Эпилог

Эпилог был завершен 14 мая 1939 г. В ранних редакциях его не было. Первоначально, в 1935 г., он был лишь намечен и имел название, позднее снятое, — «Жертвы луны». В критике высказывалось предположение, так как рукописи Эпилога не осталось, что он был написан Еленой Сергеевной. М. Чудакова не поддерживает это предположение и считает, что смертельно больной Булгаков мог не писать, а диктовать текст своей жене.

Время действия в Эпилоге отстоит от основного действия примерно на семь — десять лет.

Во всех печатных изданиях последняя, 32-я глава романа, предшествующая Эпилогу, завершается словами:

«Так говорила Маргарита, идя с Мастером по направлению к вечному их дому, и Мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память Мастера, беспокойная, исколотая иголками память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу Мастера, как он только что отпустил созданного им героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат».

Данте и Беатриче. Иллюстрация Сандро Боттичелли к «Божественной комедии»

Этого абзаца не должно было остаться в окончательном тексте: Булгаков снял его, перечеркнув, в последней прижизненной редакции. Его восстановила при публикации Елена Сергеевна, потому что он ей очень нравился.

По предположению И. Белобровцевой и С. Кульюс, смертельно больной Булгаков «трагически примерял к себе близкое будущее, представленное в разных редакциях романа. Апокалипсис личный и Апокалипсис мировой тесно переплетены». Поэтому он и убрал абзац, где говорится, что память Мастера стала потухать. «Это свидетельствует, как существенны были для писателя страх смерти личности, стремление сохранить мир своей индивидуальности, ее память».

Однако можно предположить и другое. Написав Эпилог, Булгаков закончил его обещанными читателю словами о прокураторе: «Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто: ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат». Образ исколотой иголками памяти Булгаков отдал теперь Ивану, снял повтор и довел рефрен про пятого прокуратора до пятикратного, а не шестикратного, как получилось в публикуемом тексте, повторения (см. о числе «5» статью «Символика чисел»).

Эпилог вносит некоторые коррективы и в потусторонние судьбы Мастера и Маргариты: мы видим их не в состоянии покоя в их «вечном доме» (как это было бы в финальном абзаце главы 32, снятом Булгаковым), а в движении, восходящими к луне, подобно Данте и его возлюбленной Беатриче.