в виде длинной змеевидной лестницы осталось позади, далее тянулся довольно широкий коридор, оканчивающийся открытой аркой. Белая полоса света, проникающая из грохочущего зала, привела чужака прямо в зал, где многочисленные гости отплясывали, не жалея ног.
В глаза бросились яркие огромные гобелены разных эпох, воспевающие Ад. Покрытые яствами столы просто ломились от множества диковинных блюд и напитков, издавая вокруг дурманящие ароматы. Мастер растерянно огляделся. При виде разношерстной веселящейся толпы, сотен горевших свечей его охватило оцепенение.
— Он прибыл, мессир, — прошептал карлик на ухо торжественно восседавшему на сверкающем золотом троне повелителю тьмы.
Средневековый изысканный темно-лиловый костюм сидел на Воланде просто великолепно, подчеркивая гордую осанку и превосходство. Азазелло в зеленом бархатном камзоле старинного покроя и широком в кружевах воротнике, как тень, нависшая за спиной Воланда, хлопнул в ладоши, и музыка тут же стихла.
Заголосили медные трубы, возвещая о прибытии запоздавшего гостя, при том не отмеченного ни в одном списке приглашенных. По залу пробежал неодобрительный шумок. Мужчины в черных смокингах и женщины в совершенно прозрачных бальных платьях поспешили освободить центр зала, пятясь к мраморным колоннам и тихо перешептываясь. Маргарита, краем уха уловив сказанное, беспокойно заерзала в кресле, стоящем рядом с троном. Шикарное платье цвета светлого сапфира зашелестело. Ее нежную шею украшало золотое колье с бриллиантами. В темно-каштановых волосах, изящно собранных на затылке, сверкала заколка с крупным алмазом. Прекрасное лицо Маргариты то бледнело, то краснело. Глаза, подернутые пеленой непрошеных слез, впились в освободившееся от танцоров пространство, стараясь разглядеть до боли знакомую фигуру мастера...
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |