Заключение

Отношение к наследию А. Пушкина, как средоточию духовного богатство и исторической памяти народа, видение образа Пушкина, как нравственно безупречной личности художника, не претерпевает существенных изменений в поздних произведениях М.А. Булгакова, по сравнению с ранними.

Но тема «наследие А.С. Пушкина и современность» постоянно развивается и углубляется М.А. Булгаковым. Так, если в «Записках на манжетах» и «Белой гвардии», герои должны сохранить книги Пушкина, пронести их через разрушительный хаос революции, то в более поздних произведениях, особенно в «Мастере и Маргарите», ставится вопрос о месте наследия Пушкина в этом новом мире, возникшем после хаоса. М.А. Булгаков доказывает, в частности, что наследие А.С. Пушкина нуждается в охране от государственной идеологии, с одной стороны, и обывателя — с другой.

Многое роднит с Пушкиным роман «Мастер и Маргарита».

Здесь воссоздана пушкинская «кинематографичность», быстрая смена картин — принцип, знакомый по «Евгению Онегину». Роман Мастера о Понтии Пилата оказывается принципиально незавершенным, «открытым в жизнь», как и пушкинский роман в стихах; авторы не судят героя человеческим судом. Линия «власть предержащего», переступившего через невинную кровь, отданного на суд собственной совести, заставляет вспомнить пушкинского «Бориса Годунова».

Тема нестяжательства и тема возмездия, оборачивающегося благодеянием, восходящие к творчеству Пушкина, объединительные для русских художников, восприняты в «Мастере и Маргарите».

«Мастер и Маргарита» — роман, во многом, основанный на пушкинских идейно-художественных традициях, написанный во славу этого наследия.

Булгаковский Пушкин в пьесе «Последние дни» после неравной борьбы с враждебным обществом, решается на побег в мир иной. Булгаковский Дантес не столько убийца, сколько проводник Пушкина в этот загробный мир. Независимая позиция в литературе, травля, побег в иной мир — точки сближения судеб булгаковского Пушкина и Мастера.

М.А. Булгаков на протяжении всего творчества соотносит свою судьбу с пушкинской. Из пушкинской судьбы Булгаков выявляет и развивает линию противостояния художника и тоталитарного общества, сложных отношений с тираном. Эта тема является определяющей не только для пьесы «Последние дни», но и для романа «Мольер», пьесы «Кабала святош». Эта теме актуальна для М.А. Булгакова — независимого художника, почти изгоя, усердно травимого «правильными» общественными деятелями, критиками, писателями и пребывавшего под зыбким покровительством Сталина.

В тяжелых условиях М.А. Булгаков сумел отстоять, сохранить ту внутреннюю свободу творчества, которую А.А. Блок называл тайной («Пушкин, тайную свободу пели мы вослед тебе...»).

Мы считаем тенденциозными исследования, в которых М.А. Булгаков с его неизменно патриотическими устремлениями, иронией, независимостью, характеризуется упрошенной формулой «внутренний эмигрант» (так определяет Булгакова и над предшественник А.П. Забровский в своей диссертации). Внутренними эмигрантами можно назвать некоторых булгаковских героев. Отчасти, Преображенского, Обольянинова из «Зойкиной квартиры», но не автора, которому явно претят эгоизм почтенного профессора и разрушенная воля графа-морфиниста.

В исследованиях о М.А. Булгакове часто сглаживается следующая проблема. М.А. Булгаков, оценивал наследие левого искусства, как начало разрушительное. И не без оснований. Ведь футуристы «сбрасывали Пушкина с парохода современности», левые призывали к свержению всей старой системы ценностей, ломке Дома... Наследию левых М.А. Булгаков неизменно противопоставляет созидающее классическое, прежде всего, пушкинское творчество.

Трое левых деятелей искусства: В.Б. Шкловский, В.В. Маяковский, В.Э. Мейерхольд — непримиримые идейные противники Булгакова, так или иначе явлены в булгаковских произведениях.

М.А. Булгаков одинаково твердо отвергает формалистское литературоведение В.Б. Шкловского (понимая этот метод как провокацию, преследующую одну цель — развенчание классики), режиссерские эксперименты В.Э. Мейерхольда (его постановки классических пьес считая кощунством), произведения В.В. Маяковского (видя в нем лишь нагромождение нелепостей).

Наибольшую неприязнь вызывала у М.А. Булгакова склонность к мимикрии, которую В.Б. Шкловский считал непреложным свойством каждого интеллигента. Сам В.Б. Шкловский, по его собственному поэтичному признанию: «умел течь, изменяясь, даже становиться льдом или паром». Позже М.А. Булгаков с отвращением наблюдал за серией вынужденных самообличительных выступлений В.Э. Мейерхольда.

Словчить и выгородить себя — вот что Булгаков не принимал в творце. Напротив, он настаивал: «Творец не живет без креста», истинного художника (Пушкина, Л.Н. Толстого, Некрасова) сравнивая с гонимым пророком, даже с Христом.

Противники М.А. Булгакова на владикавказском диспуте 1920 г., вдохновленные, в т. ч. стихами В.В. Маяковского, стремились устроить суд над «поэтом царской России».

Во время диспута о Пушкине М.А. Булгаков чувствует себя хранителем и продолжателем высоких принципов русской литературы, творчества А.С. Пушкина. Он защищает не просто книги, но идеи гуманизма и созидания, сквозные, определяющие в творчестве Пушкина и всей русской литературе. Идеалы добра и справедливости, запечатленные в сочинениях Пушкина, других русских художников, помогли ему выжить в Гражданской войне и подняться над лагерями противоборствующих сил. Он сочинил свой доклад с открытой душой, а вовсе не как упорствующий белогвардеец, уцепившийся за своего «дворянского» писателя.

Поэтому столкновение М.А. Булгакова и основного докладчика Г.А. Астахова (как нам удалось выяснить, человека незаурядного) не было битвой приверженца старого режима со строителем нового мира. М.А. Булгаков считал, что наследие Пушкина должно обрести основополагающее место в новой России. Астаховым, очевидно, двигала юношеская горячность.

В творческой жизни М.А. Булгакова, как и всякого художника, духовные взлеты чередовались с падениями.

Трудная, голодная жизнь во Владикавказе, непонимание новой «пролетарской» публики, постепенно приводят Булгакова к осознанию себя «побежденным», которого на «новой земле» ждет гибель.

Искусительный призрак эмиграции возникает перед Булгаковым. Но писать он может только на родине и лишь упадок сил, «разрушенная воля» (влиянием которой он позже объяснит свое навязчивое желание Обольянинова уехать за границу) заставляет его безуспешно искать возможность отъезда.

В начале 20-х, поселясь в Москве, он продолжает ощущать себя ненужным ныне осколком прежнего мира. Он полагает, что в эти годы новые варвары начинают «сводить счеты» с побежденными — станом хранителей отечественной культуры. «А Капитанскую Дочку сожгут в печи». Астахов предложил «выкинуть в печку» Пушкина. Теперь Булгаков мысленно приписывает победу: Астахову на диспуте и готов признать Пушкина «видением старого, но все-таки бесконечно милого, до слез очаровывающего режима» [II, 353].

В «Белой гвардии» с сожжением Капитанской Дочки кончится и жизнь Турбиных («им придется мучиться и умирать»). Когда Булгаков думает о гибели пушкинского наследия, о смерти русской литературы, он чувствует и собственную обреченность.

Постепенно жизнь налаживается, Булгаков начинает подтрунивать над собственными взглядами (как, например, в повести «Роковые яйца», цитата из которой о Пушкине, как символе царского режима, приведена нами). Показателен рассказ «Ханский огонь». Здесь усадьба — символ духовной жизни дореволюционного общества, сгорела из-за слепой злобы, непримиримости «победителя» и «побежденного». Автор проповедует понимание, встает на традиционную, пушкинскую позицию гуманизма.

В «Мастере и Маргарите» выражение типа: «свести счеты», «счета оплачены», отнесены к лексикону темных сил, дьявола. «Другое ведомства» включает в состав истины милосердие.

Иван Русаков («Белая гвардия») и Иван Бездомный наследуют черты пушкинского юродивого из «Бориса Годунова».

«Капитанская дочка» — любимейшие произведение М.А. Булгакова. В «Белой гвардии» он продолжает пушкинскую тему отстаивания чести, привязанности к Дому и Отечеству. В «Белой гвардии» и «Мастере и Маргарите» на месте Маши Мироновой — спасительницы, самоотверженной подруги, оказываются героини, по определению автора, «порочные» и «обольстительные» (хотя Маргарита мила читателю своей человечностью, милосердием). Юлия Рейсс и Маргарита, между которыми есть внутреннее и внешнее сходство, вполне определенная преемственность, как бы встают на пустующее в новой реальности место.

Судьба А.С. Пушкина, пушкинские идеи и образы (например, вьюга и противостоящий ей Дом; инфернальные силы, распоряжающиеся жизнью игрока), герои (Пиковая Дама, Германн, Капитанская Дочка, Евгений Онегин), привившись, преобразившись, вошли составной частью в булгаковские произведения.

Говоря о влиянии А.С. Пушкина на развитие русской литературы, нельзя обойти вниманием творчество М.А. Булгакова, достойного преемника писателей-классиков.