Введение

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891—1940) — один из самых известных и важных для русской литературы писателей XX века. Его на первый взгляд краткий 20-летний творческий путь отмечен созданием множества литературных произведений: четырех романов, четырнадцати пьес, многочисленных рассказы, повестей, фельетонов, очерков¹. Художественный мир М.А. Булгакова в настоящее время вызывает постоянно растущий интерес со стороны научного сообщества, как российского, так и зарубежного².

Повесть «Дьяволиада» была впервые опубликована в 1924 году в альманахе «Недра»³. Она сразу была замечена некоторыми критиками, среди которых значится и Е.А. Замятин, который, увидев в статье творческий потенциал писателя, положительно высказался по поводу его литературного будущего⁴. Не подлежит сомнению также важное место данной повести в творчестве Булгакова как характерной работы ранней сатирической прозы.

Литературоведы, наряду с критиками, также обратили внимание на художественные достоинства повести. По мнению Е.А. Яблокова, творчество Булгакова является художественным целым, обладающим устойчивыми структурными свойствами⁵. В этом краеугольном камне будущего романа «Мастер и Маргарита»⁶ уже достаточно явно прослеживаются индивидуальные черты стиля Булгакова. Сравнивая эти два произведения писателя, Т. Степановская отметила ряд тем и мотивов, такие, как «мотив одиночества и отчуждения, бега, смерти как способа спасания собственного достоинства», которые намечаются в повести «Дьяволиада», а позже философски развёртываются в романе «Мастер и Маргарита»⁷. По вышеперечисленным причинам исследователи не могли не обратить внимание на изучение первой повести писателя «Дьяволиада».

Анализу вопроса об особенностях поэтики сатирического в повести посвящены работы А.А. Гапоненкова, Н.П. Козлова, О.Л. Ликолаенко и Л.Б. Менглиновой, в которых показано булгаковское своеобразие в сатирическом изображении человека и мира⁸. О влиянии кинематографа на поэтику повести писали Н.З. Кольцова и О.А. Неклюдова, делая вывод, что при построении нарратива автор использует кинематографические техники. Они убедительно доказали, что в повести обнаруживаются элементы разных ранних кинематографических жанров, некоторые образы персонажей похожи на типажи немого кино⁹. Анализируя повесть с культурологических позиций, Т. Степановская рассматривает её как писательскую попытку предвидеть будущее России¹⁰. Наблюдения о влиянии гоголевской традиции содержатся в статьях Ли На, Т.С. Фроловой и J. Karaś¹¹.

В последние годы также появился ряд научных трудов, в которых предметом анализа становятся отдельные мотивы «Дьяволиады». Их авторы в основном делают акцент на отдельных функциональных мотивах, обходя вниманием цельную художественную структуру, в которую эти мотивы выстроены, и практикуя, тем самым, достаточно фрагментарный и неполный подход.

Христианские мотивы в повести проанализировала М.В. Александрова¹². Исследователь утверждает, что название повести создаёт апокалиптическую атмосферу, и доказывает, что, хотя образы главных героев, Короткова и Кальсонера, внешне противопоставлены друг другу, по природе они очень близки. При этом автор подчёркивает мотив нечистой силы, воплощённый в обликах главных персонажей, а также мотив запаха серы, который намекает на Ад.

Наличие инфернальных мотивов дома и города в повести было отмечено Е.В. Белогуровой, которая утверждает, что правила советского быта лишили понятие дома его первоначального значения как основания «надежного и прочного человеческого быта»¹³. По мнению исследователя, мотив подмен носит дьявольский характер. Перечисляя все вариации мотива подмен в повести, автор делает вывод о том, что целый город в произведении был захвачен сатаной и его свитой методом размещения своих учреждений и войск «в не предназначенных для них помещениях»¹⁴, а трагедия делопроизводителя является результатом этих бесконечных подмен города. Присутствие инфернального мотива «заколдованного места» в повести также отметила Ли На, которая определила его как традиционный для русской литературы¹⁵.

Важную роль телесности и телесных проявлений в повести отметила Л.П. Григорьева¹⁶. На взгляд исследователя, отсутствие в произведении границы меж реальным и ирреальным конституируется в «мотиве исчезновения — появления тела», а феномен промежутка определяет недоверие автора к телесному, что могут объяснить «гностические причины»¹⁷. Обозначая лейтмотив подмены тела, автор статьи справедливо замечает, что в систему телесных образов произведения входят также и зооморфные образы. Так, здесь обнаруживаются мотив птицы-змеи и мотив огненного змея¹⁸.

Фольклорно-мифологические мотивы произведения были исследованы О.С. Бердяевой¹⁹. Наблюдая за архетипическим мышлением субъекта, которое конструирует текст, и за более привычными литературными традициями в творчестве писателя, О.С. Бердяева отметила, что мистическое как важный творческий принцип Булгакова в данной повести прочно связан с фольклорным сюжетом и фольклорными персонажами. Исследователь делает вывод, что фольклорные цитаты, аллюзии и реминисценции играют принципиальную роль «в организации сюжета и композиции данной повести»²⁰. Однако при этом нельзя сказать, что в работе были в достаточной степени рассмотрены все фольклорные мотивы произведения.

В тексте можно обнаружить также и традиционные литературные мотивы, такие как мотив сновидения, безумия, двойничества. Ж. Жаккар при анализе зеркальной структуры повести отмечает, что данное произведение безусловно «представляет собой некие вариации на тему двойников», и главный герой Коротков является жертвой «раздвоения, толкающего его к безумию и делающего его фигурой трагической»²¹. Соглашаясь с ним в присутствии мотива двойничества, Л.П. Григорьева определяет феноменом двойственности пограничное состояние сознательного и бессознательного героя²². Стоит отметить, однако, что мотив двойничества не был в достаточной степени развёрнут в работах этих исследователей. Хотя мотив безумия рассматривается как важный и сквозной для творчества Булгакова²³, и мотиву сна в творчестве Булгакова также было посвящено много литературных трудов²⁴, реализация этих образов в рассматриваемом нами произведении никогда не анализировалась.

Итак, актуальность данной магистерской диссертации обусловлена тем, что в настоящее время в современной литературоведческой науке отмечается интенсивный рост интереса к анализу мотивов и мотивной структуры художественной литературы как к перспективному методу научного исследования. Анализ мотивной структуры раннего творчества Булгакова дает возможность рассмотреть мотивные элементы всего ряда произведений писателя в целом. Хотя отдельные мотивы повести и были проанализированы ранее, однако цельный системно-структурный анализ мотивов данного произведения так и не был проведён, что и обусловливает актуальность нашей работы.

Объектом исследования данной диссертации является мотивная структура повести «Дьяволиада».

В качестве предмета выступает ряд телесных, онейрических и прочих мотивов в повести.

Материалом для исследования служит повесть Булгакова «Дьяволиада». В качестве дополнительного материала выступают остальные произведения писателя.

Цель настоящей работы заключается в том, чтобы обнаружить, выделить и проанализировать доминирующие мотивы повести, определить их функции и отметить художественное воплощение, выявить принципы организации мотивной структуры, а также доказать, что в фундаменте цельной мотивной структуры повести лежит гностическая идея.

Достижение данной цели представляется возможным при решении следующих задач:

1. проследить и выделить ведущие мотивы и определить их идейное содержание, характеризуя их семантику и механизмы их сцепления друг с другом;

2. показать принципы, закономерности и специфические особенности мотивной организации текста;

3. дать сравнительный анализ мотивных элементов нашего текста с элементами других произведений писателя и определить интертекстуальный потенциал обнаруженных в тексте мотивов.

В основу теоретической базы работы положены следующие научные труды, посвященные изучению общей поэтики Булгакова: М.О. Чудаковой, В.В. Химич²⁵, В.М. Акимова²⁶, Б.М. Гаспарова²⁷, Е.А. Яблокова²⁸ и др., а также литературоведческие труды по вопросу воплощению гностических учений в произведениях Булгакова: Г. Кругового²⁹, В.О. Кубышкиной³⁰, В. Григоряна³¹ и др.

Для решения поставленных задач в качестве рабочего нами принимается метод мотивного анализа.

Методологической базой данного диссертационного исследования послужили литературоведческие изыскания по истории и теории мотива таких выдающихся ученых, как: А.Н. Веселовский, А.Л. Бем, В.Я. Пропп, Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, М.М. Бахтин, А.П. Скафтымов, Г.В. Краснов, В.И. Тюпа, Б.М. Гаспаров, И.В. Силантьев и др.

Мотив широко принимается в современном литературоведении как одна из самых важных категорий исследования художественной литературы. По мнению Е.А. Богдановой, основы мотивного анализа дают исследователям возможность рассмотреть творчество отдельного писателя как «систему, обладающую художественной целостностью»³². Зато, как справедливо отметила Е.В. Шабалдина, в сегодняшней научно-исследовательской практике понятие «мотив» страдает отсутствием четкого теоретического определения³³. В литературных словарях определение понятия «мотив» дается путём перечисления различных интерпретации литературоведов³⁴.

Настоящая диссертация не ориентируется на решение этой проблемы. Историей изучения и развития понятия мотива успешно занимался И.В. Силантьев³⁵. Делая обзор различных трактовок термина, ученый выделил несколько значимых интерпретаций: семантическая (А.Н. Веселовский, А.Л. Бем, О.М. Фрейденберг), морфологическая (В.Я. Пропп, Б.И. Ярхо), дихотомическая (А.И. Белецкий, А.Л. Бем, В.Я. Пропп), структурно-семантическая (Е.М. Мелетинский, С.Ю. Неклюдов, Е.С. Новик, Д.М. Сегал, Б.Н. Путилов), тематическая (Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, А.П. Скафтымов), интертекстуальная (Б.М. Гаспаров, А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов), прагматическая или коммуникативная (Ю.В. Шатин, В.И. Тюпа и др.)³⁶.

В нашей работе внимание будет обращено на основные значения понятия «мотив» и его более спорные элементы в связи с понятием персонажа, действия, сюжета, темы и лейтмотива.

Следует отметить, что теорию мотива как литературоведческой категории впервые предложил А.Н. Веселовский. Исследователь со стороны семантического подхода акцентирует неразложимость мотива, определяя критерием его неразложимости «образный одночленный схематизм»³⁷, то есть, по словам Е.А. Богдановой, «семантическая и эстетическая целостность мотива»³⁸. Другим основным его качеством была признана повторяемость. Сторонники семантической интерпретации А.Л. Бем и О.М. Фрейденберг следовали за А.Н. Веселовским и развили его теорию. О.М. Фрейденберг отметила, что вся морфология персонажа является морфологией сюжетных мотивов³⁹. Таким образом она доказала, что персонаж семантически связывается с мотивом. А.Л. Бем исследовал взаимосвязь сюжета и мотива и сделал вывод, что мотив может изменяться, усложняться, связываться с другими, и в конце концов развивает сюжетную линию⁴⁰. Таким образом, семантическая интерпретация подчеркивает неразложимость и повторяемость мотива, и сближает его с понятием персонажа и сюжета.

Не соглашаясь с идеей А.В. Веселовского о неразложимости мотива, В.Я. Пропп, сторонник морфологического подхода, утверждал, что мотив «не одночленен и не неразложим»⁴¹. По его мнению, в качестве критерия выделения мотива выступает «логическое отношение»⁴², и он распадается на «компоненты логико-грамматической структуры высказывания — на набор субъектов, объектов и предикатов, выраженных в тех или иных фабульных вариациях», поэтому мотив как чисто морфологическая единица видится В.Я. Проппу несостоятельным⁴³. Отказавшись от понятия «мотив», он ввел термин функции действующего лица. Но по мнению И.В. Силантьева, «функция действующего лица» фактически является обобщенным названием мотива⁴⁴. Как заметил Е.М. Мелетинский, многие функции, которые выделил В.Я. Пропп, являются «типичными мотивами»⁴⁵. Таким образом, мы можем заключить, что замена термина «мотив» термином В.Я. Проппа не слишком оправдана.

Сближая понятие структуры мотива и понятие структуры суждения, сам термин «мотив» Е.М. Мелетинский употребляет в значении одноактного микросюжета, основой которого является действие⁴⁶. М.М. Бахтин в своей работе заметил, что в структуре мотива важны не только персонаж и его действие, но также и хронотоп⁴⁷. Таким образом, мотив, согласно их мнению, является элементом сюжета.

Сторонниками тематического подхода являются Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский и А.П. Скафтымов⁴⁸. По Б.В. Томашевскому, мотив понимается через категорию темы, а тема, в свою очередь, — это то, что объединяет материал произведения. Темой обладает не только целое произведение, но и каждая часть текста, так, произведение представляется возможным разложить на тематические части вплоть до самой мелкой. Мотив при этом рассматривается как эта мельчайшая, «элементарная неразложимая тематическая единица произведения»⁴⁹. Исследователь подчеркивает, что «каждое предложение, в сущности, обладает своим мотивом»⁵⁰. Что касается отношений между мотивом, сюжетом и фабулой, Б.В. Томашевский определил фабулу как мотив в его «причинно-временной связи», а сюжет — совокупность мотивов, которая расположена в такой последовательности, как в тексте⁵¹. Однако Б.Н. Путилов отметил, что большинство литературоведов придерживаются мнения А.Н. Веселовского о том, что мотив — это простейшая «семантически целостная повествовательная единица», которая обусловливает развитие сюжета⁵². Итак, по мнению сторонников тематического подхода, мотив является элементарной единицей темы и главной составляющей фабулы и сюжета.

Учитывая фундаментальные значения понятия «мотив», мы следуем за ученым Б.М. Гаспаровым, исповедующим интертекстуальный подход мотивного анализа: он предельно широко трактует мотив как практически любой смысловой повтор: «любое смысловое «пятно» — событие, черта характер, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово и т. д.», единственное, что определяет мотив, — это его репродукция в тексте⁵³. При определении мотива он учитывает его следующие существенные признаки: 1) функционально-семантическая повторяемость мотива, что, как отметила Е.А. Богданова, принимается большинством литературоведов как важнейшая отличительная черта лейтмотива и мотива⁵⁴; 2) устойчивость мотива в фольклорной и литературной традиции; 3) вариативность, то есть, наличие семантического инварианта мотива и его вариантов⁵⁵.

Научная новизна работы состоит в том, что в работе впервые предпринимается попытка цельного системно-структурного анализа мотивного комплекса повести «Дьяволиада» Булгакова.

Теоретическая значимость данной работы заключается в возможности использования результатов исследования в дальнейшем изучении творчества Михаила Булгакова в целом.

Структура работы. Наша диссертационная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной и цитируемой литературы.

Во введении определяется актуальность работы, цель, задачи, объект и предмет исследования, его научная новизна и теоретическая и практическая значимость, описываются материалы, теоретическая и методологическая база, а также делается обзор научных трудов, посвященных анализу повести Михаила Булгакова «Дьяволиада» в разных аспектах, в том числе и в сфере мотивного анализа.

Первая глава посвящена анализу телесных мотивов в повести «Дьяволиада». Особо выделяются телесные мотивы, связанные с гностическими учениями. В этой главе доказывается, что использование телесных мотивов выражает авторское недоверие к телесности.

Во второй главе изложен анализ ряда мотивов — онейрических мотивов, мотивов безумия и двойничества в повести, которые поддерживают наше мнение о том, что гностические идеи оказывают большое влияние на творчество писателем повести «Дьяволиада».

В заключении работы представлены выводы, полученные в ходе исследования.

Основные положения диссертации были представлены в виде доклада на международной научной конференции «XX Открытая конференция студентов-филологов в СПбГУ» и отражены в публикации: Онирические мотивы в повести М.А. Булгакова «Дьяволиада» // Приоритетные научные направления: от теории к практике: сборник материалов XXXVIII Международной научно-практической конференции / Под общ. ред. С.С. Чернова. Новосибирск: Издательство ЦРНС, 2017. С. 187—190.

Примечания

1. О творческой биографии писателя см., например: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988; Яновская Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова. М.: Советский писатель, 1983.

2. О Булгакове писали такие зарубежные исследователи как: Лесли Милн, Эндрю Беррат, Джули Куртис (Великобритания); Эллеандеа Проффер, Эдит Хайбер (США); Коллин А. Райт (Канада); Питер Дойль (Новая Зеландия); Ральф Шредер, Волькер Левин (Германия); Э. Баццарелли, Р. Джулиани (Италия); М. Йованович (Югославия); Анжей Дравич (Польша); Калпаты Спхни (Индия), Л. Халлер (Венгрия) и ми. др.

3. «Дьяволиада» была написана в 1923 году.

4. Замятин Е.А. О сегодняшнем и современном // Русский современник. 1924. № 2. С. 264.

5. См: Яблоков Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. М.: Языки славянской культуры, 2001.

6. Жаккар Ж. О зеркальной структуре повести «Дьяволиада» Михаила Булгакова // Жаккар Ж. Литература как таковая. От Набокова к Пушкину: Избранные работы о русской словесности. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 325.

7. Степановская Т. «Грядущие перспективы» и «Дьяволиада» Михаила Булгакова как попытка определить будущее России // Культурология. 2004. № 2 (29). С. 64.

8. См.: Гапоненков А.А. Поэтика сатирического в «Дьяволиаде» М.А. Булгакова // Филологические этюды. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1998. С. 98—101; Козлов Н.П. Гротеск в сатирической трилогии М. Булгакова «Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце» // Содержательность форм в художественной литературе: Проблемы поэтики: Сб. ст. Самара: СГУ, 1991. С. 116—136; Ликолаенко О.Л. Языком сатиры о проблемах человека и общества (М. Булгаков, «Дьяволиада») // Язык и культура: Третья международная конференция. Доклады. Ч. 50. Киев, 1994. С. 256—260; Менглинова Л.Б. Принцип сатирического обобщения в повести М. Булгакова «Дьяволиада» // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. 7. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985. С. 127—141.

9. Кольцова Н.З., Неклюдова О.А.К вопросу о кинематографической технике в творчестве М. Булгакова: От «Дьяволиады» к «Мастеру и Маргарите» // Вестник Бурятского государственного университета. Улан-Удэ: Бурятский государственный университет, 2015. С. 155—161.

10. Степановская Т. «Грядущие перспективы» и «Дьяволиада» Михаила Булгакова как попытка определить будущее России. С. 62—64.

11. Ли На. Развитие гоголевский традиции в повести «Дьяволиада» М.А. Булгакова // Вестник РУДН. Серия Литературоведение, журналистика. 2014. № 3. С. 20—26; Фролова Т.С. Повести М.А. Булгакова («Дьяволиада», «Роковые яйца») и гоголевская литературная традиция // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. 3. Томск, 1982. С. 28—40; Karaś J. Фантастическое в творчестве М. Булгакова и Н. Гоголя («Петербургские повести», «Дьяволиада», «Мастер и Маргарита») // Studia Rossica Posnaniensia. T. 23. Poznan, 1993. С. 53—60.

12. Александрова М.В. Христианские мотивы в фантастической повести М.А. Булгакова «Дьяволиада» // Проблемы исторической проблемы. 2008. № 8. С. 533—537.

13. Белогурова Е.В. Инфернальные мотивы дома и города в повести М. Булгакова «Дьяволиада» // Сборник научных статей международной школы-семинары «Ломоносовские чтения на Алтае». Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 2013. С. 347.

14. Там же. С. 349.

15. Ли На. Развитие гоголевский традиции в повести «Дьяволиада» М.А. Булгакова. С. 20—26.

16. Григорьева Л.П. Наблюдения над образом тела в повести М.А. Булгакова «Дьяволиада» // Проблемы изучения русской литературы первой половины XX века. Вып. 30. СПб., 2009. С. 25—31.

17. Там же. С. 30.

18. Там же. С. 29.

19. Бердяева О.С. Дьявольский мир в повести «Дьяволиада» (К вопросу о фольклорных традициях в творчестве М.А. Булгакова) // Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб.: Наука, 2004. С. 81—87.

20. Там же. С. 87.

21. Жаккар Ж. О зеркальной структуре повести «Дьяволиада» Михаила Булгакова. С. 325.

22. Григорьева Л.П. Наблюдения над образом тела в повести М.А. Булгакова «Дьяволиада». С. 25.

23. См.: Шабалдина Е.В. Безумие как сквозной мотив в творчестве М.А. Булгакова (генезис, варианты реализации) // Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева. 2013. № 1 (23). С. 175; Сорокина Л.М. Мотив безумия в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. 2010. № 1 С.73—77.

24. См.: Федунина О.В. Система снов в романе М.А. Булгакова «Белая гвардия»: сквозные мотивы // Челябинский гуманитарий. 2011. № 2 (15). С. 42—45; Федунина О.В. Форма сна и художественная память в романе XX века («Белая гвардия» М.А. Булгакова) // Новый филологический вестник. 2005. № 1 С.90—97; Иванова Е.С. Сон как способ символической репрезентации действительности (на материале повестей Н.В. Гоголя «Нос», «Невский проспект», «Портрет», «Майская ночь, или Утопленница», «Страшная месть» и романов М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», пьесы «Бег», фельетона «Похождения Чичикова») // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2015. № 4-2 (46). С. 86—90; Иванова Е.С. Сон как характеристика героя в аспекте отношения к действительности (на материале произведений Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова) // Universum: филология и искусствоведение. 2014. № 2 (4). С. 1; Иванова Е.С. Традиции Н.В. Гоголя в творчестве М.А. Булгакова: сон о двух крысах // Вестник Майкопского государственного технологического университета. 2015. № 1. С. 62—65.

25. См.: Химич В.В. «Странный реализм» М. Булгакова. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1995; В мире Михаила Булгакова. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2003.

26. См.: Акимов В.М. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады. М.: Народное образование, 1995.

27. См.: Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М.: Наука, 1994.

28. См.: Яблоков Е.А. Мотивы прозы Михаила Булгакова. М.: РГГУ, 1997; Текст и подтекст в рассказах М. Булгакова («Записки юного врача»). Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002.

29. Круговой Г. Гностический роман Михаила Булгакова // Новый журнал. 1979. № 134 (Март). С. 47—81.

30. Кубышкина В.О. Тайное знание масонов как элемент гностической традиции в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Вестник ТГПУ 2016. № 7 (172). С. 162—167.

31. Григорян В. Искусство и православие. М. Булгаков [Электронный ресурс] URL: http://www.mrezha.ru/vera/18/36.htm (дата обращения: 06.10.2016).

32. Богданова Е. А. Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой: дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2015. С. 13.

33. Шабалдина Е.В. Безумие как сквозной мотив в творчестве М.А. Булгакова (генезис, варианты реализации). С. 175.

34. См.: Целкова Л.Н. Мотив // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 594; Силантьев И.В. Мотив // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. С. 130.

35. См., например: Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянской культуры, 2004.

36. Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. Новосибирск: ИДМИ, 1999.

37. Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. С. 300—307.

38. Богданова Е.А. Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой. С. 14.

39. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. С. 221—222.

40. Бем А.Л. К уяснению историко-литературных понятий // Известия Отделения русского языка и литературы Академии наук. 1918. Т. 23. Кн. 1. СПб., 1919. С. 227.

41. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. С. 22.

42. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 25.

43. Там же. С. 26.

44. Там же. С. 27.

45. Мелетинский Е.М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема создания семиотического указателя мотивов и сюжетов // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 635. Тарту, 1983. С. 121.

46. Там же. С. 117.

47. См.: Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Художественная литература, 1986. С. 130—145.

48. Последователями тематической интерпретации в современном литературоведении являются Г.В. Краснов и В.Е. Ветловская. См.: Краснов Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения: К постановке вопроса // Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1980. С. 69; Ветловская В.Е. Анализ эпического произведения. Проблемы поэтики. М.: Наука, 2002.

49. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1931. С. 137.

50. Там же.

51. Там же.

52. Путилов Б.Н. Веселовский и проблемы фольклорного мотива // Наследие Александра Веселовского: Исследования и материалы. СПб., 1992. С. 74—86.

53. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века. М.: Наука, 1994. С. 30—31.

54. Богданова Е. А. Мотивный комплекс прозы Татьяны Толстой. С. 17. Об повторяемости как важнейшим признаком мотив подробно см.: Роднянская И.В. Лейтмотив // Краткая литературная энциклопедия. М. Сов. энцикл., 1967. Т. 4. С. 101—102; Богатырев П.Г. Функции лейтмотивов в русской былине // Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971. С. 432—449; Краснов Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения: К постановке вопроса. С. 69—81; Целкова Л.Н. Мотив. С. 202—209; Тамарченко Н.Д. Мотив // Тамарченко Н.Д., Стрельцова Л.Е. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. М.: Аспект Пресс, 1994. С. 229—231.

55. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века.