Бездомный

Иван Николаевич Понырев, пишущий «чудовищные» стихи под псевдонимом Бездомный (в ранних редакциях: Антоша Безродный, Иванушка Попов, Иванушка Безродный, были и другие имена), типичен для эпохи, как и его псевдоним, образованный по популярному идеологическому шаблону: Максим Горький (Алексей Пешков), Демьян Бедный (Ефим Придворов), Михаил Голодный (Эпштейн), Иван Приблудный (Яков Овчаренко) и т. п. По мнению исследователей, в образе поэта Бездомного отражены черты многих поэтов того времени: Демьяна Бедного и «пролетарского поэта» Безыменского (см. работы Б.М. Гаспарова), Старцева, Приблудного, Есенина (они названы в «Жизнеописании Михаила Булгакова» М. Чудаковой). Б. Мягков в «Булгаковской Москве» склоняется к версии Приблудного, ближайшего друга Есенина.

Однако духовная эволюция этого персонажа столь непохожа на судьбы указанных «прототипов», а сами «прототипы» настолько отличаются друг от друга, что сопоставление с ними образа Бездомного в целом представляется малопродуктивным, несмотря на очевидное совпадение тех или иных деталей.

В ранних редакциях романа, когда еще не было Мастера в числе персонажей, в клинике Стравинского Ивану является таинственный незнакомец, назвавшийся Фаландом, и рассказывает ему всю историю Понтия Пилата.

Б. Соколов полагает, что «предсказание Воланда, что Иван Бездомный окажется в сумасшедшем доме, восходит к роману английского писателя Чарлза Мэтьюрина (1782—1824) "Мельмот Скиталец" (1820). Там один из героев, некий Стентон, встречается с Мельмотом, продавшим душу дьяволу. Мельмот предсказывает, что их следующая встреча произойдет в стенах сумасшедшего дома ровно в двенадцать часов дня» (Соколов. Энциклопедия булгаковская. С. 216). Однако, поскольку в других отношениях между Стентоном и Иваном нет ничего общего и у нас нет никаких свидетельств того, что Булгаков читал роман Мэтьюрина, издававшийся в России к тому времени всего дважды — в 1833 и 1894 годах, предположение Соколова представляется малоубедительным.

Более интересна цитата (ее приводит Б. Мягков в «Булгаковской Москве») из книги профессора Е.К. Краснушкина (хорошего знакомого Булгакова и вероятного прототипа профессора Стравинского) «Судебно-психиатрические очерки» (глава «Шизофрения»): «Литератор, поэт, 23 года, летом 1924 года у себя в комнате однажды увидел черта, который назвал себя по фамилии, вел с ним беседу; черт уговаривал его бежать по улице с топором... Больной взял топор и побежал по Тверской, был остановлен и арестован. В камере в тюрьме ему явился черт... Себя он считает Савонаролой, в нем три лица, потому что ему являлся черт; у него в космическом масштабе анархия, победа духа над плотью, прийти к небытию, чтобы не было однообразия и пошлости, суеты сует — это трагедия века, надо находить формулу, истину, необходим новый Магомет-Христос... Сам он пережил уже все, он уже в прошлом, он уже был рожден римским императором...

Больной этот ведет себя манерно, закатывая глаза, поднося руку к голове, как бы отдавая честь... здесь происходит расщепление психических процессов. По этой характерной для описываемой болезни черте она носит название шизофрения: "шизо" означает расщепление, "френос" — душа, ум».

Возможно, именно это описание дало толчок к созданию образа и связанной с ним сюжетной линии.

В то же время образ Бездомного и его эволюция, как отметила М. Чудакова, является развитием образа поэта Ивана Русакова из «Белой гвардии», только духовный путь Бездомного сложнее и причины его эволюции более значительные, чем страх Русакова перед срамной болезнью.

Скамейка на Патриарших прудах

Иван — бесшабашный молодой человек, невежественный («девственный», по выражению Мастера, даже оперы Гуно не слышал) и недалекий. Само имя с его фольклорными коннотациями отсылает нас к сказочному образу Иванушки-дурачка (и в то же время к Иоанну Крестителю — таков многослойный ассоциативный ряд в этом романе). Эта ассоциация напрямую поддержана текстом романа, когда в клинике Стравинского начавший уже преображаться Иван разговаривает сам с собой:

«Подремав немного, Иван новый ехидно спросил старого Ивана:

— Так кто же я такой выхожу в этом случае?

— Дурак! — отчетливо сказал где-то бас, не принадлежавший ни одному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас консультанта.

Иван, почему-то не обидевшись на слово "дурак", но даже приятно изумившись ему, усмехнулся и в полусне затих».

В начале романа этот сочинитель антирелигиозных стихов готов «засветить по морде» собрату по перу или года на три отправить в Соловки «инакомыслящего» профессора Канта, однако под влиянием трагических обстоятельств он обнаруживает ту самую «добрую волю», которая и составляет важнейшую черту личности, и преображается, отбросив свой литературный псевдоним, в профессора истории Ивана Николаевича Понырева.

К концу романа Мастер называет Ивана своим учеником. Иван даже обретает в какой-то мере провидческий дар Мастера. Его слова: «Я это знал, я догадался. <...> Я ведь через стену все чувствую. <...> Я так и знал! Я уверяю вас, <...> что сейчас в городе еще скончался один человек. Я даже знаю кто — это женщина» — рифмуются со словами Мастера: «Я угадал! О как я все угадал!»

В этой трудной и мучительной эволюции в какой-то мере отражена сложная духовная эволюция самого автора: от атеиста — студента медицинского факультета до глубоко верующего писателя-ясновидца.

Любопытно, что в 1923 г. в газете «Гудок», где работал Булгаков, была опубликована литературная обработка одного из писем, подписанная «Иван Бездомный». Н. Кузякина предполагает, что эта заметка принадлежит Булгакову (Кузякина. Михаил Булгаков и Демьян Бедный. С. 394). Однако Е. Яблоков выдвигает другую версию: «В газете "Гудок", где работал Булгаков, был рабкор из Пензы, который вначале подписывал свои корреспонденции "Иван Безродный", затем — "Иван Бездомный": оба этих имени использованы в ранних редакциях булгаковского романа» (Яблоков. Комментарии. С. 572). Им же отмечено, что имя Иван Бездомный встречается в романе Н. Никандрова «Путь к женщине», первая часть которого была опубликована в 1927 году в журнале «Нева». Упомянутые в романе имена посетителей ресторана, где происходит действие романа, близки стилевой манере Булгакова: «Иван Бездомный, Иван Бездольный и Иван Безродный; Иван Буревой и Иван Грозовой; Анна Новая, Анюта Светлая и Аннета Сознательная; Нюра Разутая и Нюша Задумчивая; Антон Нелюдимый и Антон Тихий, Антон Сладкий и Антон Кислый; Антон Печальный, Антон Нешамавший и Антон Неевший».

См. также статьи «Погоня», «Параллели в московских и ершалаимских главах» и «Эволюция персонажей».