Гомункул

При прощании с Иваном Мастер говорит загадочную фразу: «Я уже больше не буду писать о нем. Я буду занят другим».

Чем другим? Возможно, слова Воланда проясняют это: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» (В редакции 1937—1938 гг. эта фраза звучит как утверждение: «Днем вы будете сидеть над своими ретортами и колбами, и, быть может, вам удастся создать гомункула».)

Тема создания искусственного человека, с давних пор и до наших дней существующая в европейской литературе (старинные легенды о Големе, «Франкенштейн» Мэри Шелли, «Фауст» Гёте, «Остров доктора Моро» Уэллса и др.), присутствует и в «Собачьем сердце» Булгакова. В большинстве случаев такой чудовищный эксперимент над природой оборачивался трагедией и для создателя, и для его творения (относительно благополучный финал «Собачьего сердца» — редкое исключение).

Тема гомункула связана с темой рождения нового человека, о котором неоднократно говорится в романе. «Ориентация на абсолютно "новое" бытие в основе своей была "алхимической". Чудовищная колба для эксперимента оказалась равновеликой целой стране, а происходящие в ней процессы распространились на весь мир. "Алхимический" процесс дал результат — создание homo soveticus'а, которое в постреволюционные годы шло под прессингом жестоких идеологических установок, диктующих эскиз нового человека» (Белобровцева, Кульюс. Роман... Комментарий. С. 112).

Возможно, Мастеру, но уже в ином мире, удалось бы создать гармоничного человека будущего, противостоящего обезличенной, погрязшей в суетных заботах московской толпе. «Краткость и трагизм жизни гомункулуса у Гёте привносят в понимание этого образа ту трактовку, которая проявилась и у Булгакова. Акцент с абстрактной сущности и нежизнеспособности искусственного создания переносится на особенности самой его природы как порождения человеческой воли, ума и фантазии — как плода творчества» (Там же. С. 446).

Иллюстрация к «Фаусту» с картины Лицен-Майера