Эффективность научно-фантастического вымысла, выступающего в союзе с возможностями философских построений и сатиры, особенно ярко подтверждает роман К. Чапека «Война с саламандрами» (1936). В этом произведении писатель продолжил свои размышления над вопросами (поставленными им еще в драмах 20-х гг. «R.U.R.» и «Средство Макропулоса»), что же делает человека человеком и не являются ли некоторые процессы и тенденции в современном мире посягательством на саму гуманистическую субстанцию человеческого рода. С помощью научно-фантастического допущения автор создает образ псевдочеловека и картину человечества, лишенного человеческого содержания. Повествуется о реликтовых животных, оказавшихся способными к подражанию человеку, освоивших человеческую речь и создавших свою цивилизацию, скопированную с человеческой. Однако, будучи глухи к духовно-нравственным ценностям, саламандры повторяют деятельность людей лишь в меру ее утилитарности или отклонения от гуманистической нормы. Взору читателя предстает негатив человечества, человечество с обратным знаком, своего рода античеловечество, с которым и соотносятся в сатирическом ключе зловещие явления современного мира.
Сатира как бы преломляется в двух плоскостях: с одной стороны, человечество предстает гротескно отраженным в цивилизации саламандр, с другой — изображается хищное соперничество и противоборство в его собственной среде, мешающее человеческому роду противостоять нашествию саламандр. «Были бы только саламандры против людей — тогда еще, наверное, что-нибудь можно было бы сделать, но люди против людей — этого, брат, не остановишь» (2, 671).
Роман Чапека — ярко выраженное произведение жанрового синтеза, в который вовлечены многие жанрово-стилевые формы. Оригинально уже общее его построение, в основе которого лежит принцип скользящей жанровой шкалы. Произведение начинается в духе увлекательного приключенческого романа, от которого веет экзотикой дальних стран и романтикой путешествий, перерастает в интригующее научно-фантастическое повествование, трансформируется в социальную утопию, которая сразу же приобретает сатирическое звучание, превращаясь в антиутопию, и продолжается целым каскадом памфлетов на макроотношения в современном мире.
Одна из специфических особенностей романа — отсутствие в нем центральных, «сквозных» героев. Изображается процесс, к тому же всемирный процесс, для чего, с одной стороны, создается мозаика эпизодов, происходящих в разных странах с разными героями, с другой — используется форма обобщенного хроникально-эссеистского, «исторического» повествования. Из всего этого и складывается общая картина. Одновременно текст пестрит стилизациями разнообразных жанровых форм, либо определенным образом окрашивающих авторский слог, либо вставленных в текст в виде островков. Мы встретим здесь стилизации записей в судовом журнале, отчетов о научных экспедициях и биологических экспериментах, сенсационных газетных репортажей, интервью, киносценариев, торговых рекламных проспектов, анкеты общественного мнения, прокламаций, воззваний и лозунгов, философских трактатов, торжественных речей, сообщений о дипломатических переговорах, ультиматумов, пропагандистских статей, сводок с театра военных действий и т. д. Повествование словно скользит по этим формам, образуя нечто вроде «газетной эпики», как ее называл Чапек, и уподобляясь местами газете, состоящей из живых, конкретных свидетельств и сообщений разной степени обобщенности. «Война с саламандрами» до некоторой степени — «роман-газета». Помимо интригующего развития событий и общей сатирической атмосферы читателя увлекает искусство юмористических, гротескных, пародийных стилизаций, которыми в совершенстве владеет автор, умеющий превратить в артефакт и любой нехудожественный текст. Своего рода маленьким шедевром юмористической стилизации можно назвать, например, анкету общественного мнения на тему «Есть ли у саламандр душа». В одной-двух фразах Чапек схватывает особенности психологии, склада мышления, пристрастий, типичных для представителей разных стран, профессий, интересов, причем среди участников опроса оказываются не только вымышленные, но и реальные, известные читателю лица, его современники: «У них есть душа, как есть она у каждого создания, как есть она у всего живущего. Велико таинство жизни» — ответ Синдрабхарата Ната (Индия); «У них нет никакого Sex appeal! А значит, нет и души» — ответ американской кинозвезды Мэй Уэст; «Пусть саламандры, лишь бы не марксисты!» — немецкий ответ (Курт Губер); и парадокс Бернарда Шоу: «Души у них безусловно нет. В этом их сходство с человеком» (2, 571—572).
Часто стилизованные формы оказываются одновременно пародиями на тупое, обезличенное, дегуманизированное сознание, застывшее в мертвых штампах представлений, навязанных модой, рекламой, политической пропагандой, националистическим и милитаристским психозом.
В романе «Кракатит» пороки современного макробытия (рост конфликтности, милитаризации, ультрарадикализма, опасность создания сверхоружия) рассматривались скорее в общефилософском плане. Лишь некоторые намеки указывали на конкретных носителей зла. «Война с саламандрами» также проникнута горькой философской иронией по поводу несовершенства мира, раздираемого враждой. Но философское предостережение срослось в этом романе со стихией смеха, с острой и конкретно-адресной сатирой, обличающей реальные современные силы, противостоящие человеку и человечности. Для этого автор не только помещает вымышленные события в международную обстановку, предельно сближенную с обстановкой 30-х гг. (времени создания романа), не только строит модели политики разных государств и общественных сил по образцу их реальной современной практики, но и насыщает текст обильными реминисценциями из нее.
В формировании структуры романа большую роль сыграло органически свойственное Чапеку мастерство моделирования жизненных явлений (именно явлений, а не только событий). Еще в молодости питавший интерес к философским исследованиям и даже написавший несколько серьезных научных работ по философии (брошюра об американском прагматизме, книга о предмете эстетики как науки), Чапек и позднее сохранял склонность к типологии явлений, уяснению их состава, симптомов, сути, к созданию их логических моделей. Собственно говоря, и основной утопический процесс, изображенный в романе, смоделирован им по образцу процессов, характерных для буржуазно-рыночных отношений: обнаружение нового многообещающего источника доходов (в данном случае открытие реликтовых животных, отдаленно напоминающих человека, которых можно использовать в качестве рабочей силы и живого товара); бурное вложение капиталов в новую отрасль экономики и торговый бум (стремительное наращивание численности саламандр, рост международной торговли ими и расселение их по всему свету); совершенствование отрасли (обучение саламандр новым и новым профессиональным навыкам и их движение «по ступеням цивилизации»); повышенный интерес к использованию нового фактора в военных целях (обучение саламандр обращению с оружием и применение их в военном деле, пока они, переняв от людей агрессивность, не поднимаются сами против человеческого рода с требованием жизненного пространства). Постепенно роман наполняется гротесковыми аналогиями с бесчеловечной практикой эпохи дикого капитализма — захватом колоний, работорговлей и более поздними постыдными страницами человеческой истории.
Принцип аналогичного моделирования явлений широко используется и в разработке конкретных тем. Во многом автор опирался здесь на свой предшествующий опыт, когда те или иные наблюдения нередко облекались им в форму статей-эссе, в которых абстрагирующая мысль и систематизирующая логика обогащены иронией, юмором, живыми примерами, образными аналогиями т. д. Еще в 20-е гг. Чапек увлекался созданием моделей менталитета разных народов, зарисовкой специфических особенностей общественной жизни тех или иных государств. В этом отношении он даже в чем-то напоминает некоторых современных ученых, изучающих национальные модели мира или, по терминологии Г.Д. Гачева, национальный «космо-психо-логос». Так возник цикл эскизных набросков Чапека «Письма из будущего» (1930) с шаржированными характеристиками определенных примет политической жизни более десятка стран. К вершинным сочинениям Чапека-эссеиста относится его этюд «Об американизме» (1926). Не случайно Г.Д. Гачев, отметив «точность попадания мысли» чешского писателя, в полном объеме включил это эссе в очередной том своих «национальных образов мира», посвященный Америке1, где, кстати говоря, предложена и любопытная характеристика чешского варианта восприятия мира.
С точностью ученого и юмором художника Чапек буквально по пунктам («Первый лозунг...», «второй лозунг...») разбирает родовые черты американского образа жизни: культ «успеха» (преуспевания) как цели бытия, «темпа и скорости», идеал количества и размеров. Протестуя против представления о благотворности американизации Европы, он пишет, например: «Третий лозунг, который угрожает нам, это количество. Люди из Америки приносят нам удивительную и фантастическую веру, будто великое это то, что самое большое. Коли ставить отель, так Самый Высокий Отель в мире! Нашего восхищенного взора заслуживает якобы только то, что выделяется самыми большими размерами в своей области. <...> Америка нас коррумпирует своим преклонением перед размерами. Европа перестанет быть сама собой, если освоит фанатизм размеров. Ее мера не количество, а совершенство. Это прекрасная Венера, а не статуя Свободы»2. С каким блеском, кстати говоря, мысль переведена в образ!
В романе «Война с саламандрами» Чапек продолжает создание иронических моделей жизни и политики разных стран, царящих там нравов и т. д. Проиллюстрируем это примером, вновь касающимся Америки: «В американской печати время от времени появлялись сообщения о девушках, якобы изнасилованных саламандрами во время купания. Поэтому в Соединенных Штатах участились случаи, когда саламандр хватали и подвергали линчеванию, чаще всего путем сожжения на костре. Напрасно ученые протестовали против этого народного обычая, утверждая, что строение тела саламандр совершенно исключает подобные преступления с их стороны; многие девушки показали под присягой, что саламандры приставали к ним, и тем самым для каждого нормального американца вопрос был решен. <...> Тогда же возникло и "Движение против линчевания саламандр", во главе которого стал негритянский священник Роберт Дж. Вашингтон; к нему примкнуло свыше ста тысяч человек, впрочем, почти исключительно негров. Американская печать подняла крик, заявляя, что это движение преследует разрушительные политические цели; дело дошло до нападений на негритянские кварталы, причем было сожжено много негров, молившихся в своих церквях за братьев саламандр. Ожесточение против негров достигло своей высшей точки, когда от подожженной негритянской церкви в Гордонвилле (штат Луизиана) пожар распространился на весь город» (2, 258).
Рис. 1. Ось Берлин — Рим. «Как же мне, горемыке, вращаться вокруг этой оси?» Автор — Йозеф Чапек
Приведенные примеры не означают, что Америка занимает особое место в общей гротескной картине современного мира, нарисованной Чапеком. Можно было бы цитировать аналогичные характеристики жизни Великобритании, Франции и т. д. Но главный объект сарказма чешского писателя — гитлеровская Германия. Создав обобщающий образ античеловечества и все время сближая его со многими сторонами современной жизни и особенно хищнической политикой империалистических государств, Чапек явно выделяет в этом отношении третий рейх. Именно у Германии саламандры больше всего учились военному искусству и агрессивности, и именно Германия шла дальше всех в военном использовании саламандр. Отдельная глава романа посвящена пародийной стилизации наукообразной расовой теории, превозносившей германский этнический тип (глава так и называется «Der Nordmolch» — «Нордическая саламандра»): «<...> немецкий исследователь д-р Ганс Тюринг установил, что балтийская саламандра — очевидно, под влиянием среды — отличается некоторыми особыми физическими признаками: она якобы несколько светлее, ходит прямее и ее френологический индекс свидетельствует о том, что у нее более узкий и продолговатый череп, чем у других саламандр. (Чапек использует подлинную "научную" терминологию авторов пресловутой расовой теории, взятой на вооружение гитлеровцами. — С.Н.) <...> Только на немецкой почве могут саламандры вернуться к своему чистому наивысшему типу <...>. Германии необходимы поэтому новые обширные берега, необходимы открытые моря, чтобы повсюду в немецких водах могли размножаться новые поколения расово-чистых, первичных немецких саламандр. "Нам нужны новые жизненные пространства для наших саламандр", — писали германские газеты» (2, 625—627).
Понятие «германской среды» и нордического типа срастается с представлением о тупых и агрессивных животных, какими оказались саламандры. Образуется синонимическая пара: саламандры — германская военщина: «<...> Сейчас балтийская саламандра — лучший солдат на свете; психологически она обработана в совершенстве и видит в войне свое подлинное и высшее призвание; она двинется в бой с воодушевлением фанатика, холодной сообразительностью техника и убийственной дисциплиной истинно прусской саламандры» (4, 628). Описание настолько точно, что стоит заменить слово «саламандры» на «солдаты», и текст будет мало отличаться от подлинных сообщений военно-политических обозревателей времени подготовки гитлеровской Германии к войне. Практически автор «цитирует» реальную действительность. Перед нами сплав фантастики, философской антиутопии и остроактуальной сатиры. Зоологическая метафора материализована как действие фантастического романа и одновременно как политический памфлет.
Но наряду с откровенным обличением сил зла в «Войне с саламандрами» нередко используются и специфические возможности художественного воздействия, заключенные в поэтике завуалированных значений. Этот слой романа представляет особый интерес для сопоставления с антиутопиями Булгакова, где подобная форма является одним из главных структурообразующих принципов. Поэтому рассмотрим ее несколько подробнее. В массиве художественного вымысла в данном случае проступают не только те или иные жизненные явления, тенденции, человеческие типажи (как это бывает в любых, в том числе социально-фантастических произведениях), но и действительно имевшие место, достоверные события, факты, реальные деятели, причем читатель должен узнавать их, должен ощущать «вкус» угадывания. В данном случае это входит в «правила игры». Воспользуемся для пояснения таким примером. В фильме Григория Козинцева «Гамлет» несколько раз повторяются кадры, когда зритель видит на морских волнах тень от стен и башен королевского замка. Рассказывают, что снимались эти кадры в Крыму. Снимали тень замка, известного под названием Ласточкино гнездо (он стоит на выступе скалы, нависшей над морем). Режиссер, по рассказам, опасался, что зритель может узнать очертания известного замка, и это разрушило бы художественную иллюзию и обнажило прием. Так вот, Чапек, наоборот, стремился к тому, чтобы читатель в вымышленной действительности узнавал реальные прообразы, то и дело переносясь из воображаемого времени и пространства в подлинную реальную современность, которая тем самым прочно соединялась с гротесково-обличительным контекстом.
Когда в романе речь заходит, например, о том, что использование дрессированных морских саламандр для прибрежных работ открывает перспективу строительства «новых Атлантид», то описываются конкретные проекты. «Почти каждый день появлялись на свет гигантские проекты. Итальянские инженеры предлагали, с одной стороны, построить "Великую Италию", охватывающую почти все пространство Средиземного моря (между Триполи, Балеарскими и Додеканесскими островами), а с другой — создать на восток от Итальянского Сомали новый континент, так называемую Лемурию, которая со временем покрыла бы весь Индийский океан. Япония разработала и отчасти осуществила проект устройства нового большого острова на месте Марианских островов, а также собиралась соединить Каролинские и Маршальские острова, заранее наименованные "Новый Ниппон" (далее называются германские проекты. — С.Н.)» (2, 562—563). Читатель узнает в этих проектах карту алчных территориальных притязаний самых агрессивных в 30-е гг. государств. Нередки в романе намеки и на конкретных лиц.
Продолжается игра и с именами. Путем контаминации фамилий французских поэтов Стефана Малларме и Поля Валери создано имя вымышленного поэта Поля Маллори, выступающего с пышной и витиеватой речью на торжественном акте в Университетском центре города Ницца в честь ученой саламандры. Имена двух знаменитых киноактрис Глории Свенсон и Мэри Пикфорд соединены в претенциозном названии яхты «Глория Пикфорд», на которой путешествует группа американской молодежи, — в наименовании яхты без лишней скромности запечатлены честолюбивые мечты скудоумной «крошки Ли» «сделаться величайшей кинозвездой всех времен». Физиолог Петров, исследующий в романе рефлексы саламандр, — это, конечно же, И.П. Павлов (мысленным звеном-посредником служит восходящая еще к Евангелию близость имен Петра и Павла). Инициалы «Э.Э.К.», которыми подписан красочный очерк журналиста, рассказывающего об облаве на саламандр, позаимствованы у широко известного в те годы «неистового репортера» Эгона Эрвина Киша. И т. д.
Но с основной направленностью романа, естественно, связаны прежде всего крупные образы-символы, например образ Шефа Саламандра, предъявляющего человечеству ультиматум с требованием «жизненного пространства» для саламандр. Фантастическая фигура Шефа Саламандра предстает как персонификация неких разрушительных, смертоносных сил, в чем-то подобных, например, губительному могуществу Кощея Бессмертного из древних сказок. Его угрожающий голос врывается в эфир глубокой ночью на фоне зловещего шума морских волн или монотонно работающих машин. Образ вырастает из ассоциаций с враждебными человеку стихиями, морской пучиной, кромешной тьмой и одновременно воплощает обобщенное памфлетно-сатирическое представление о кровавых диктаторах всех типов и всевозможных претендентах на покорение мира. Вместе с тем многозначный символ совмещен здесь и со скрытой «персональной» аллюзией на Гитлера, о чем сигнализирует и собственное имя Шефа Саламандра, которого зовут Андреас Шульце. Важно не только немецкое звучание этого имени, но и перекличка звуков с именем и фамилией Адольфа Шикельгрубера, как иногда называли в те годы Гитлера. Напомним, что отец фюрера, австрийский сапожник Алоиз Шикльгрубер, уже в зрелом возрасте женился на дочери кельнера из Бухареста по фамилии Гитлер. Папенька невесты пообещал за ней большое приданое, но при условии, что зять примет фамилию жены: старому человеку, не имевшему других детей, хотелось, чтобы его фамилия не ушла из жизни вместе с ним (знай он, какого рода известность суждена была в дальнейшем его фамилии, вероятно, он ужаснулся бы собственной просьбе). Шикельгрубер переменил фамилию, хотя получить приданое ему так и не удалось: тесть скончался, не успев написать завещание. А вскоре затем умерла и его дочь. Овдовевший Шикельгрубер, носивший уже новую фамилию, женился вторично, теперь на служанке своей покойной жены Кларе Пельц, которая и стала матерью будущего фюрера. Прежняя фамилия отца Гитлера в 30-е гг. не составляла тайны для европейцев. В романе Чапека совпадают не только инициалы, но и частично последующие звуки в названных именах и фамилиях: АнДреас ШуЛЬцЕ — АДоЛЬф ШикеЛЬгрубЕр: А...Д...Ш...ЛБ...Е... Автор романа мог быть уверен, что по крайней мере часть читателей поймет его не столь уж сложный памфлетный намек, тем более что сделан он в контексте широких и откровенных аналогий между милитаризованной и агрессивной цивилизацией саламандр и миром германского фашизма. К тому же в романе упомянуто, что во время мировой войны Андреас Шульце «был где-то фельдфебелем» (Гитлер, как известно, в Первую мировую войну служил ефрейтором). Короче, сделана дополнительная подсказка3.
Приведем еще один пример. Развернутой аллюзией в «Войне с саламандрами» является глава «Вольф Мейнерт пишет свой труд», представляющая собой пародийную сатиру на немецкого философа Освальда Шпенглера (1880—1936). Последний утверждал, что жестокость, милитаризм и экспансия якобы закономерные явления для последней («закатной») стадии развития каждой цивилизации. В такую стадию, по мысли Шпенглера, в XX в. вступила и Западная Европа. Не вдаваясь в разбор и оценку концепции Шпенглера, связанной с весьма интересной в принципе постановкой вопроса о стадиальности развития цивилизаций и фиксирующей определенные черты кризисной эпохи в Европе, отметим, что Чапек увидел в ней оправдание бесчеловечности и саркастически высмеял ее в своем романе. («Война с саламандрами», кстати говоря, была написана еще при жизни Шпенглера.) На этот раз ключ к аллегории дан не в имени персонажа, а в названии книги Мейнерта. Главное философское сочинение Шпенглера (появившееся в 1918—1922 гг. и переизданное в Германии в начале 30-х гг.) — двухтомный труд «Закат Европы» («Untergang des Abendlandes»). В романе Чапека прусский философ пишет книгу «Закат человечества» («Untergang des Menschheit»), в которой предлагает смириться с деградацией человеческого рода и принять как должное приближение эпохи, когда животное начало восторжествует над человеческим. Мысль о волчьем эгоизме авторов подобных теорий запечатлена в романе в значащем имени философа: Вольф, от нем. der Wolf — волк, Мейнерт от нем. das Mein — мое.
Одна из особенностей построения романов Чапека «Фабрика Абсолюта» (1922) и «Война с саламандрами» состоит в том, что научно-фантастический сюжет в них перерастает в своеобразную социальную утопию и по мере развития социально-утопического процесса наполняется юмористическим и сатирическим содержанием. В этот процесс вставляются, как бы «пятнами», отдельные сатирические, пародийные и аллюзионные картины, в которых читатель узнает не только модели тех или иных явлений современной жизни, но и зачастую очертания известных ему реальных событий, действительно имевшие место факты, реальных политических и культурных деятелей. Возникает целая градация иносказаний — от прямых и прозрачных, до более сложных, требующих интеллектуальной проницательности читателя.
Примечания
1. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Америка в сравнении с Россией и славянством. М., 1997. С. 614—616.
2. Там же. С. 616.
3. Подробнее см.: Никольский С.В. Карел Чапек — фантаст и сатирик. М., 1973. С. 340—344.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |