Посвящается памяти отца Василия Сергеевича Никольского
Творчество Карела Чапека и Михаила Булгакова вызывает так много аналогий, что, пожалуй, еще больше исследователей и читателей может удивить разве лишь столь же яркое своеобразие этих писателей, драгоценная неповторимость каждого из них.
Они творили в одно время. Практически совпадают даты их жизни: Карел Чапек — 1890—1938, Михаил Булгаков — 1891—1940. Оба писателя принадлежат к одной эпохе, которую когда-то назвали эпохой войн и революций. В поле зрения обоих авторов находились одновременно жизнь человека и человечества, судьбы личности и судьбы родины. Индивид воспринимался ими в контексте макромира человеческих отношений, в потоке больших и тревожных процессов, которые с особой силой обозначились в нашем столетии как глобальные. Оба писателя терзались крайними, пограничными вопросами и загадками самого феномена человека и человеческого бытия. Едва ли не самым главным предметом тревог и философских исканий для обоих была грозно возраставшая конфликтность современного мира, то «страшное обесценивание человеческой жизни», о котором как о роковой мете времени Карел Чапек писал в 1920 г.: «Человек становится страшно важной вещью для литературы, становится тем, что нужно во что бы то ни стало защитить и спасти»1. Чешский исследователь Ф. Черный вообще отметил, что главную тему творчества Чапека можно было бы определить словами «человек в осаде»2. (Ситуация «человек в осаде» и в прямом смысле не раз встречается в его произведениях, а в драме «R.U.R.» и романе «Война с саламандрами» в осаде оказывается и все человечество.)
И чешский и русский писатели задумывались, не являемся ли мы современниками своего рода аномальной полосы в истории человеческого рода, отмеченной небывалой дегуманизацией жизни. В этой связи оба размышляли о самой сущности человека, о том, что же делает человека человеком, размышляли о «человекообразующих» константах и об отклонениях от человеческой «нормы» в общественной и международной практике. Именно в атмосфере подобных размышлений возник в их творчестве образ псевдочеловека, т. е. двойника человека, не обладающего, однако, его сущностью, — роботы и саламандры у Чапека, Шариков у Булгакова. С образом псевдочеловека (иногда — «редуцированного» человека) оба автора и соотносят определенные явления и события наших дней, достигая сильного обличительного эффекта. Этот образ становится своего рода индикатором утраты гуманистического начала в тех или иных формах человеческих отношений. Оба писателя были убежденными противниками радикализма и насилия, а также идей, доктрин и теорий, оправдывающих насилие и возлагающих на него надежды. В значительной степени против дегуманизации жизни направлены своей философской энергией ключевые романы и драмы чешского и русского писателей.
Существенными чертами сходства обладает и структура произведений братьев Чапеков и Булгакова. Особенно бросается в глаза слитное использование каждым из них структурообразующих возможностей различных жанров, зачастую, казалось бы, далеко отстоящих друг от друга. Да и набор вовлекаемых в синтез форм в значительной части совпадает. В их творчестве сошлись различные виды фантастики (включая научную фантастику, а у Булгакова и демонологию), философские построения, гротеск, ирония, сатира и юмор, детективный и приключенческий жанры, иносказания, стихия пародии и комической стилизации и многое другое.
По своей актуально-философской направленности основные произведения К. Чапека (некоторые из них написаны им в соавторстве с братом Йозефом*) и М. Булгакова принадлежат к классу антиутопий. Повышенный удельный вес произведений этого типа в литературе XX в. объясняется, видимо, особенностями самой эпохи, изобиловавшей замыслами насильственного преобразования бытия, причем не ощущалось недостатка и в попытках претворения этих замыслов в жизнь. Русский философ Николай Бердяев с иронией писал о нашем времени: «Утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос. Как избежать их окончательного осуществления <...>. И открывается, быть может, новое столетие мечтаний интеллигенции и культурного слоя о том, как избежать утопий, как вернуться к не утопическому обществу, к менее "совершенному" и более свободному обществу». Английский писатель Олдос Хаксли поставил эти слова эпиграфом к своей антиутопии «О дивный новый мир»3.
Элемент утопического мышления — наверное, не только неизбежное, но и необходимое слагаемое человеческого сознания. Это одна из сфер и форм пытливых поисков человеческого ума и человеческой мечты. Но иногда утопический элемент начинает как бы превышать свои функции и приобретает чрезмерную власть над умами и страстями людей. И Бердяев, вероятно, прав, полагая, что особые размеры это явление приобрело в наши дни. На наших глазах в разных концах земного шара то и дело возникают призраки зловещих утопий — националистических, социальных, конфессионально-фундаменталистских и т. д. При этом их глашатаи нередко покушаются на радикальную перекройку бытия чуть ли не в планетарных масштабах. Сродни опасным и опрометчивым утопическим иллюзиям и нередкая пренебрежительная недооценка негативных явлений, возникающих в виде побочных следствий научно-технического прогресса, недостаточная способность или нежелание (например, из корыстных интересов) предвидеть и предотвращать экологические и техногенные бедствия и катастрофы, иногда уже сопоставимые в наши дни с природными катаклизмами. Не случайно именно в XX в. возник термин «роман предостережения», а среди авторов произведений этого рода мы встречаем писателей с громкими именами: Г. Уэллс, К. Чапек, Е. Замятин, М. Булгаков, А. Платонов, О. Хаксли, Д. Оруэлл, С. Лем, Л. Леонов и многие другие4.
Характерна и другая примета времени: связь литературных антиутопий с актуальной современностью зачастую не ограничивается пределами философских соотнесений и аналогий. Авторы нередко идут дальше, совмещая условно-притчевые и фантастические жанровые формы с непосредственным и конкретным обличением реальных сил зла в современной жизни, соединяя эти структуры с иронической, смеховой, пародийной, сатирической, памфлетной стихией. Сохраняется изображение вымышленной, часто фантастической, действительности (что является эффективным средством заострения проблем и гиперболизации тех или иных явлений), но одновременно изыскиваются все новые и новые способы актуальных сближений этой действительности со знакомой читателю реальностью. Происходит сокращение «зазора» между ними. Воображение не только отрывается от жизненной эмпирии, пускаясь в отважный и далекий полет, но и возвращается к ней, снова вплотную с ней соприкасаясь. Смелая художественная абстракция начинает выступать в союзе чуть ли не с литературой факта.
Часто претерпевает изменения сам хронотоп. Действие, например, происходит не в удаленном и изолированном пространстве, как это чаще всего бывало некогда в утопиях и антиутопиях, не в будущем (или прошлом), а в реальном пространственно-временном контексте, оказывается непосредственно вписанным в современность («Война с саламандрами» К. Чапека, «Чевенгур» и другие произведения А. Платонова, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Пирамида» Л. Леонова и т. д.). Практикуются разные способы «зачерпывания» злободневной действительности — используются реминисценции из нее, связанные с конкретными процессами, событиями, фактами, создаются узнаваемые кальки с них. Иногда в роли участников вымышленных событий выступают известные личности или их «двойники». Прогностически-футурологический по своим истокам и многим показателям жанр срастается с повествованием о современности, с художественными формами конкретно-адресного обличения.
Все это находит яркое выражение в том числе и в творчестве Карела Чапека и Михаила Булгакова, что и послужило одним из побудительных мотивов к параллельному исследованию творчества чешского и русского писателей в предлагаемой читателю книге. При этом автор стремился выявить не только черты сходства, но и различия. Своеобразие обоих писателей (национальное и индивидуальное) представляет не меньший интерес, чем моменты совпадений и близости, и позволяет судить о богатстве тенденций в литературе и их вариативности. Автор книги считал также целесообразным включиться в исследование вопроса о возможности творческого контакта Булгакова с чешским писателем. Вопрос этот бегло затрагивался булгаковедами, но специально не анализировался.
Работа не претендует на целостное освещение философской фантастики Чапека и Булгакова. Рассматриваются лишь отдельные вопросы поэтики и художественной структуры5.
Несколько слов о построении книги. Первоначально автор намеревался последовательно идти по пути сравнительного анализа определенных элементов художественной системы обоих писателей, сопоставляя пункт за пунктом их особенности по соответствующему плану. Однако оказалось, что некоторые вопросы их творчества, особенно у Булгакова, требуют дополнительных разработок. В итоге сделана попытка в той или иной мере совместить обе задачи, что наложило отпечаток на организацию материала и характер изложения, которое концентрируется вокруг тех или иных конкретных проблем или отдельных произведений. В процессе работы автор опирался на свои ранее опубликованные исследования и выводы, иногда корректируя их.
Приношу благодарность моим коллегам по Институту славяноведения РАН, где выполнялась эта работа, московским исследователям Булгакова — Б.С. Мягкову, Е.А. Яблокову и другим, проявившим интерес к наблюдениям автора, а также чешским друзьям, на протяжении многих лет оказывавшим мне помощь своим вниманием, советами и поддержкой.
Примечания
*. Старший брат Карела Чапека Йозеф, художник и писатель, родился в 1887 г., умер в 1945 г. в гитлеровском концлагере.
1. Čapek K. Spisy. Praha, 1985. XVIII. S. 222, 224. Всюду дальше, кроме оговоренных случаев, цитация сочинений Чапека производится по этому изданию, и отсылки делаются в тексте — указывается том (латинскими цифрами) и страница (арабскими).
2. Černý F. Osaczony człowiek // Pamiętnik słowiański. Wrocław; Warszawa; Kraków, 1992. XL. S. 91—96. Позднее в книге: Černý F. Premiéry bratří Čapků. Praha, 2000. S. 86—88.
3. Хаксли О. О дивный новый мир // Антиутопии XX века. Фантастика 2. М., 1989. С. 131.
4. Из научной литературы последнего времени, посвященной проблемам утопий и антиутопий, отметим материалы круглого стола, проведенного в 1998 г. в Институте славяноведения РАН: Утопия и утопическое // Славяноведение. 1999. № 1. С. 22—48.
5. Творчество К. Чапека более широко освещается в книгах автора: Никольский С.В. Карел Чапек — фантаст и сатирик. М., 1973 (чешский перевод: Nikolskij S.V. Fantastika a satira v díle Karla Čapka. Praha, 1978); Никольский С.В. Карел Чапек (100 лет со дня рождения). М., 1990.
| К оглавлению | Следующая страница |