Пересказ сна Никанора Ивановича (то есть почти вся глава, кроме первых страниц, на которых говорится о том, как попал Никанор Иванович в клинику Стравинского) был исключен цензурой из журнальной публикации. Этот сон представляет собою как бы вставную новеллу о методах работы советской тайной полиции (ВЧК, ОГПУ (НКВД) и, как видно из действий цензора, сохранял (а может быть, и до сих пор сохраняет) свою актуальность.
В ранних редакциях глава называлась «Замок чудес» и, вероятно, была значительно более резкой в своей сатире. Писатель дважды уничтожал ее: сначала после ареста Н. Эрдмана и В. Масса в октябре 1933 г., затем, видимо, после ареста О. Мандельштама.
Любопытно сравнить ее с книгой писателя-антифашиста Лиона Фейхтвангера «Москва 1937». Книга эта была в библиотеке Булгакова, и известно негативное его отношение к ней. Однако идея и первые варианты этой главы (1933 г.) возникли, как уже было сказано, задолго до появления книги Фейхтвангера, что, впрочем, не исключает ее влияния на дальнейшую работу над текстом.
Вот как описывает «открытые» политические процессы Фейхтвангер: «Не было <...> ничего, что походило бы на скамью подсудимых: барьер, отделявший подсудимых, напоминал, скорее, обрамление ложи. Сами обвиняемые представляли собой холеных хорошо одетых мужчин с медленными непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это больше походило на дискуссию <...>, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду».
Булгаков как бы доводит до абсурда фейхтвангеровскую версию справедливости и гуманности сталинского правосудия. Место действия сна — «театральный зал, где под золоченым потолком сияли хрустальные люстры, а на стенах кенкеты», — напоминает Колонный и Октябрьский залы Дома Союзов в Москве, в которых обычно происходили инсценировки «открытых» сталинских процессов. Любопытно, что похожее пространство, тоже сочетающее театр и тюремный застенок, описано в «Господине де Мольере»: «Внутри Бурбона находился довольно большой театральный зал с галереями по бокам и дорическими колоннами, между которыми помещались ложи. Потолок в зале был расписан лилиями, над сценою горели крестообразные люстры, а на стенах зала металлические бра. <...> Театральная жизнь в Бурбоне прервалась тогда, когда началась Фронда, потому что в Бурбонский зал сажали арестованных государственных преступников, обвиняемых в оскорблении величества».
Друг Булгакова Н.Н. Лямин
В Колонном зале с 13 апреля 1933 г., например, проходил процесс инженеров английской фирмы «Виккерс» (возможно, отправной точкой для Булгакова послужил именно этот процесс, так как первый вариант булгаковской главы, согласно дневниковым записям Елены Сергеевны, появился в сентябре того же года), а в Октябрьском — процесс Зиновьева, Каменева и 14-ти их «сообщников», открывшийся 19 августа 1936 г., и процесс Пятакова, Радека и других, описанный в книжке «Москва 1937».
Булгаков изображает всю юридическую процедуру — судебное следствие, допросы обвиняемых, их «чистосердечные признания», показания свидетелей, выступление прокурора, приговоры — как фарсовое театральное действо. («Вы извели всех за полтора месяца своим тупым упрямством», — говорит «артист» валютчику Дунчилю. Эти слова напоминают процесс Карла Радека, признававшегося на суде в не совершенных им преступлениях и утверждавшего, что с ним обращались очень хорошо во время следствия, тогда как он измучил следователя своим упорным непризнанием.)
Нелепому сочетанию роскошной обстановки с тем, что сидят небритые арестанты в этом зале прямо на полу и кормят их «баландой», что они послушно выполняют команды какого-то «артиста», который над ними куражится, соответствует нелепость официальных объяснений поведения обвиняемых на знаменитых «открытых процессах», начиная с так называемого «Шахтинского дела» (1928 г.).
Л. Паршин полагает, что сон написан по рассказам близкого друга Булгакова Н. Лямина, на собственном опыте узнавшего нравы «одного из московских учреждений».
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |